Призови меня тихо по имени — страница 4 из 40

вки проработают ещё не больше часа.


Возле ворот пусто — значит, проскочу по-быстрому. Кабал не раз проходил через эти ворота, с самого детства по лугам носился, и стражники ему, а теперь и мне, были отлично знакомы: вот этот пузач — дядька Пит, завсегдатай пивных, добродушный в целом толстяк. Вот этот сухой и худой мужчина с мрачным и даже слегка ненавидящим тебя взглядом исподлобья — Кирба, мастер местной псарни, в которой и сидят чешуйчатые псы — варрны. Ходят слухи, что он этим самым варрнам уделяет больше внимания, чем людям. Историй про это ходит море, от правдивых на слух, до совсем неприличных, но правды я не знаю.


— А кто тут у нас такой? Такой сла-абенький, — с непривычной для моего слуха издевкой протянул дядька Пит, вытягивая тяжелое боевое копье посреди прохода, будто своеобразный шлагбаум.


Я с удивлением посмотрел на мужика, который с отцом моим по вечерам в баре сидел, а нас, мальчишек, часто угощал сладостями и выпечкой супруги. Только вот взгляд у дядьки теперь был другой: вместо добродушного он был нехорошим, предвкушающим злое развлечение.


— Дядька, пусти в город? — попросил я, раз уж копье застыло на высоте моей груди. Пригибаться, чтобы пройти, не хотелось. Мало того, что унизительно, так дурак еще и треснуть сверху деревяшкой может, по голове либо мешку с моей живой добычей.


— А я тебя и не держу, — пожал плечами толстяк.


Но стоило мне шагнуть вперед и потянуться к копью, как дядька удивительно резко дернул наконечником. Я едва успел одернуть руку, иначе бы распорол бы ладонь о широкое лезвие копья.


— Оп! — дурачась, сказал этот идиот, будто и не могло его развлечение закончиться кровью и серьезной раной. — Ты чего удумал, подлец? На оружие стражника покусился? Так за это наказание положено!


Если еще минуту назад ситуацию можно было обернуть в шутку, то теперь она выходила за пределы безобидного развлечения. А недобрый блеск глаз мужичка говорил, что он еще не удовлетворен своими проделками.


— Какое наказание? — спросил я, чувствуя неприятную беспомощность. Здесь, на воротах, я впервые столкнулся с отношением, с которым постоянно сталкивался Кабал. Мальчишка везде чувствовал себя прокаженным, от которого даже не шарахаются, чтобы не заразил, а считают своим долгом кинуть в мою сторону камень или вот копьем треснуть.


— Розги! Но я добрый сегодня, так что можешь просто встать на колени и слезно попросить меня о прощении. Глядишь, растрогаешь, и даже в город тебя до закрытия ворот пущу.


Унижаться перед кем-то?


В груди разгорался жаркий гнев.


— Если есть претензии, обращайтесь с бумагой в суд или с докладом — к вашему непосредственному начальству. Либо же вызов мне бросайте, а я выберу в качестве оружия арбалеты, потому что навык у вас позволяет с копьями на уровне мастера обращаться, и битва справедливой не будет, а на мечах я вас сделаю, чересчур уж вы неуклюжи.


Тут я перевел дух и добавил, чувствуя, что наживаю себе врага, но и другом этот человек не является. Да и остановиться уже не могу: вместе со словами прорываются и стресс от переселения в новое тело, и напряжение от похода по пещерам. Прямо говорю, и легче становится:


— Вы, господин стражник, для меня были едва ли не родным дядькой. И отец вас уважал, пока жив был. Только вот зря уважал, оказывается. Прогнили вы изнутри, если вам унижение подростка в радость. Так что идите-ка вы, господин стражник, в задницу, там и найдете извинения. А я, пожалуй, через другие ворота в город пойду.


— Ах ты, щенок!.. — едва не задохнулся от гнева стражник. Может, даже копьем попытался бы достать, но я предусмотрительно отошел подальше. Может, Пит мастерски управляется с копьем, только вот быстро бегать эта туша точно не сможет. — Ты чего, яйца себе отрастил?! НА КОЛЕНИ!


— Прекратить! — Скомандовал Кирба, о котором я уже успел забыть. — Пит, сходи, проверь, все ли в порядке в караулке. Через минуту вернешься.


— Но этот сопляк…


— Выполнять! А ты, парень, иди-ка в город, пока не случилось чего.


Дождавшись, пока толстяк зайдет в караулку, я прошел через ворота, но остановился рядом с Кирбой.


— Чего сегодня с дядькой Питом случилось?


— Теперь весь город знает о твоей неудаче, парень. Приятели твои за последние два дня всем растрепали, что неудачное у тебя было пробуждение. По улицам бегали, голосили, рассказывая всем, кто знает тебя, и кто не знает: такое все же не каждое десятилетие случается, народ слушал и слушал внимательно. Репутацию напрочь тебе испоганили, истоптали. Советую тебе в другой город переехать, и жить там тихо, не привлекая внимания к своим… особенностям.


Я кивнул и пошел в направлении горелых развалин, которые остались от дома. Кабал после гибели родителей жил у тетки, но все средства прятал в садике дома. Вот они мне и нужны, чтобы купить подходящее зелье. И побыстрее, пока лавка еще работает.


Отойдя от ворот подальше, оглянулся. С этого расстояния стражник казался маленьким — большим пальцем закрыть можно. А вот Король демонических обезьян раза в два больше был. У меня, кстати, есть один такой, только маленький. Интересно будет потом увидеть, как ему дядька Пит проход загораживать будет…


Родной участок — домом эти руины назвать не получалось — встретил меня вялой руганью и двумя закутанными в рванье телами. Тела бродили по участку и копошились в обломках. Грязные ладони разгребали жирный пепел, тощие руки переворачивали оставшиеся балки пытаясь что-то найти. Небрежно подстриженные бороды бродяг и дрожащие пальцы говорили, что люди ищут хоть что-нибудь, что можно обменять на выпивку.


В былые времена отец Кабала выкинул бы этих засранцев за порог, как следует отходив по бокам дубинкой. Только нет уже больше отца.


— Вы чего, оборзели?! — громко сказал я. — А ну пошли вон с участка!


Оборванец напрягся было, но рассмотрев меня, расслабился.


— А, это ты, — без интереса сказал он. — Пшел вон, пока голова на плечах.


— Это ты сейчас вон пойдешь, — сообщил я, и перехватил подвернувшуюся под руку обгоревшую палку.


— Еще раз скажи такое, сопляк, и я подумаю, что ты хочешь драки, — повернулся ко мне один из бродяг. На его ладони зажегся крохотный огненный шарик.


Вот черт. Я видел, на что способны огнешары размером с голову — городские маги иногда развлекались, на потеху детишкам бросая их по соломенным чучелам, или же швыряя в холмы с городской стены. Огнешар взрывался, расплескивая липкий огонь, который горел еще несколько минут, выжигая либо чучело до основания и землю под ним, либо хорошенько так опаляя землю. Разумеется, огнешар, который мне показали, был гораздо меньше: любой городской маг будет долго смеяться, увидев такое заклинание, но мне хватит. Попадет в рубаху, прожжет и ткань, и мне ожогов оставит. А то и конечности лишит.


— Это мой участок, — сбавил я обороты.


— Действительно? Токмо ходят слухи, что твоя тетка выставила его на продажу, — загоготал второй бродяга. — Так что сперва убедись, что имеешь какие-то права, а потом предъявляй претензии честным людям!


Вот же дерьмо! Не хватало мне проблем с системой и зверенышем, так еще судьба новых подкинула… Ладно, сейчас разберусь с демоническим детенышем, а потом уже подумаю, как решить новую проблему. Одна мысль отдать имущество, которое по праву наследства должно было перейти к Кабалу… то есть, теперь уже ко мне, попросту противоречит моим принципам и здравому смыслу. Я не жадный, за монету не удавлюсь, да и до чужого не жадный. Но вот свое никому не отдам, а раз уж я попал в тело Кабала, то все, принадлежавшее ему, теперь мое.


Зря они искали хоть что-то ценное в развалинах дома — оттуда Кабал уже все выгреб. Знал тайник, где отец держал монеты, потому запрятанный в стену кошель и обожженная шкатулка с украшениями матери перекочевали в яму под корнями плодовой груши раньше, чем мародеры вообще поняли, что можно поживиться на чужом горе.


Потому я поднял ладони, показывая, что получить в лицо огнешаром не желаю, и пошел по дуге в сторону сада. Там, дождавшись, пока бродяги перестанут смотреть в мою сторону, быстро разгреб землю и вынул изрядно растолстевший кошель с серебром. Теперь — ходу!


Тщетно пытался незаметно забрать свое же добро со своего же участка. Углядели, что я что-то вытащил, зашевелились. Пришлось бежать, стараясь двигаться как можно мягче, чтобы лишний раз не тревожить мешок и его содержимое.


— Стой! — заорал мне вслед оборванец. — Стой, иначе хуже будет!


Хуже — это когда мародеришь участок сироты, копаясь в пепле его родителей. Ниже этого уже не упасть.


Пару кварталов я бежал, не слишком напрягаясь, но даже так бродяги быстро отстали. Я пробежал еще два квартала, пока проклятья, которыми меня осыпали шакалы, окончательно не затихли.


И так бывает. Этим людям повезло с пробуждением больше, чем Кабалу, но за годы пьянок и лени они обросли жиром, захирели и убили свой потенциал. Я таким точно не стану.


И вот я зашел в лавку продавца зелий. В помещении было тихо, уютно, пахло травами. Самих трав не было — вдоль стен маленького, уютного помещения стояли стеллажи с разноцветными бутыльками. Продавец был весьма приветлив: увидав меня, грязного и оборванного, не показал презрения и на дверь не указал: напротив, улыбнулся, как своему сыну. Наверняка до него пока еще не дошли слухи, которые распускали мои приятели. А может, он, как и Кирба, просто оказался нормальным человеком.


— Чего-то желаете, молодой человек?


— Здравствуйте. Мне бы какое-нибудь заживляющее зелье. Не знаком я с вашими товарами, потому не знаю, какое именно подойдет.


— Для себя или для кого-то другого?


— Не для себя, нет…


— Тогда опишите рост, вес и возраст вашего товарища, характер ран, тогда я смогу подобрать товар, который как можно лучше подойдет для покупки.