ибо и без него его тиражи
(даже если он сам ничего не писал
а писали литературные негры)
были миллионными
от его-не его произведений не было спасу
студентам филфаков литфаков и журфаков
на экзаменах…
Как надо делать
Михаил Гундарин
НОЧНОЙ СТОРОЖ
Каждую ночь я расставляю
в определенном порядке
на столе, покрытом клеенкой,
кружку с чужим именем
электрический чайник
жестяную коробку с
чёрным как сапог крепчайшим листовым чаем.
Я намерен провести эту ночь правильно.
Не так как всегда.
Много лет я обманывал, прятался, кроил надвое, притворялся, сплетничал, кляузничал,
хитрил, увиливал, вывёртывался, изворачивался, малодушничал, преувеличивал
(О да, это особенно)
Я хочу измениться
Я хочу стать хорошим ночным сторожем себе самому
Всем вам
Миру вокруг
И тут я засыпаю (или просыпаюсь)
Затея сорвалась!
Ну, всё как обычно
Блин.
Владимир Буев
КАК НАДО ДЕЛАТЬ
Каждую ночь надо расставлять
безо всякого порядка
на столе, не важно, покрытом или нет,
не важно, чайник, кружку или коробку,
важно – чтобы оно было покрепче.
Ну, пусть это «покрепче»
будет закамуфлировано под крепкий чай.
А если коньяк,
то его и камуфлировать не надо,
он и без того коричневого цвета
(дилетант не разберёт оттенки и сорт коричневого).
Моё второе «я» уже прибыло и ждёт, чтобы я дал ему ответ.
Мол, дай ответ, птица-тройка!
Мне приятно, я ведь, и правда, есть сама Русь!
Впрочем, не так. Правильней иначе: о, Русь моя – жена моя!
…Я несусь, меня несёт, меня понесло.
Хорошо, что не занесло… ну, вот и пронесло…
мимо поворота.
Я без затей, но со скрепами.
И у меня есть убежище,
Оно не последнее, хотя далеко и не первое –
это мой стол с содержимым на нём:
с крепкой жидкостью в ёмкости.
То ли сплю, а то ли в Инстаграме
Михаил Гундарин
Полночь ходит долгими кругами,
Тёмными, невидимыми нам,
Розовым вином и пирогами
Потчующим сонный Инстаграм.
Веселы в Москве крамольной зимы,
Горячи, румяны пироги.
Кажется, что мы неуязвимы…
Но уже сужаются круги.
Владимир Буев
То ли сплю, а то ли в Инстаграме
Ночью засиделся я с вином.
Я в столичном душном фимиаме
Понимаю что-либо с трудом.
Пирогов поесть хотел – не дали
(А вина я сам себе налил).
Пироги в Москве жадюги жрали.
…Я же в грёзах мимо проходил.
На заборах прежде читал…
Михаил Гундарин
Кто-то главный перемолол
свет и тьму в таинственный алфавит.
Я собрал со страниц эту смесь, прочёл,
и узнал, что нам предстоит
наливаться влагой, как санный след,
погибать под ногами бегущих из
обречённого города.
Сотню лет
выходить во сне на карниз!
Владимир Буев
На заборах прежде читал,
А теперь выуживаю из книг.
Получаю оттуда сейчас сигнал:
На карниз, мол, ступай, старик;
Раз поэт, значит место там тебе.
На карнизах не видел поэтов я.
Лишь больной покорится такой судьбе.
Средь поэтов нет дурачья.
Сон приснился страшный
Михаил Гундарин
Пушкарёв почти что поседел
как узнал, что дЕвица-душа
не спросясь сгоняла под обстрел
и домой вернулась не спеша.
Он сидит за кухонным столом,
лёд на сердце, голова в огне.
В мыслях то сиянье, то облом,
а душа мурлычет в стороне:
«Если этой ночью звездопад
просвистел на уровне виска,
значит, ты ни в чём не виноват
или чья-то дрогнула рука».
Владимир Буев
Сон приснился страшный, и душа
в пятки забралась у крепыша.
Выстрел гулко в грёзах прозвучал.
Впрочем, вряд ли в душу кто стрелял.
Если всё же это выстрел был
холостой, то душу он взбодрил!
Попугал и в душу наплевал –
Лучше повалил бы наповал.
– Пушкарёв, проснись, дружок! Ты что ж
на округу всю вопишь, дикарь?
Ночь давно прошла, а ты орёшь!
– Ночь в меня звездой стреляла, тварь.
Апокалипсис приключился
Михаил Гундарин
Мысленно сойдя с карусели,
Чувствуем: земля-то поката.
Метров сто прошли и присели,
Дальше нет нам хода, ребята.
Может, это ночь под ногами?
Мы там были, нынче в отъезде.
Затупившимися топорами
В лопухах ржавеют созвездья.
Мир да упокоится в этой
Чёрно-белой точке смещенья
От неутомимого света
К полной остановке вращенья!
Владимир Буев
Апокалипсис приключился:
Покатались на карусели,
Тут, однако, день завершился,
И мы поняли: нас нагрели.
Нас так долго на ней крутили,
Что в ночи сейчас оказались.
Нас с утра ещё не кормили,
Духом день весь святым питались.
Помирать пока рановато,
Есть ещё дела у нас дома.
Где вы, други? Куда вы, ребята?
…Разбежались все по знакомым.
Глубоких чувств и мыслей выдать хочется
Михаил Гундарин
РУССКАЯ ПЕСНЯ
Пушистый снег под фонарём вращается,
А жизнь как жизнь, она не прекращается
От снов, тяжёлой солью припорошенных,
От топота в сенях гостей непрошеных.
О чём тут говорить, когда все сказано!
Мы жили вместе, прожили по-разному.
Оставь свои пустые обещания,
Осталось время только для прощания,
Да для снежинок, в воздухе ликующих,
Да для последних слов, для слов взыскующих.
Владимир Буев
Глубоких чувств и мыслей выдать хочется.
Фонарь и снег – фантазий бурных вольница.
Слова и фразы примут презентабельный
Объёмный вид во сне, но не рентабельный,
Когда размежишь веки, ночью взмокшие,
И туловище в явь втолкнёшь затёкшее.
Когда весь день и год позывы плакаться,
Хоть расставаясь, хоть встречаясь с матрицей.
Пушистый снег, фонарь, аптека, улица –
То ль песня на Руси, то ль Блок сутулится.
Прикрою забралом всё тело
Михаил Гундарин
ПРОВОДЫ ЗИМЫ
Сегодня откроем забрало,
прикроем тяжёлое тело.
Как долго зима умирала
и знать ничего не хотела!
Незнание – это привычка,
а знание – это засада.
У пьяных ломаются спички,
а трезвым огня и не надо.
На празднике нового леса,
растущего вровень с подошвой,
обнимемся без интереса,
расстанемся не заполошно.
Владимир Буев
Прикрою забралом всё тело.
Такими забрала бывают.
А тут и весна подоспела –
к угрозам зиме прибегает.
Хоть знай, хоть не знай – всё едино.
Привычка – такая ж засада.
Поможет одним медицина,
другим – только полымя ада.
Когда ты в стране лилипутов,
то лес – как газон травянистый.
У личностей разных статутов
пути по-иному тернисты.
Пересекаю я целое государство
Михаил Гундарин
Пятую ночь поют
пьяные пассажиры,
Голосящая дрянь подпалила вагон.
Слышать их не могу! Но знаешь,
ты заслужила,
я буду слушать тебя,
ты – мой русский шансон.
Тёплая хрипотца, молодость и отвага,
спрятанная в рукав
семихвостая плеть.
Елена Ваенга съест и Нагайну, и Нага -
тогда к нам спустится бог,
и мы перестанем петь.
Владимир Буев
Пересекаю я
целое государство,
Еду из одного конца в конец другой.
Вот если бы это было
моё законное царство,
Было бы мне наплевать,
что я стар и пора на покой.
Ностальгия мучает, выворачивает
наизнанку в юность.
Новые кумиры
Не мои, вагон трясёт, меня покачивает
и выворачивает.
…Кто не понял,
это была сатира.
Город в солнце, а мне до фени
Михаил Гундарин
Вот как город сегодня светел –
не напрасно вчера мы пили,
намотали немало петель
по Бульварному, обсудили
всё, что в наши попало лузы,
то есть сгинуло без ответа,
прокатились – и нет обузы…
Так кончается это лето.
.........
Притаилась под тротуаром
золотая засада-завязь.
Слишком многое брал задаром,
но оправдан и улыбаюсь.
Называю по новой моде
Музу сплетницей и подружкой.
В этом городе-огороде
говорю: не спеши, послушай,
что нам скажут немые корни
в этот самый обычный вечер.
Говорят, что надо упорней
пробиваться навстречу встрече.
И катиться шаром бильярдным –
молоком, обращённым в камень,
вдоль по улицам многорядным…
Мимо дела, под облаками.
Владимир Буев
Город в солнце, а мне до фени.
Знать, вчера я не газировки
Выпил литр, не заев пельменем,
В этой привокзальной столовке.
Я ведь там не один питался.
Кто-то рядом был, провокатор.
Смутно помню, что где-то шлялся,
Был в столице, как триумфатор.
.........
Всё мне сыпалось с неба даром,
Мягко стукая по макушке.
Или разным иным макаром
Приносило полезность тушке.
Муза тоже меня любила.
Что одна! Девять иль семёрка!
Но особо Эвтерпа чтила.
И Эрато… ух, фантазёрка!
Обратился я в шар бильярдный,
Белым камнем взлетел на небо.