лопал бы на ветру, подгоняя тебя, а я плясал бы на твоем плече и хохотал. Картинка медленно исчезла — ты бежишь и бежишь вместе со мной — по кругу, вечно. Весьма символическая сцена. Затем тьма и титры… Ничуть не хуже вышло бы в книге.
— Наверняка, — сказал Хансон. — То, что нам требуется.
Он свернул на входную аллею и затрусил мимо фонтана. Там на двух черепахах сидели два ангелочка, а между ними стояла высокая женщина, обнаженная выше пояса, с голубем и уткой. Сплошная бессмыслица. Хансон бежал мимо и, как обычно, пытался себе представить, что бы это могло изображать. Возможно, есть вариант с другим фонтаном, не таким нелепым.
— Ты несчастен, Хансон, — сказал Гермес.
— Ну и что?
— Ты не удовлетворен жизнью.
— Вот я пробежал две мили. А ты столько можешь?
— Ты стал другим. Ты действительно изменился.
— Знаю. Я тебе так и говорил.
— Ты все еще меняешься. Я понял: тебе не хватает определенности. Ты вот-вот еще изменишься, Хансон.
— Так-то оно лучше, — сказал Хансон и остановился на тротуаре, ожидая удобного момента, чтобы перейти улицу.
— Ага, так-то оно лучше, — сердито буркнул Гермес и спрыгнул с плеча Хансона.
Тот обернулся и проводил взглядом крошечного бога, шагающего в темноту Одюбон-парка.