1 января 1985 г.
От Хэмиша Манчини,
196, Вест-Хьюстон-стрит,
г. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Привет, Айди!
Как ты там, чувак?.. Как прыщи, твоя физиономия все еще напоминает поверхность Луны? Да ты не переживай, я знаю средство. На ночь натри морду лягушачьим трупом. У вас в Англии лягушки водятся? А у твоей матери есть смеситель для коктейлей? Тогда вот что надо сделать:
1) найди дохлую лягушку;
2) засунь ее в смеситель (противно, но смотреть на это не обязательно);
3) жми на кнопку тридцать секунд (слушать тоже не обязательно);
4) полученное месиво опрокинь в банку;
5) вымой смеситель (хотя это по желанию);
6) перед самым сном (сначала почисть зубы) нанеси получившееся месиво на кожу.
Классное средство! Теперь моя рожа гладкая, как задница младенца. Слушай, а дневники твои мне понравились, даже несмотря на кое-какие нелестные замечания в мой адрес. Знаешь, я тебя прощаю, ведь ты, когда всю эту муру писал, был точно не в себе. Но у меня возникли вопросы.
1. Кто такой Малкольм Маггеридж?
2. “Морнинг стар” – это газета коммуняк?
3. Где находится Скегнесс?
4. Детское пособие – это что, разновидность благотворительной помощи?
5. Кто такой Кевин Киган?
6. И что такое “Барклайз”?
7. Из чего сделаны йоркширские пудинги?
8. Сколько будет в долларах 25 пенсов?
9. Батончик “Марса”, это сладость?
10. Похоже, я догадываюсь, о чем пишут в журнале “Большие и прыгучие”, но не мог бы ты рассказать поподробнее, а, чувак?
11. “Вечно молодые”? Объясни, пожалуйста.
12. Социальная служба?
13. Ты купил матери “Черную магию”. Она что, ведьма?
14. Где находится Шеффилд?
15. Радио-4 – местная станция?
16. Стукач – это дятел?
17. А Простофиля – это такой придурок, который ездит на малолитражной машине?
18. Сэр Эдмунд Хилари, он твой родственник?
19. Альма Коган – певица?
20. Ты пьешь витаминизированные напитки. Зачем? Для балдежа?
21. Кто такой Ноэль Ковард или кем он был?
22. Кто такой Тони Бенн?
23. “Арчеры” () – это радиосериал про Робин Гуда?
24. Еличапати? Разве чапати не означает “шляпа” по-французски?
25. Что такое раста?
Отвечай как можно скорее.
Твой верный кореш
Хэмиш.
P.S. Мамуля в клинике Бетти Форд (3). Идет на поправку; ей вылечили все, кроме клептомании.
Лестер,
1 февраля 1985 г.
Дорогой Хэмиш,
Cпасибо за длинное письмо, но, пожалуйста, в следующий раз наклеивай марки на конверт. Ты богатый, а я бедный и не могу субсидировать твои каракули. Ты задолжал мне двадцать шесть пенсов. Пожалуйста, вышли деньги немедленно.
Мое отчаяние по поводу некоторых шероховатостей на коже не настолько велико, чтобы прибегнуть к пюре из дохлой лягушатины. Откровенно говоря, Хэмиш, твой совет поверг меня в глубочайшее возмущение и отвращение. К тому же у моей матери все равно нет смесителя для коктейлей. Она давно перестала готовить. Мы с отцом добываем себе пропитание сами, как можем. Рад, что мой дневник доставил тебе удовольствие, даже невзирая на то, что многие реалии тебе незнакомы. Я составил небольшой словарик, дабы расширить горизонты твоих знаний.
1. Малкольм Маггеридж – старый интеллектуал, его все время показывают по телику. Немножко похож на Гора Видала (4), только морщин у него побольше.
2. Да, “Морнинг стар” – газета коммунистов.
3. Скегнесс – пролетарский морской курорт.
4. Детское пособие – это очень маленькая сумма, выплачиваемая государством родителям всех детей.
5. Кевин Киган – гениальный футболист, сейчас он на пенсии.
6. “Барклайз” – пластиковая кредитная карта.
7. Йоркширский пудинг – это обычный пудинг плюс сосиска.
8. Сам сосчитай.
9. Да, батончик “Марса” – сладость, и весьма питательная.
10. Номер “Больших и прыгучих” я уже тебе выслал. Спрячь его от мамули.
11. “Вечно молодые” – клуб для тех, кому за 65.
12. Социальная служба – государственная фирма, которая помогает неудачникам, невезучим и прочим беднякам.
13. “Черная магия” – горький шоколад.
14. Найди Шеффилд на карте.
15. Радио-4 – канал на Би-би-си, который приобщает массы радиослушателей к новостям, культуре и искусству.
16. Стукач – грязная сволочь, он информирует полицию о преступной деятельности своих ближних.
17. Простофиля – выдуманный персонаж из детских книжек. Я его ненавижу.
18. Сэр Эдмунд Хилари – это тот парень, что первым забрался на Эверест.
19. Альма Коган – певица, увы, уже покойная.
20. От витаминизированных напитков не балдеют. Их прописывают инвалидам.
21. Ноэль Ковард – острослов, певец, драматург, актер, сочинитель песен. Спроси свою мать, она, возможно, его знала.
22. Тони Бенн – бывший аристократ, а ныне ярый социалист.
23. “Арчеры” – сериал на радио про обитателей английской деревни.
24. Чапати – это не французская шляпа, это плоский индийский хлеб!
25. Раста принадлежат к религии растафари. Они обычно черные. Заплетают волосы в косички и курят травку, что противозаконно. И очень замысловато здороваются.
Послушай, Хэмиш, мое терпение уже на пределе. Если ты чего-нибудь еще не понял, загляни в справочник. Или спроси свою мамулю или какого-нибудь прохожего англофила на улице. И пожалуйста – очень тебя прошу! – пришли мои дневники. Вдруг они попадут во враждебные, а то и загребущие руки! Это будет ужасно. Я опасаюсь шантажа, ведь, как тебе известно, в дневниках полно секса и жареных фактов. Пожалуйста, ради нашей давней дружбы, верни дневники!
Остаюсь твоим верным, покорным и преданным слугой и другом,
А. Моул.
Письмо на Би-би-си
Лестер,
14 февраля.
Дорогой мистер Тайдман,
Посылаю, как Вы и просили, мое последнее стихотворение. Пожалуйста, напишите немедленно, прозвучит ли вышеупомянутое стихотворение в эфире. У нас отключен телефон (опять).
Сэр, остаюсь вашим покорнейшим и преданнейшим слугой,
А. Моул.
ДРОЖЬ
Пандора, верно,
Я молод
И ростом не вышел,
Лицом нездоров.
Однако, молю, услышь
Мой дикий надрывный зов!
Упоительная,
С кожей восхитительной
Любительница телевикторин,
Взгляни, о Панда!
Вот я стою один
И весь дрожу,
Как разбухшая гланда.
Адриан Моул на передаче “Пиратское радио-4”
Искусство, культура и политика
Август 1985 г.
Я хотел бы поблагодарить Би-би-си за приглашение выступить на Радио-4. Давно пора двигать культуру в массы и по утрам тоже. Но прежде чем начать, я хотел бы воспользоваться возможностью и сообщить родителям, что добрался благополучно.
Привет, мама! Привет, папа! Доехал нормально. Второй класс поезда был битком набит, я пошел в первый, нашел свободное место и прикинулся сумасшедшим. К счастью, у контролера в семье тоже есть душевнобольной, поэтому он отнесся ко мне сочувственно и пересадил на табуретку в купе для проводников. Как вам известно, в обычной жизни я интроверт, так что жутко вымотался, прикидываясь душевнобольным экстравертом в течение целого часа и двадцати минут. И страшно обрадовался, когда поезд на всех парах въехал в монолитную пещеру вокзала Сент-Панкрасс. Если честно, папа, никаких паров не было; как ты знаешь, их давно отменили, от них осталось лишь одно эротическое воспоминание в головах обкуренных вокзальных завсегдатаев.
Ну да ладно... Я взял такси, как вы велели, такое черное, с высокой крышей. Сел и бросил:
– Отвезите меня на Би-би-си.
– На которое Би-би-си? – спрашивает шофер.
Тон у него был довольно гнусный. Я едва не ляпнул: “Не нравится мне твой разговор, парень”, но прикусил язык и пояснил:
– Я выступаю сегодня на Радио-4.
– Хорошо, что не по ящику, – с такой-то рожей, – буркнул водитель.
Он, очевидно, намекал на кусочки зеленой туалетной бумаги, которыми я заклеил порезы после бритья. Я не нашелся что ответить на это чудовищно бестактное замечание и потому промолчал, уставившись на счетчик, как вы велели. Ты не поверишь, мама, но поездка обошлась мне в два фунта и сорок пять пенсов!.. Нет, я, конечно, понимаю, но... это невероятно, правда? Два фунта и сорок пять пенсов! Я дал шоферу две фунтовые бумажки и пятьдесят пенсов монетой и сказал, что сдачи не надо. Не стану повторять, что он мне ответил, потому что это все-таки Радио-4, а не какая-нибудь ночная радиостанция для бродяг. Шофер швырнул пять пенсов в водосток и рванул с места, выкрикивая грязные ругательства. Я шарил в водостоке черт знает сколько времени, но, к нашей общей радости, нашел-таки пятипенсовик.
Тип в генеральской форме преградил мне путь под священные своды Центра радиовещания и спросил:
– А ты кто такой, милок?
Я отвечал холодно (на его тон мне тоже было плевать):
– Меня зовут Адриан Моул, я – автор дневников и юноша-философ.
Он обратился к другому генералу... вот сейчас мне пришло в голову, что тот, второй, был, наверное, генерал-аншефом, потому что вид у него был очень благородный, хотя и потертый. Так вот, первый генерал крикнул:
– Посмотри-ка в списке фамилию Моул!
Второй генерал ответил вежливо и культурно (как и подобает шефу):
– Да, есть в списке Моул... Студия Б-198.
И не успел я оглянуться, как у моего локтя возник сморщенный старичок и направил меня к лифту, роскошному, как дворец. Потом, когда мы вышли из лифта – а лифт, между прочим, в два раза больше моей спальни, – старичок повел меня по извилистым и запутанным коридорам. Это напомнило мне Министерство Правды из книги Джорджа Оруэлла “1984”. Неудивительно, что диск-жокеи все время опаздывают на работу.
Наконец, измученные и задыхающиеся, мы оказались у двери студии Б-198. Я немного беспокоился о пожилом провожатом. Откровенно говоря, я боялся, что мне придется делать ему искусственное дыхание, настолько он ослабел. Думается, Би-би-си обязано снабдить каждый этаж кислородной подушкой для нужд своих престарелых сотрудников, и квалифицированная сиделка тоже бы не помешала. В конечном счете они на этом сэкономят: не придется постоянно искать замену работникам и собирать деньги на венки и прочее... В общем, добрался я сюда нормально, о чем я и хотел вам доложить. Ой, а вы знаете, тот парень с Би-би-си, с которым я переписывался, продюсер Джон Тайдман, так вот, он весь в перхоти! Значит, он действительно писатель– у него борода и очки в тяжелой роговой оправе. Какие еще нужны доказательства?.. Пожалуй, родители, я с вами закончу, а то Джон делает мне непристойные знаки через стекло... А я-то думал, на Би-би-си работают исключительно воспитанные люди!
Ох, чуть не забыл! Вы отправили пучеглазому Скратону объяснительную записку про то, как меня свалил с ног неопознанный вирус? Если нет, то, послушав передачу, немедленно отнесите ее в школу. Заранее спасибо. Вы же знаете, он не отпустил меня сегодня с уроков. Вот сволочь, а? Как можно одного из самых продвинутых школьных нтеллектуалов лишать возможности высказать свое мнение об искусстве и культуре на Би-би-си! Папа, обязательно сделай на конверте пометку “Директору лично”, ладно? И не забудь, как в прошлый раз, приписать: “Пучеглазому Скратону”.
Что ж, пора начинать... Где-то у меня был конспект моего выступления... (Пауза... шелест бумаги...) О черт... Я оставил его в такси!.. Но это даже к лучшему, потому что мне отлично удаются неподготовленные речи, так сказать, по поводу и без повода... Итак, искусство и культура. Важны ли они?
Э-э... хм... думаю, что важны. Да что там, они дико важны. Без искусства и культуры мы опустимся на уровень животных, бесцельно убивающих время, таскаясь по помойкам и ввязываясь в драки. Людей, что не допускают искусство и культуру в свою жизнь, видно с первого взгляда. Они бледны, оттого что много смотрят телевизор, а их беседе не хватает... как бы это сказать... капельки “Шанели”, если, конечно, они не французы. Бескультурные люди постоянно обсуждают цены на картошку, выясняют, почему бутерброд всегда падает маслом вниз, и вообще несут всякую пошлятину. Вы не услышите от них имен Ван-Гога, Рембрандта, Бэкона (я имею в виду скандально известного художника Фрэнсиса Бэкона, а не свиной бекон, и не датскую ветчину, и не... короче, не то, что едят). Нет, эти имена – пустой звук для бескультурных людей, они никогда не совершат паломничества в Лувр, чтобы увидеть “Мону Лизу” Микеланджело. И не обалдеют от оперы Брамса. Они заполняют свои дни фривольными вольностями и в конце концов умирают, так и не отведав сладкой амброзии культуры.
Посему я считаю своим долгом привносить художество во все, что я делаю или говорю. Встречая узколобых людей, я намеренно завожу с ними философскую беседу. Я спрашиваю их: “Зачем мы здесь?” Часто они норовят отшутиться. Например, на прошлой неделе я задал этот вопрос одному убогому рыночному торговцу и он ответил: “Не знаю, зачем ты сюда приперся, парень, а я здесь, чтобы толкнуть морковку”.
Такие люди достойны жалости. Мы, обладатели высокоразвитого интеллекта, не должны судить их слишком строго, но мягко направлять в театры вместо тотализаторной, в художественные галереи вместо залов с игровыми автоматами, в поэтические кружки вместо дискотек. Знаю, найдутся циники, которые скажут: “Англией правят жалкие обыватели, так чего же вы хотите от простых людей?” Я соглашусь с этими циниками по первому пункту: верно, в данный момент нами правят обыватели – и тут самое время рассказать о новой авангардной политической партии, которую я лично основал. Она называется Движение Моула. Пока нас мало, но настанет день, когда наше влияние будет ощущаться по всей стране. Кто знает, возможно, со временем наша партия придет к власти. А я окажусь во главе правительства. Неужели это так уж невероятно? А по-моему, отчего бы мне не стать премьер-министром? Ведь была же миссис Тэтчер когда-то простой домохозяйкой и матерью. Если она смогла, почему я не смогу?
Движение Моула было основано сразу после Дня коробочек 1984 году. Ну вы знаете, что такое День коробочек. Подарки уже рассмотрены, все белое мясо с индейки съедено, а полоумные родственники все бубнят и бубнят про завещание тети Этель и про Нормана, который никак не заслуживает паршивых старинных часов. Короче, всюду царит ennui (между прочим, ennui в переводе с французского означает такую тоску, от которой одуреть можно). Да, тоска пропитала весь дом, как застарелый запах окурков. Так вот, на следующий день моя подруга, Пандора Брейтуэйт, зашла ко мне, чтобы с некоторым опозданием отдать рождественский подарок. Рождество она с родителями праздновала в гостях, ибо миссис Брейтуэйт заявила, что, если ей еще раз придется ковыряться в заднице индейки, им всем не поздоровится.
Итак, я подарил Пандоре глиняную пепельницу в форме рыбки, которую сделал на уроке труда (хотя накануне уже вручил ей массивный золотой браслет за 2 фунта 49 пенсов), а она мне – ваучер в “Маркс и Спенсер”, чтобы я мог купить новых трусов. Синтетика горит на моих... да... В общем мы поблагодарили друг друга, а потом минут пять целовались. Я не хотел увлекаться, иначе мы бы кончили родителями-одиночками... только не в выпускном классе школы! Это было бы несправедливо по отношению к ребенку – мы оба учимся, а его куда девать?.. Э-э... так о чем я, собственно?.. Вспомнил. Когда мы прекратили целоваться, я заговорил о моих жизненных устремлениях и планах. Пандора, закурив вонючую французскую сигаретку, слушала меня серьезно и внимательно. Я произнес пламенную речь о красоте и изяществе, которых нам стало особенно не хватать после того, как отменили половину поездов из экономии. Обрушился на многоквартирные башни и центры досуга и закончил словами: “Пандора, любовь моя, ты поможешь мне в деле всей моей жизни?” Пандора блаженно потянулась, лежа на моей кровати, и ответила: “Ты еще не сказал, в чем состоит дело всей твоей жизни, chеri (5)”.
Я склонился над ней и произнес: “Пандора, я хочу посвятить свою жизнь победе красоты над уродством, правды над ложью и справедливости над богачами, загребающими все денежки себе в карман”. Пандора бросилась в ванную, где ее вырвало, столь сильный эффект произвела моя речь. Откровенно говоря, у меня у самого немного увлажнились глаза. Пока Пандору рвало, я разглядывал свое лицо в зеркале гардероба и заметил явные перемены. Там, где когда-то мелькала неуверенность юноши, ныне просвечивала бычья твердость зрелого мужчины. Пандора вышла из ванной.
– Господи, дорогой, и что с тобой будет, ума не приложу! – покачала она головой.
Я сжал ее в объятиях и заверил, что со мной все будет в порядке:
– Путь мой, возможно, каменист, но я пройду его босиком, если понадобится.
Нашу глубоко символичную беседу прервала моя мать банальным вопросом, сколько ложек сахара положить Пандоре в какао. Когда мама потопала вниз по лестнице, я воскликнул в отчаянии, обращаясь к возлюбленной:
– О, спаси меня от мелких буржуа с их пошлым беспокойством о еде и напитках!
Мы попытались продолжить беседу, но нас опять прервали: теперь мой отец принялся издавать отвратительные рыгающие звуки в ванной. Он такой неотесанный!.. Не может умыться без того, чтобы не вызвать в памяти двух кабанов, спаривающихся в дождевой луже. И как так получилось, что я оказался плодом его чресел, просто уму непостижимо! Если честно, иногда я думаю, что я плод вовсе не его чресел. Когда-то моя мать близко дружила с одним поэтом. Он не зарабатывал поэзией на жизнь; днем он разводил личинок мух, а по ночам, заперев личинок в сарае, клал перед собой стопку дешевой бумаги и писал стихи. И очень неплохие, одно из них даже напечатали в местной газете. Мама вырезала это стихотворение и хранит его до сих пор... разве это не знак любви? Когда мама вернулась с какао, я стал расспрашивать ее об этом личинковом поэте.
– А, Эрни Крэбтри? – с притворной небрежностью произнесла она, будто и думать о нем забыла.
– Точно, – подтвердил я и продолжил с сильным нажимом: – Кажется, у меня с ним много общего, а?.. Поэзия, например.
– Между вами нет ничего общего, – возразила моя мать. – Он был умным, веселым, плевал на условности и смешил меня. К тому же он был метр восемьдесят ростом и неотразимым красавцем.
– Почему же ты не вышла за него? – удивился я.
Мама вздохнула и опустилась на кровать рядом с Пандорой.
– Да потому что я терпеть не могла личинок. В конце концов я поставила ему ультиматум: “Эрни, либо я, либо личинки. Ты должен сделать выбор”. И он выбрал личинок.
Губы у нее задрожали, посему я вышел из комнаты и столкнулся на лестничной площадке с отцом. К тому моменту мое намерение прояснить собственную родословную только укрепилось, и я завел с отцом разговор об Эрни Крэбтри.
– Да, Эрни хорошо устроился, – поведал отец. – В рыболовных кругах он известен как Король Личинок. Сейчас у него целая сеть ферм и особняк посреди огромного парка, который охраняет стая доберманов... Да-а, старина Эрни.
– Он по-прежнему пишет стихи? – спросил я.
– Послушай, сынок. – Отец так близко наклонился ко мне, что я разглядел шрамы от прыщей, которые он выдавил тридцать лет назад. – Банковские счета Эрни и есть чистая поэзия. Писать ему уже ничего не надо.
Отец завалился в постель, снял фуфайку и потянулся за бестселлером, лежавшим на тумбочке. (Лично я не читаю бестселлеры из принципа. Это мое твердое неписаное правило: если массам нравится, значит, мне наверняка не понравится.)
– Папа, а как выглядел Эрни Крэбтри?
Отец с хрустом раскрыл книгу и зажег вонючую сигарету.
– Маленький, жирный, один глаз у него был стеклянный, а еще он носил рыжий парик... А теперь проваливай, дай почитать спокойно.
Вернувшись к себе, я обнаружил, что Пандора с мамой завели один из тех тошнотворных разговоров, которыми так увлекаются современные женщины. Они сыпали словечками вроде “нераскрытый”, “потенциал” и “идентичность”. Пандора стрекотала про “окружающую среду”, “социальную экономику” и “шовинизм”. Я вынул пижаму из ящика комода, сигнализируя тем самым, что их разговор меня утомил, но ни та ни другая не поняла намека, и мне пришлось переодеться в ванной. Когда я вернулся в комнату, она была полна дыма от французских сигарет, а дамы взахлеб трепались об Общем рынке и относительности каких-то “молочных квот”.
Я попытался переждать, наводя порядок на столе и складывая одежду, но они продолжали трещать, сидя по разные стороны на моей кровати, даже когда я улегся в постель. Когда же они добрались до крылатых ракет, я был вынужден вмешаться и попросить всеобщего разоружения, мира и покоя.
К счастью, пес ввязался в драку с шайкой уличных собак и матери пришлось разнимать представителей собачьей породы, орудуя шваброй. Я воспользовался возможностью пообщаться с Пандорой.
– Пока вы с моей матерью болтали о всяких пустяках, я формулировал весьма важные идеи. Я решил встряхнуть все общество.
– Хочешь устроить вечеринку? Новогодний маскарад? – оживилась Пандора.
– Нет! – заорал я. – Я хочу основать политическую партию... ну, скорее, движение. Оно будет называться Движением Моула, членский взнос – 2 фунта в год.
Пандора поинтересовалась, что она получит за два фунта в год.
– Дискуссии на самые волнующие темы, стимуляцию – как творческую, так и разную другую... в общем, много всего, – ответил я.
Она хотела еще о чем-то спросить, но я закрыл глаза и притворился спящим. В моих ушах звучал мерный стук ее тяжелых ботинок, когда она на цыпочках шла к двери и спускалась по лестнице. Вот так родилось Движение Моула.
На следующее утро я проснулся с эпической поэмой в голове, она буквально рвалась из мозгов на волю. Даже не почистив зубы, я сел за стол и принялся лихорадочно писать. Прервался я лишь раз, когда пришел книготорговец. Но я отказался от энциклопедий, которые он пытался мне всучить, и вернулся к столу. Поэма была закончена в 11.35 утра по Гринвичскому времени. Вот она.
А. Моул
ПРИЕМ У НАРОДНЫХ МАСС
Еда дымилась на столе,
Напитки стыли в баре,
Печенье и огурчики
Поэтов поджидали.
Артисты обещали быть,
Флейтисты, трубачи,
А пианисты ехали
С шарлоткой из печи.
Писатели спешили
Из тихих уголков,
Лихие репортеры
Брели среди песков.
Народ стоял навытяжку
Перед гостиной зевом,
Которое влекло к себе,
Как юной девы чрево.
Однако не посмел никто
Переступить порог
Из страха, что обрушится
На них зловредный рок.
Держались. Подустали.
Уселись на полу.
В пословицы-загадки
Затеяли игру.
И песню затянули,
И бодро встали в круг.
Но стихли, засмущавшись:
“Они вот-вот придут”.
Актеры, музыканты,
Артисты, и поэты,
И те, что пишут книги
На разные сюжеты,
Под вечер позвонили:
Они не успевают,
У них забот немерено,
С министром выпивают.
Огурчики не схрумканы,
Печенье не раскрошено,
“Шабли” не откупорено,
Пирожное не скушано.
Но массы честно ждали
Сто миллионов дней
И пьесы сочиняли,
Чтоб время шло быстрей.
Бетонный пол холодный
Узором расписали,
Резьбой покрыли двери,
На дудках заиграли.
О вечном ожидании
Сложили песнь сердечную.
Но чу!.. Раздался скрип колес!
Народ, готовься к встрече!
Поэты с журналистами
Толкаются в дверях,
Танцоры и артисты
Примчались впопыхах.
Народ гостей приветствует:
“Отчаявшись вас ждать,
Мы угощенье слопали,
Ни крошки не сыскать!”
Народ, привыкнув к страху,
Бояться перестал.
И в праздничной гостиной
Взял все, о чем мечтал.
С тех пор актеры, скульпторы,
Танцоры и поэты
И те, что пишут книги
На разные сюжеты,
Поют, творят, играют
И муз капризных дразнят,
Стоят в прихожей, маясь:
Когда ж начнется праздник?!