ерживаюсь в классе. После того как все уходят, я подхожу к миз Агилар, которая выжидательно смотрит на меня.
– Тебе нет нужды благодарить меня, Клементина, – говорит она с заговорщицкой улыбкой.
– Э-э-э, что? – оторопело спрашиваю я.
– За то, что я поставила тебя в пару с Джудом. Я поняла, что между вами что-то есть.
– Между мною и Джудом ничего нет…
– О, полно, тебе не нужно это скрывать, я все понимаю, ведь у меня как-никак душа поэта.
– Я ничего не скрываю. Мы с Джудом испытываем друг к другу сильнейшую антипатию. – Во всяком случае, я чувствую, что от него исходят именно такие флюиды с тех самых пор, как он бросил меня без всякого предупреждения и без каких бы то ни было объяснений.
– О. – Похоже, она ошеломлена. – Ну, тогда вы, быть может, сможете использовать это время, чтобы наладить отношения, или, как говорят фермеры, починить изгороди.
Починить изгороди? Когда речь идет о Джуде Эбернети-Ли, починить изгороди вообще невозможно. Как это может быть, если он уничтожил и изгородь, и сам участок земли, на котором она была возведена, и сделал это давным-давно?
– Собственно говоря, я надеялась, что смогу поменять партнера.
– Поменять партнера? – Ее глаза округляются, она хлопает своими ресницами, блестящими от природы, как будто мысль о том, чтобы поменять состав образованных ею пар, никогда не приходила ей в голову. – О, я не думаю, что это очень хорошая идея.
– А по-моему, она очень даже хороша! – Я улыбаюсь ей своей самой обаятельной улыбкой или, по крайней мере, пытаюсь это сделать. Но, судя по тому, как она отшатывается, из-за того, что я сегодня пережила, у меня наверняка получилась не улыбка, а пугающая гримаса. – Поэтому я и заговорила об этом.
– Понятно, но я не могу поменять твоего партнера на партнера, которого я назначила кому-то еще, Клементина. Если я это сделаю, то поменять своих партнеров захотят все. И если я не пойду им навстречу, то меня обвинят в том, что я оказываю особую благосклонность дочери директрисы школы, а я не могу себе этого позволить. Я же только что поступила сюда на работу.
– Но вовсе не обязательно, чтобы об этом кто-то узнал!
– Я распределяла учеников на группы в присутствии всего класса, так что об этом узнают все. – Она качает головой. – Так что тебе придется просто сделать хорошую мину при плохой игре. К тому же, быть может, ты обнаружишь, что у вас двоих больше общего, чем ты думаешь. А теперь иди на следующий урок, не то опоздаешь.
Она поворачивается к своему компьютеру, давая мне понять, что разговор окончен. Я вяло прощаюсь с ней и, побежденная, выхожу из класса.
Я прихожу на свой последний урок сегодня – на занятие по управлению гневом, которое ведет Дэнсон-жлоб, – как раз в то мгновение, когда звенит подтверждающий звонок. И провожу тоскливый час, слушая, как он объясняет, какой мы отстой и как из нас никогда не выйдет ничего путного, если мы не научимся держать свои магические способности под контролем. Меня так и подмывает спросить, как кто-то из нас вообще может научиться контролировать свою магию, если едва новый ученик высаживается на этот чертов остров, как его магические способности блокируются и это продолжается до того самого момента, когда от здешней пристани отходит судно с выпускниками. Но сегодня мне не хватает куража, чтобы задать этот вопрос.
После урока я со всех ног несусь к лестнице. Сегодня во второй половине дня должен состояться Конклав Колдеров, и явиться на него в чем-то кроме парадной формы считается «совершенно неприемлемым». Хуже только опоздать на него, а также не явиться на него вообще. Но я уверена, что последнее допускается только в случае твоей смерти, хотя не исключено, что моя мать потребовала бы моего присутствия на этом собрании и тогда.
Когда я направляюсь в сторону общежитий, снова слышится раскат грома, но дождя, который, казалось, собирался весь день, все нет. Из-за этого жара и влажность усугубляются еще больше – сентябрь в Техасе – это сущий ад, – и к тому времени, когда я дохожу до высоченной ограды, отделяющей учебные корпуса от общежитий, моя форменная рубашка поло успевает прилипнуть к моей спине. Возведенные кузнецами-великанами, две ограды, опоясывающие весь остров и отделяющие учебные корпуса от общежитий, полностью лишают всех учеников Школы Колдер их магических способностей – это достигается с помощью заклятий, блокирующих использование магии и еще каких-то сверхъестественных технологий. Мы с Евой называем это системой бесчестья.
И эти драконовские правила относятся и ко мне.
Если бы я не расходилась во мнениях с моей матерью абсолютно во всем, то была бы зла на нее хотя бы из-за этого. Она росла, зная и используя свою магию, как и мои дяди и тети. Особое заклятие защищает их от действующей на острове блокировки магических способностей и взрослые, находящиеся на острове, могут использовать их в полной мере. Они даже обновляют это заклятие каждый год, когда его действие ослабевает. Но, когда речь идет обо мне и моих двоюродных братьях и сестрах, считается, что нам в этом плане доверять нельзя и доступ к нашим магическим способностям нам закрыт.
Именно по этой причине лекции этого жлоба Дэнсона и вызывают у меня чувство такой несправедливости и такую ярость. Я никогда не злоупотребляла своей магической силой, никогда не теряла контроля над ней – как я вообще могла бы это сделать, если я никогда, даже на секунду не имела понятия о том, что это такое – обладать такой силой?
Меня терзают боль и досада, когда я иду по изогнутой дорожке, ведущей к общежитиям. По обеим сторонам дорожки возвышаются расположенные без всякой системы вечнозеленые дубы, бросающие на нее причудливые зловещие тени. Свисающий с их ветвей испанский мох шелестит, неистово раскачиваясь на ветру. Проходя мимо них, я ускоряю шаг, от этих жутких звуков по моей спине бегут мурашки, пока наконец не сворачиваю на длинную центральную аллею, ведущую к «домикам», предназначенным для учеников двенадцатого выпускного класса.
Ученикам старшей школы с девятого по одиннадцатый класс приходится оставаться в том общежитии, которое когда-то было главным корпусом существовавшего здесь прежде курорта, а ученикам двенадцатого класса предоставлена привилегия жить в гостевых домиках, ныне обшарпанных и обветшалых. У этих маленьких бунгало, построенных в новоорлеанском стиле, есть парадные крылечки, противоураганные ставни и деревянная декоративная отделка, хотя пастельные краски, которыми они выкрашены, давно выцвели и порядком облупились.
В бунгало, которое занимаем мы с Евой, стекла на двух окнах треснули, и в нашей кладовке проживает семейство мышей, но, по крайней мере, кондиционер работает, так что мы не жалуемся. Это часть того «комфортного образа жизни», к которому мы якобы привыкли.
Ева еще не вернулась, так что, открыв дверь, я сразу же сбрасываю с себя свою отвратительно пропитанную потом форму и бегу в душ. У меня есть время только на то, чтобы быстро намылиться и промыть следы от укусов криклеров, так что роскошному расслабляющему душу, о котором я мечтаю, придется подождать. Затем я вытираюсь, закручиваю свои мокрые волосы в узел и беру свою парадную форму из корзины с брошенной как попало одеждой, стоящей внизу моего стенного гардероба.
Я надеваю белую блузку на пуговицах и юбку из красной шотландки, затем натягиваю носки и обуваюсь в черные лоферы, на которых настаивает моя мать, беру телефон, и теперь мне предстоит добежать до административного корпуса.
Конклав начинается через пять минут, но, к сожалению, если бежать трусцой, то дорога туда займет десять минут, так что мне приходится поднажать. До сих пор я опоздала один-единственный раз – и заработала наказание, состоящее в том, чтобы вплоть до окончания школы обихаживать криклеров. И мне совершенно не хочется прибавить к ним еще и более крупных чудовищ.
К тому моменту, как я добираюсь до зала заседаний на четвертом этаже административного корпуса, я обливаюсь потом – черт бы побрал эту влажность – и глотаю ртом воздух, но я прибыла сюда на десять секунд раньше назначенного времени, так что я считаю это победой. Во всяком случае, до того момента, пока мой телефон не звонит, когда я вхожу в зал и все двенадцать членов моей семьи, состоящей из трех поколений, не поворачиваются и не уставляются на меня с явным неодобрением.
Глава 6Газовый фонарь в конце туннеля
Мой телефон продолжает звонить в абсолютной тишине зала. Чтобы избавить себя от нового унижения от моей родни, я достаю его из кармана и отклоняю звонок. Это звонит моя подруга Серина, которая окончила школу в прошлом году и теперь живет в Фениксе, так что я быстро пишу ей сообщение, что сейчас у нас Конклав и, когда он завершится, я ей перезвоню. Затем я сажусь на свое место – третье слева на дальней стороне стола, как всегда.
– С твоей стороны весьма любезно присоединиться к нам, Клементина, – сухо говорит моя мать, подняв брови и поджав губы, накрашенные темно-красной помадой. – Возможно, в следующий раз ты позаботишься о том, чтобы твоя форма была чистой, прежде чем явиться сюда.
Она пристально смотрит на мою грудь, я перевожу взгляд туда же и вижу большое коричневое пятно над моей левой грудью. Должно быть, я достала эту форму из корзины для грязной одежды, а не для чистой.
Потому что такой уж сегодня день.
– Я бы предложила тебе чаю, – хихикает моя кузина Карлотта, – но, похоже, ты уже попила его. – В этом году она учится в десятом классе и ведет себя глупо и самодовольно.
– Не слушай их, золотце, – говорит моя бабушка со своим тягучим южным акцентом. – Хорошим парням нравятся девушки, которые не зацикливаются на своем внешнем виде.
– Не говори с милой-милой девочкой о парнях, Виола, – укоряет ее мой дед, взмахнув волосатой рукой. – Ты же знаешь, что она еще слишком молода для таких вещей.
– Да, Клод, – отвечает моя бабушка, одновременно подмигнув мне.
Я благодарно улыбаюсь им обоим – приятно знать, что кто-то поддерживает меня. Иногда я гадаю, была бы ситуация иной, если бы мой отец не уехал еще до моего рождения. Но он ушел, и моя мать поставила себе задачу наказать его, вымещая его косяки на мне – осознает она это или нет.