Семейная чета деловитостью не отличалась. Свои несметные сбережения – ассигнации и бриллианты они хранили дома и никуда, кроме печки, не вкладывали. Представляете, каково было Петру Петровичу зайти впервые в черную комнату? Символики он не испугался – в ней сами масоны плохо разбирались, – но его вывел из себя прислоненный к стене скелет и гигантская надпись «Memento mori», или в переводе на русский: «Все там будем». Кусовников знал, что «туда» с капиталами не впустят. С тех пор мешок с деньгами и шкатулку с драгоценностями супруги возили с собой по всей Москве.
Перед тем как отлучиться на неделю в подмосковное имение, они, по обыкновению, засунули сбережения в печь. Вскоре после их отъезда в двери дома на Мясницкой постучалась сама судьба в лице местного истопника. Вернувшись в Москву, Софья Ивановна заглянула в печь и тут же составила компанию обитателю черной комнаты. Петр Петрович присоединился к ним позднее, перед смертью попытавшись без особого успеха восстановить сгоревшее богатство. Теперь его призрак жалобно причитает у дома номер 17: «Ох, денежки, мои денежки!» А будучи агрессивно настроенным, он кидается на прохожих с криком детей из Сиони: «Давай денги! Денги давай!» (возглас, ставший неофициальным лозунгом демократической России).
Легенда была популяризована А.А. Мартыновым в журнале «Русский архив» за 1878 г. и Пыляевым. У них есть черная комната и скупые муж с женой, но нет печи и привидения. Известно также, что настоящий Петр Петрович скончался в 1871 г., а Софья Ивановна пережила его на два года.
Тюменский предприниматель, торговец чаем Степан Иванович Колокольников посещает свою городскую усадьбу и магазин (улица Республики, 18/20). Призрак хлопает дверями и передвигает мебель, разыскивая припрятанные в годы революции сокровища. Неизвестно, когда возникла эта легенда, а в наши дни Степана Ивановича принято восхвалять, как и Мешкова, за финансирование учебных заведений, обустройство города (он имел звание почетного гражданина Тюмени) и каждодневную помощь нуждающимся и обремененным. Но с большевиками он не успел договориться, и те обложили его фирму двухмиллионной контрибуцией. Тело купца погребено в США, а дух его вернулся на родину.
Убежал от большевиков и екатеринбургский купец-золотодобытчик Алексей Афиногенович Железнов. Однако в его городской особняк (улица Розы Люксембург, 56), стилистически схожий с московским домом Игумнова, возвращается не он, а его супруга Мария Ефимовна. Натура томная и мечтательная, насколько это возможно для жены финансового воротилы, Мария Ефимовна страдала от клептомании. Вряд ли ей удалось серьезно пополнить золотой запас мужа, но тайников в доме Железновых уцелело немало. Их-то и разыскивает дух покойной в образе Белой дамы.
Лазаревское кладбище в Москве приказало долго жить под колесами бульдозеров в 1937 г. и в послевоенные годы. К тому времени оно было запущено и поросло травой, но те, кто его уничтожал, долго копались среди старых могил и что-то искали. Искали они, скорее всего, сандуновские сокровища.
В 1815 г. на кладбище была погребена вдова Марфа Силична Сандунова. Ее сыновья Сила и Николай, известные актер и юрист, после похорон не обнаружили в доме никаких драгоценностей. А ведь Сандуновы были очень богаты и даже содержали бани, одни из крупнейших в Москве. Отчаявшийся Николай вспомнил о последнем желании покойной – чтобы ей под бок положили мягкую подушку. Под покровом ночи два наследника перелезли через ограду, раскопали свежую материнскую могилу и яростно распотрошили подушку. Ночной ветерок кружил белыми перьями, а братья прислушивались к знакомому до боли старческому хихиканью, разносящемуся над смиренным кладбищем.
Они не помнили, как очутились дома. Наутро Сила отправился на кладбище и вернулся оттуда, шатаясь, как пьяный. Могила Марфы Силичны оказалась нетронутой, а на земле не было ни единого перышка. «Кого же мы разрыли ночью, Сила?» – дрожащим голосом спросил Николай, но его брат лишь пожал плечами. За восемь лет до того римский декадент из Перми снабдил Егошихинское кладбище дьявольским памятником. Братья Сандуновы установили на Лазаревском кладбище чугунную плиту, увенчанную крестом с двумя обвивающими его змеями, – подарок от сыновей любимой матушке.
Не знаю, до или после сокровищ мадам Петуховой сочинена эта легенда, но в ней есть маленькая неувязка. К моменту кончины матери Силе исполнилось 59 лет, Николаю – 47. Оба миновали тот возраст, в котором лазают по ночам через кладбищенские ограды.
Разнообразны идеи, притягивающие духов к земле, а случается, что хозяева приходят в свои особняки по старой памяти, подобно английским родовым привидениям. Вот только наши духи не всегда настроены миролюбиво – помните Барятинских? – ведь в их домах живут не потомки, а чужие люди.
Рабочие, производившие ремонт в бывшем доме екатеринбургского купца Михаила Михайловича Ошуркова (улица Чапаева, 10), встретили девушку в белом – дочь хозяина Анастасию, которая недвусмысленно заявила им: «Уходите отсюда». Обиженные рабочие пожаловались бригадиру, и тот решил приструнить бесстыдницу. Однако Анастасия, следуя заветам Кузьмы Молотова, организовала ледяной поход. Замерзшего смельчака отогрели с трудом, скинувшись всей бригадой.
Одна из трех дочерей купца Николая Васильевича Теренина наведывается в бывший отцовский особняк в Калуге (улица Воскресенская, 7). Она не дотянула до свадьбы и потому скучает по непрожитой жизни. Бедняжка порядком исстрадалась в советское время, когда в доме помещались райкомы партии и комсомола, но утешилась лет пятнадцать назад, когда там устроили Дворец бракосочетания (в настоящий момент на реставрации).
Елизавета Ивановна Любимова, вдова богатого коммерсанта, построившая в Перми элегантный особняк (улица Сибирская, 23), была выдворена из него революционерами. На первых порах изгнанницу приютили в учрежденном ею Вдовьем доме. Но летом 1918 г. она уже бродила без жилья по городским улицам, околачивалась у ограды Архиерейского кладбища, где был похоронен ее муж, и пыталась заночевать на его могиле.
Когда полили осенние дожди, Елизавета Ивановна бесследно исчезла, а долгие годы спустя в Перми объявился ее призрак. На кладбище он не пошел – оно было снесено в 1933 г. перед устройством зоосада (звери соседствуют с мертвецами), – а отправился в свой бывший особняк, где с 1986 г. размещается Театр юного зрителя. Труппам детских театров везет на привидений. Перед уходом из дома Любимова смогла забрать только рубиновый браслет с бриллиантами. Теперь к нему добавились платья из театрального гардероба. Актрисы отнеслись с пониманием к нуждам Елизаветы Ивановны.
Остатки усадьбы Тереньга в одноименном поселке, районном центре Ульяновской области, навещает призрак ее последней владелицы Екатерины Максимилиановны Перси-Френч, чьим отцом был потомок древнего ирландского рода, а матерью – дворянка Симбирской губернии. Поместье досталось Екатерине Максимилиановне в 1899 г. от бездетной двоюродной бабушки, чей отец генерал А.Н. Скребицкий в свою очередь унаследовал Тереньгу от Голицыных.
Генерал выкопал в усадьбе подземные ходы то ли на случай войн и мятежей, то ли в качестве тайников для сокровищ. Однако войны не грянули, а сокровища куда-то улетучились, поэтому Скребицкий, посоветовавшись с Нармацким, Харитоновым и другими знатоками подземелий, решил использовать их по прямому назначению. В стенах он проделал ниши для замуровывания крепостных девушек, а в залах установил орудия инквизиции. Говорят, Харитонов посетил Тереньгу перед финской ссылкой, и генерал с гордостью продемонстрировал ему специально выписанную из Франции гильотину. Восхищенный старообрядец очень жалел, что вера не позволяет ему ступить на путь революционного террора.
Новая хозяйка Тереньги отличалась веселым и бойким характером. Как и все ирландки, она любила песни и пляски, скакала на коне не хуже Айзы из Ярославля, но, в отличие от нее, могла переплыть всю реку, а не только половину. В своей усадьбе Перси-Френч устроила винокуренный завод и привела в надлежащий вид подземелья, разломав гильотину и очистив стены от цепей и скелетов. Но дворянские замашки ей изжить не удалось. Она имела привычку передвигаться тайком под землей и неожиданно выскакивать перед носом у суеверных мужиков и баб. Те в страхе разбегались, а узнав, в чем дело, злобно ворчали на барские капризы.
Народный гнев ничего хорошего ирландке не сулил. Когда в конце 1917 г. она вернулась в Симбирск из Петрограда, ее имение было полностью разграблено. «Варвары, – жаловалась Екатерина Максимилиановна в одном из писем, – набросились на мои поместья, на плоды моего многолетнего труда и за три дня разрушили храм созидания, искусства, науки и благородства, на восстановление которого уйдет три столетия…» Среди плодов храма благородства сильнее всего пострадал винокуренный завод. Симбирский военно-революционный комитет изъял из его погребов коллекцию марочных вин в 3000 бутылок, да еще имел наглость свалить вину на призраков жертв, замученных Скребицким.
Выйдя из тюрьмы зимой 1920 г., Перси-Френч навсегда покинула свою вторую родину. Но подземелья остались. И вот перед посетителями разоренной усадьбы стала выплывать из-под земли полупрозрачная фигура в старинном женском платье, с высокой прической. Ирландка опять взялась за свое! Однако современных посельчан ей не запугать. Недавно две школьницы навели на призрака фотообъектив и нажали на спуск. Вспышка подействовала на Перси-Френч так же, как брошенная близнецами подушка на Симона де Кентервиля. Привидение удалилось в подземелье, где предалось ностальгическим размышлениям.
Дом М.Л. Шелихова в Астрахани. Фото начала XX в.
Но и туда добрались усердные посельчане! Провалившись пару раз под землю и нащупав старинные монеты, они поняли, что Скребицкий террором не ограничился и припрятал-таки генеральские сокровища. Срочно составили карту тоннелей, и в Тереньгу потянулись охотники за кладами[51]