– Лена! – окликаю я подругу.
Они с Джонни поворачиваются ко мне одновременно, а вместе с ними – еще несколько гостей. Лена улыбается своей щербатой улыбкой, приподнимается на носках и протягивает ко мне руки, чтобы обнять.
– Я так рада, что ты смогла приехать!
Я обнимаю и Джонни тоже.
– Поздравляю! – говорю я им обоим. – А я так рада за вас. Спасибо, что пригласили.
После того как месяц назад Джонни сделал Лене предложение, я уже с ними общалась, так что понятия не имею, что еще сказать. Неужели повторять то, что уже писала им в WhatsApp и в комментариях к постам в соцсетях?
Вместо лишних слов я беру Лену за руку.
– Ну-ка, дай заценить! – повторяю я фразу, которую когда-то слышала в кино.
Она хихикает, шевелит пальцами на левой руке и так и этак, демонстрируя, как играет на свету бриллиант обручального кольца. Это и правда очень красивое кольцо – Джонни хорошо знает ее вкус. Лена присылала нам фото, но они совершенно не передавали всего великолепия, и в жизни камень искрится очень ярко.
Джонни удаляется, чтобы поприветствовать своих друзей, а Лена принимается рассказывать мне все о кольце и о путешествии в День святого Валентина, многословно описывая, как ее удивило предложение, и снова крепко меня обнимает:
– Боже, как хорошо, что ты здесь, Софи! Надеюсь, тебе не пришлось вставать спозаранку, чтобы успеть на поезд?
– Да я бы всю ночь ехала, лишь бы успеть вовремя, – отшучиваюсь я.
Хотя, если честно, так оно и есть. С каких пор встреча с друзьями стала такой проблемой, что все приходится планировать загодя? Если мы хотим собраться небольшой компанией, честное слово, наше расписание приходится согласовывать заранее, месяцев за пять. Я скучаю по спонтанным совместным прогулкам по магазинам в наши университетские времена или по летним денечкам, когда можно было сказать: «Эй, я уже еду к тебе! Затусим?» Я так и сказала Лене.
– Надо чаще устраивать вечеринки по случаю помолвки. Отличный повод встретиться! – засмеялась она.
Я смеюсь вместе с ней над ее шуткой, я улыбаюсь, но по коже у меня пробегают мурашки, а на сердце ложится тяжесть. Не сразу до меня доходит, что здесь не так: это панический страх, что друзья вряд ли соизволят встретиться со мной без «отличного повода» вроде помолвки, а таковых в ближайшее время не предвидится.
Естественно, я не говорю это вслух: сегодня праздник Лены, и я не собираюсь быть той самой подружкой, которой грустно среди общего веселья и которая пытается испортить настроение остальным лишь потому, что у нее нет парня.
Кажется, Лена чувствует, что со мной что-то не так, и быстро меняет тему. Она мягко берет меня за руку и со смущенным видом наклоняется поближе.
– Я видела, как мама загнала тебя в угол. Я очень прошу ее не доставать разговорами всех, кто входит в дом, но… – Она закатывает глаза. – Ей не понравился твой наряд, да?
Я чувствую, что слова Лены меня задели.
Но я знаю, что моя лучшая подруга говорит это не со зла, – ей все равно, даже если я заявлюсь в нелепой старой пижаме: ведь я здесь, чтобы разделить с ней радость. Я беру Лену за руку и стискиваю ее пальцы своими.
– Тебе не о чем волноваться, честно. Она просто встречает гостей. Ты ведь не будешь делать ей замечание?
– Хм…
Она сжимает губы и, нахмурившись, смотрит на меня полным сомнения взглядом, но потом снова смеется и вся светится. На самом деле светится: она и без своего кольца вся такая веселая и сияющая. Она похожа на человека, который так явно счастлив, так сильно влюблен, так доволен тем, как складывается жизнь, что это видно невооруженным глазом.
Я тоже так хочу.
Во мне вспыхивает крохотный, но такой знакомый огонек зависти, как всякий раз, когда кто-нибудь пишет о повышении по службе или постит умопомрачительные, залитые солнцем фотографии из отпуска, пока я просиживаю штаны в офисе.
Мне отчаянно нужно то, что есть у тебя, думаю я. Я тоже хочу почувствовать, как это – получать все, что хочется.
Как же унизительно быть одинокой. Смотреть, как мои друзья устраивают свою жизнь, празднуют помолвки, берут ипотеку, задумываются о детях или о том, чтобы завести питомца со своей второй половинкой… Я за них рада, правда, но каждый раз, когда они делятся со мной хорошими новостями, чувствую себя все более и более чужой. Словно меня больше нет в их жизни, обо мне забыли, я уже не так много для них значу.
Мне так одиноко. Теперь я понимаю, почему все хотят отношений.
Как бы мне хотелось, чтобы у меня было то, что есть у них. Как бы мне хотелось завести парня – и, поверьте, его у меня нет не потому, что я плохо стараюсь. Я просто хочу, чтобы люди не глядели на меня с такой жалостью, когда спрашивают, как прошло мое очередное свидание, нашла я себе парня или нет…
Как будто я сама себя недостаточно жалею.
Джонни болтает с пожилыми членами своей семьи в другом конце комнаты, а Лена смотрит на него. Я тоже так хочу, думаю я. Хочу испытывать те же чувства, хочу, чтобы кто-то разделил их со мной. И неважно, что сейчас он занят и на время позабыл о Лене, – ведь он все равно принадлежит ей и она понимает, что он окажется рядом, как только ей понадобится, а их жизни настолько переплелись, что теперь они знают друг друга так же хорошо, как самих себя.
Ненавижу завидовать друзьям. И не хочу.
– Я так рада за тебя, – говорю я искренне.
Мы легонько чокаемся: у меня бокал с «Мимозой», у нее с шампанским.
– Спасибо, но…
Но? Есть какое-то «но»! Слава богу. Кажется, не всегда у соседа в саду трава зеленее и…
– Но не могла бы ты не называть меня «Лена»? Просто, понимаешь, семья у Джонни… чтит традиции, и им не очень нравятся уменьшительные имена.
Подавившись от удивления, я чуть не обдала ее «Мимозой».
Я успеваю зажать рот рукой, судорожно пытаясь проглотить остатки коктейля, но меня сотрясает такой сильный кашель, что несколько капель вытекают изо рта прямо на подбородок, и Лене приходится хлопать меня по спине, – а гости уже глазеют на устроенную мной сцену.
Отлично, Софи. Настоящий образец сдержанности и уважения к приличиям.
Лене удается раздобыть несколько салфеток (таких роскошных, что сначала мне кажется, будто они тканевые, но нет, они одноразовые, просто из плотной бумаги), и теперь она промокает мне подбородок и шею, как ребенку. Почему-то я чувствую себя еще более неловко, чем когда я помогала ей принимать ванну после операции: Джонни в то время на неделю уехал в командировку, а ее родители были на отдыхе. Щеки горят, а десятки гостей сверлят меня взглядом.
– Я тебя не закапала?
Лена даже не смотрит на свое красивое белое платье, длинное такое, с коротким рукавом, и только отмахивается. Она подзывает официанта, кидает на поднос салфетки и передает мне стакан воды.
– Все нормально. Ты в порядке?
– Да, да, прости, просто ты… Ты вообще серьезно?
– Ты про что?
– Не называть тебя «Лена»? Потому что семье Джонни не нравятся уменьшительные имена?
Она удивленно моргает, будто потеряв от изумления дар речи.
– Семья Джонни, – повторяю я.
– Да.
– Джонни?
Она фыркает, и ее лицо выражает нечто среднее между смущением и досадой. Впрочем, я не уверена, к кому относится эта гамма чувств – к моей персоне или к будущим родственникам Лены.
– Ну, ты же знаешь. Они такие… пафосные.
Знаю-знаю. Богатство семьи Джонни копилось поколениями. Джонни учился в университете, и ему не нужно было следить за балансом на кредитке, потому что у его родителей была недвижимость. «Недвижимость» во множественном числе. Даже отели на ривьерах и те во множественном числе. Ходили слухи, что одна из тетушек Джонни знакома с принцем Уильямом и герцогиней Кейт. А еще у Джонни есть фамильный герб с латинским девизом.
Однако меня смущало другое.
– Это долбаное Джонни – тоже уменьшительное имя.
Она замерла.
– А… ну да.
Она же не всерьез, правда? Неужели эта мысль ни разу не приходила ей в голову?
Очевидно, не приходила – и, значит, мне не стоило этого говорить.
Но, раз уж я в ударе, могу добавить, что в ссылке на их список подарков прописано «HandJ» – так на сайтах для взрослых маркируют видео с онанизмом.
– «Лена» звучит, по-моему, слишком современно. – Ее тон становится колючим и оборонительным. – И на работе меня называют «Хелена». Далеко не все зовут меня «Лена».
– А, ладно. Ладно, понимаю. – Вот дерьмо. Где мои Сtrl+Z, чтобы вернуться в прошлое и все исправить? – Да, я поняла тебя, Хелена. Я запомню.
Хелена улыбается мне, но как-то натянуто, и становится ясно, что пора сворачивать разговор, пока я ненароком не оскорбила ее и жениха еще больше. Я снова ее обнимаю и снова поздравляю, потому что так, наверное, принято завершать разговор с невестой на вечеринке по случаю помолвки, – а она извиняется за то, что ей надо пойти и поговорить с кузенами, и меня все вполне устраивает.
А я не смогу уйти так же быстро.
Глава 2
Может быть, достопочтенная леди Хелена и вышла невредимой из инцидента с «Мимозой», а я, как это стало понятно в дамской комнате, – нет. Топ весь в пятнах апельсинового сока, а руки и шея липкие. Рукав, которым я прикрывала рот, когда подавилась, тоже весь мокрый.
Стоя над раковиной, я застирываю рукав с мылом, а затем просушиваю его под сушилкой. Хороший предлог ненадолго ото всех спрятаться.
В этом-то и проблема с моими друзьями: они достигают поставленных целей и проходят через все этапы, которые у нас считаются ступеньками к успеху. А я все время боюсь сказать что-нибудь не то или с ужасом думаю, что кто-то из моих друзей обзаведется ребенком, потому что в моем окружении ни у кого нет детей, – в общем, я ничего не знаю про так называемое комильфо. Я понятия не имею, сколько пить – или, может, не пить вовсе? – на чужих свадьбах, не знаю, общаться ли со всеми гостями или лучше держаться горстки знакомых. Если кто-то купил дом, надо ли дарить ему кружки и свечи на новоселье или нет, поскольку остальные тоже наверняка подарят то же самое, – и вообще, может ли быть слишком много подаренных кружек и свечей? Должна ли я напрашиваться в гости, чтобы посмотреть новый дом, или это будет невежливо? Может, еще невежливее не напрашиваться, поскольку хозяева подумают, что тебе абсолютно все равно и ты ужасный друг?