— И чем твой прайд занимался?
— Отец военный, подводник. Мама — врач, в больнице работает.
После этих слов ее накрыло. Девушка совсем забыла по какой причине тут появилась — для родителей она умерла. Умерла в двадцать один год. И не от долгой и продолжительной болезни, а сидя за компьютером, уткнувшись лицом в клавиатуру, с мышкой в правой руке и зажатой банкой «Отвертки» в левой.
«Позорище–то какое, хосподя.»
Слезы брызнули из глаз бурным потоком. Ягуар подошел и уткнулся в ее плечо своей лобастой мордой.
— Ну будет тебе, не плачь. Все тут окажутся… Не конкретно тут, конечно, но на Древе места много, всем хватит, — тихо прошептал он ей в ухо, — Хотя… ты ведь неизменная. Зацикленный мир, мдя… Ладно, пошли лучше поближе к магазинам с одеждой, а то в таком виде тебе появляться нельзя. Нигде.
Немного успокоившись, Чума пошла рвать высокую разлапистую траву, похожую на папоротник, чтобы сделать себе хоть какое–то подобие одежды.
— Тогда я так и буду тебя звать… Чума, — догнал ее голос котолака, — А меня зови Фриком.
«Это он че, издевается или взаправду? Фрик…»
Чума уставилась на котолака и ее начал пробирать нервный смешок. Вот тут–то она в первый раз и увидела, как кошаки хмурятся. Зрелище хмурого кота ее почему–то не испугало, а развеселило еще больше, напомнив старый интернетовский мем.
— Что–то не так? — привстав и нервно облизнувшись, спросил котяра.
— Не, не, все так, прости… это наверно нервное, еще не отошла просто.
— Тогда ладно. А то я уж подумал, что тебе что–то нашептали про меня.
— Откуда? — совершенно искренне удивилась Чума, — Я кроме тебя здесь и не видела еще никого.
— И то верно, — успокоился кот и шлепнулся обратно на задницу.
Перед прогулкой она все же уединилась, и наконец их небольшая компания выдвинулась. Ну как выдвинулась… Фрик шел впереди, а Чума медленно плелась следом.
Плюнув с досады в высокую траву, она задумалась о несправедливости жизни. Писаки в ее мире почему–то никогда не упоминали в романах о попаданцах, что при «воскрешении» вся посталкогольная дрянь из героя никуда не исчезает. Чуму начало мучить похмелье. Не жуткое, но и не слабое. «Отвертка» вообще коварная вещь, а она за игрой выпила аж три банки по ноль–пять.
— Совсем худо? — спросил кошак, заметив ее состояние.
Молча кивнув, Чума остановилась, и повернула голову к котолаку в ожидании чуда.
И чудо свершилось.
— Держи, — Фрик достал прямо из воздуха непрозрачную коричневую бутыль и хохотнул, — Страшилище похмельное.
Девушка пригладила волосы пятерней и с укоризной уставилась на Фрика. Который полностью проигнорировал ее негодующий взгляд и улыбнулся в ответ.
— А это что? — Чума с усилием вытащила пробку и с опаской понюхала содержимое. Пахнуло чем–то смутно знакомым.
— Пыво, лучший здешний похмелятор.
Она осторожно отхлебнула немного из бутылки…
«Обыкновенное пиво. Хотя че я вру — необыкновенное. Я такое не пила никогда. Так вот ты какое — настоящее пиво!»
— Я так понимаю, что ты все же от пьянства померла, — Фрик с интересом наблюдал за быстро меняющимся выражением лица девушки.
— Эй, а с чего это такие выводы? Довольно обидны твои слова, — напустив в голос сарказма, ответила она Фрику, когда в несколько глотков осушила бутыль до донышка. Еще и демонстративно ее потрясла, ловя ртом последние капли.
— Глядя на твои навыки в питье без посуды, выводы напрашиваются сами. Сушняк, руки трясутся, бутылку пыва убрала в пару глотков… опять же, умерла молодой. И самое главное, тебе абсолютно по́хрену, что ты голая рассекаешь в мужском обществе… Видимо ты там синячила без меры, а стыд и совесть у тебя атрофировались напрочь, — подытожил котолак и протянул ей вторую бутылку.
Чума открыла было рот, чтобы сказать что–нибудь язвительное в ответ, но также быстро его и захлопнула. Скорее всего котолак был прав — употребление «Отверток», «Вертолетов» и «Ягуаров» бесследно для организма не проходит. А она в последнее время, их потребляла регулярно, причем совершенно не задумываясь о последствиях.
По пути Фрик постоянно обнюхивал кусты вдоль тропинки, а на открытых пространствах и вовсе принимался нарезать широкие круги. На вопрос девушки, зачем он занимается пробежками, котолак с нервным видом ответил:
— Если меня увидят в твоей компании, то моей репутации придет полный пиздец. Прости за резкость, но по–другому просто не скажешь.
— С чего бы это? — удивилась Чума, — Я что, изгой?
— Хуже. Ты голая баба. А голая баба не может просто так быть голой. Она или в этот момент моется, или занимается сексом. Третьего не дано. Только вот никаких водоемов поблизости не наблюдается. Даже луж нету. Поэтому если нас кто–нибудь заметит, то и выводы сделает соответствующие. Котолак идет рядом с голой девочкой и ничего при этом не делает. Да погоняло «Импотент»… или того хуже «Педрила», ко мне приклеится на пару–тройку сотен лет как пить дать. А слухи на Фелисе разносятся очень быстро.
— Так перекинься во вторую сущность, — сдуру ляпнула Чума.
Фрик резко остановился, повернул голову назад и посмотрел на нее взглядом родителя, поймавшего свое чадо за мастурбацией.
— Ты хоть подумала, прежде чем такое сказать? — с явной надеждой на отрицательный ответ, спросил он.
И Чума, прочувствовав момент, его не подвела.
— Неа… как–то само вырвалось. Прости, не подумала.
— И часто ты вот так «не думаешь?»
— Бывает иногда.
Фрик сел. Кончик его хвоста заметался из стороны в сторону. Помолчав немного, словно успокаиваясь, он ехидно спросил:
— То есть ты предположила, что мне, перекинувшись в человека, будет проще смотреть на твои выпуклости?
— А… эммм… ну я же уже сказала, что не подумала, — запинаясь ответила Чума, потому что в этот момент в ее голове свербила очень важная мысль — она пыталась представить внешность Фрика в человеческом облике.
Вроде бы котолак говорил, что умер от старости, а сейчас ведет себя как девственник. Решив выяснить этот вопрос позже, Чума решила начать издалека.
— Фрик, а расскажи мне о Древе и Фелисе.
И оборотень начал рассказ. И хотя из его слов Чума узнала об этом мире и его обитателях немного, но главную суть все же уловила.
Фелис был обычным техномагическим миром. Немного магии, немного науки и немного техники. По меркам Древа это был довольно заурядный средний мир, если бы у него не была одна особенность. Как и во всех остальных мирах, сюда попадали существа со всех закоулков Древа. Эдакая ротация сущностей в пределах одного отдельно взятого Древа… впрочем оно одно и было. Только вот никаких порталов, о которых бредят все кому не лень, никогда не существовало… от слова совсем. Все это было плодами больной фантазии писателей, скудных на голову идеями, и наркоманов, постоянно путающих их с окнами в высотках.
Оказалось, что для перемещения между мирами надо просто умереть. Но не абы как и где, а чтобы за тобой пришла смерть, соответствующая твоему пункту назначения. Иначе попадешь куда–нибудь на периферию кроны, где до сих пор трилобиты–переростки бегают с дубинами за двоякодышащими рыбами. Ну, или наоборот.
Постоянное население Фелиса было невелико. Всего около десяти миллионов особей с ежегодным притоком эдак тысяч в сто. Но и этот маленький прирост населения устаканивался местечковыми разборками и дуэлями. Сколько приходило на Фелис чужаков и рождалось местными, примерно столько же и умирало–погибало–исчезало с концами.
Особенность этого мира заключалась в его исключительности. Изначально Фелис был пустым миром, аборигены на нем отсутствовали как вид. Но тут «кто–то наверху» решил сделать из него эдакую посмертную зону для неожиданно почивших «оборотней–котов». Типа спокойная гавань для старых, больных или убогих котолаков, где они получали новое тело средних лет с сохранением воспоминаний и опыта. Попадали сюда и молодые маги, смерть не щадит никого. Эти наоборот — становились физиологически чуть старше. Эдакая усредниловка. Продолжительность жизни на Фелисе ограничивалась только насильственной смертью, сам организм больше не старел. Но и после такой смерти сюда можно было вернуться снова.
И все бы ничего, но как говорится «хотели как лучше, а получилось как всегда». Прознав откуда–то о способе сюда попасть, на Фелис хлынула волна переселенцев со всего Древа. Мир достиг нынешнего равновесия в демографии всего за пару–тройку столетий. Бывшие работяги, ученые, наемники и маги основали подобия профсоюзов–гильдий и история понеслась по накатанной колее. Правда эпохи пара, а так же дизеля и других углеводородов тут отродясь не было, Фелис сразу шагнул во времена «вечных батареек».
Войны на Древе велись очень редко, причин для них осталось ничтожно мало. Да и смысл убивать друг друга, если смерть всего лишь дорога в другой мир, из которого спокойно можно вернуться обратно? Поэтому огнестрел не особо пользовался спросом в мирах. Намного дешевле и действеннее были иглометы с зачарованным боезапасом и различного типа нейтрализаторы на магической основе. Они не убивали, а значит противник не мог сбежать в другой мир. Но и ими пользовались в основном маги низких уровней — те, у которых была кишка тонка сладить с более сильным противником своим магическим мастерством. Стрелковые навыки на Древе пришли в упадок.
Гораздо внимательнее Чума прослушала часть рассказа о самих оборотнях. Как оказалось, они были очень ограничены в видах. На Древе не было очень крупных или мелких оборотней. Масса первой ипостаси имела верхние и нижние границы, что накладывало свой след на эволюцию. Это было обусловлено тем, что вторая ипостась была всегда человеческая. Не могло быть оборотня–слона или человека–муравья. Впрочем, оборотни всегда имели первой формой только млекопитающих, причем, далеко не всех видов. У истинной ипостаси должны быть в наличии пальцы или их близкое подобие. И на самом деле оборотни вовсе не воплощались в полную копию своего вида. Да, они имели внешний вид своего прототипа, но все же физиология их существенно отличалась. Так что Фрик, по сути, только имел вид ягуара и некоторые его способности, а на самом деле был полузверь–получеловек. Что он и продемонстрировал, пройдясь на задних лапах с полкилометра под ручку с Чумой.