– Ну так хорошее дело, – кивнул внимательно слушавший Тряпочкин.
– Хорошее. Только вот немец как-то все больше скисал. В конце экскурсии он вообще уже грустный-грустный сидел. Из автобуса выходил такой понурый, как будто я его лично всю дорогу костерил.
Тряпочкин издал короткий смешок. Припомнил, что при нем немцев тоже стали сильно не любить – незадолго до его гибели как раз германская война началась.
Впереди заиграл луч фонарика – по коридору шел сторож. Ему явно было не по себе – он сутулился, что-то чуть слышно бормотал под нос. Поравнявшись с призраками, дернулся, ахнул, едва не уронил фонарик. Но тут же тряхнул головой, выдохнул и побрел дальше.
– Он нас видел, что ли? – не понял Данилюк.
– Может, и увидал что-то, кто ж его знает, – ответил Тряпочкин. – Темно, пусто, страшно. Атмосфера подходящая.
– А при чем тут атмосфера?
– А призрака легче увидеть, если ты к этому уже морально готов. Мне старые духи говорили, что в старину нас чаще видели. Тогда-то люди верили в призраков, готовы были их встретить – вот и получалось иногда. А сейчас совсем редко и только так вот – почудится что-то на секундочку, да тут же и пропадет.
Входя в хорошо знакомый офис «Одиссей Тур», Данилюк слегка промедлил на пороге. Он еще ни разу не бывал здесь ночью. Все выглядело так же, как днем, но… как-то не так.
Данилюк остановился у своего компьютера и уныло на него уставился. Вчера он должен был подготовить одному дядьке документы на визу в Японию. Обидно, подвел человека. Клиент был хороший, уважительный.
Да и кое-что удалить Данилюк не отказался бы и на этом компьютере. Письма кое-какие.
Вот интересно, что теперь будет с его почтовым аккаунтом? Пароль никто другой не знает… хотя у Данилюка он простой, подобрать при желании нетрудно.
Хотя кому это нужно? Он же не директор, не главбух – рядовой агент. Ничего важного у него там не было.
Но все равно жалко, что нельзя подчистить хвосты.
Данилюк даже спросил у Тряпочкина, нет ли какого-нибудь способа это сделать. Вот этот нашумевший полтергейст… это вообще правда? Бывает – или сплетни все?
Тряпочкин сказал, что бывает, но чрезвычайно редко. Призраки же бесплотны. Это не газ и даже не излучение какое-нибудь, а насквозь нематериальная субстанция. Что-то двигать удается очень немногим, и то при каких-нибудь особых обстоятельствах.
Еще Тряпочкин сказал, что призраки не только дотронуться ни до чего материального не могут, но даже и видеть-то его, строго говоря, не видят. Да и не слышат тоже.
Здесь Данилюк решил, что чего-то недопонял. Как это не видят и не слышат, если он прекрасно все видит и слышит. Да, люди и предметы теперь какие-то размытые, а звуки приглушенные, но… он же их видит! И слышит!
Тряпочкин кивнул и сказал, что все правильно. Просто теперь, когда ты дух, ты видишь уже не мир живых, а ту самую штуку, которую называют Тенью. Других духов видишь. Тех, что тела уже покинули, – четко и ясно. А тех, что еще в телах пребывают, – вот так вот, размыто. Свои духи, оказывается, есть не только у людей и животных, но и вообще у всего, что существует на свете.
И со слухом так же. Духи ощущают не сами колебания воздуха, а их призрачное «эхо».
Ну а сами издавать звуки конечно же они не могут. Даже если призрак ухитрится показаться живым – он все равно останется безмолвным. Суметь заговорить – это уже первая стадия полтергейста, когда призрак может уже хотя бы воздух колебать. Чуть-чуть совсем.
Но и просто стать видимым – задача дьявольски непростая. Некоторым это таки удается, но очень-очень редко и тоже при особых обстоятельствах, в каких-то конкретных местах. И даже тогда их обычно видят не все, а только особо восприимчивые.
– Так, значит, при особых обстоятельствах что-то двигать все-таки можно? – уточнил Данилюк. – А каких именно, например?
– Да тоже в местах специальных, – сказал Тряпочкин. – Или в присутствии людей восприимчивых. Про спиритические сеансы слышали, юноша? Я вот, было дело, захаживал туда.
– Это где тарелку вертят? – припомнил Данилюк.
– Тарелку или еще что-нибудь. Если долго тренироваться, можно научиться ее подталкивать. Чуть-чуть.
– А разве так действительно можно кого-то вызвать? – усомнился Данилюк.
– Э-э-э… теоретически можно. Но если нет настоящего медиума, то сигнал получается очень слабенький, а настоящих медиумов сейчас днем с огнем не сыщешь. Так что обычно слышат только те, кто совсем рядом. Такие вот бродячие духи вроде нас. Ну я и заглядывал на огонек, разводил тары-бары – какое-никакое, а все развлечение. Обычно за Пушкина себя выдавал. Потом за Ленина стал.
– Зачем?
– А вы думаете, кому-то интересен дух коллежского асессора Тряпочкина? Всем подавай Пушкина, Ленина, Наполеона… в восьмидесятых вот Высоцкого часто вызывали…
Данилюк задумчиво покивал, а потом вдруг сообразил:
– Порфирий Михалыч… так это, значит, можно с живыми связаться?!
– Можно. А что?
– А что ж вы молчали?! Можно же…
– Что?
– Ну… сообщить им…
– Что?
– Ну… это… что мы тут…
– И дальше что?
– Ну…
– То-то и оно. Мы тут, а они там. Рано или поздно каждый из них тоже будет тут. А вот мы назад уже не вернемся… да и зачем, собственно? Какая разница – тут или там?
– Тут мне не очень-то нравится.
– А я вот ничего, привык. И вы привыкнете.
Уже светало, когда Данилюк и Тряпочкин вышли из офисного центра. Данилюк решил вернуться в дом родителей, посмотреть, как его будут хоронить. Все-таки вряд ли он еще когда такое увидит.
Да и вдруг за ним кто-нибудь все-таки явится… с того света? Конечно, они скорее всего найдут его где угодно… но мало ли как у них там все устроено?
Мимо прошла девушка в легкой шубке. За ней бежала собака… нет, призрак собаки. Черная хаски приветливо гавкнула Данилюку с Тряпочкиным и снова затрусила за девушкой, едва не тычась в нее мордой.
Та, разумеется, ничего не замечала.
– Ишь, на радугу-то не идет, хозяйку дожидается, – добродушно усмехнулся Тряпочкин. – Таких верных нечасто встретишь. Хорошая девчонка, видать.
– Это долго ждать придется, – заметил Данилюк. – Девушка-то молодая совсем.
– Для духа время некритично. Мы можем ждать очень долго.
Глава 4
Похороны состоялись в полдень, на Городском кладбище. Собрались родственники, друзья. Мама тихо плакала.
Сам же покойник стоял чуть поодаль и чувствовал странную неловкость. Как будто нечаянно испортил всем настроение. Ему не было печально или тоскливо – лишь легкая грусть, какая бывает на выпускном вечере. Жаль прощаться со школой, а по одноклассникам будешь скучать… но не более того.
Сестра тихо рассказывала матери, что Алеша ей этой ночью приснился. Почти в точности передала сказанные им слова, отчего мама расплакалась еще сильнее.
Бабушка тоже припомнила, что ей снилось нечто похожее, но только сам факт, без подробностей. А брат и отец вообще забыли о его визитах и теперь расспрашивали Надю.
Конечно, никто не воспринял эти сны всерьез. Просто приснился покойный брат/внук – что тут такого? Данилюку и самому снился дедушка, когда того хоронили… блин.
Изо всех сил стараясь вспомнить тот сон десятилетней давности, Данилюк пропустил момент, когда стали закрывать крышку гроба. Мама подошла проститься последней, положила у изголовья любимые темные очки Данилюка – яркими солнечными днями он с ними не расставался.
Данилюк умиленно улыбнулся… и вдруг почувствовал в кармане шевеление. Сунув туда руку, он обнаружил эти самые темные очки. В призрачном виде, понятно.
– Спасибо, мам… – изумленно произнес он, тут же их надевая.
Сейчас они ему требовались как змее перчатки, но все равно было очень приятно.
Гроб опустили в яму и закидали землей. Рядом оставили рюмку водки, несколько конфет в фантиках и маленькую кладбищенскую свечку. Данилюк наклонился и поводил рукой сквозь пламя.
Тепла, конечно, не чувствовалось. И огонек даже не дрогнул. Тряпочкин, если ему верить, научился подталкивать тарелку на спиритических сеансах – значит, это все-таки возможно. Только вот как именно это делается, Данилюк спросить забыл.
Ладно, в следующий раз.
Народ еще немного постоял возле могилы, а потом начал расходиться. Одни по домам, другие погрузились в автобус. Родители арендовали для поминок небольшую столовую в соседнем квартале.
Данилюк на поминки решил не ехать. Не хотелось и дальше травить душу, глядя на горестные лица. Все, кончено, книга жизни закрыта.
Вместо этого он остался сидеть на своей могиле, рассеянно глядя на табличку. «Алексей Валерьевич Данилюк, 14 августа 1986 года – 25 февраля 2015 года». Вот и все, что от него осталось. Кусок земли и деревянный крест с надписью.
Крест… а почему они поставили крест? Данилюк не был крещеным. Он вообще не верил в Бога. Он думал, что после смерти будет… ничего не будет. Просто перестанешь существовать. Как свет выключили.
Выходит, ошибался.
Сидеть на могиле и дальше смысла явно не было. При жизни Данилюк считал похороны бессмысленным ритуалом. Зачем закапывать в землю мертвое тело, а потом еще и украшать его чем-то сверху? Пустой расход времени и сил. На одних гробах сколько можно бы сэкономить!
Теперь, когда он умер… его мнение не изменилось. Да, он каким-то образом знал, чувствовал, что труп там, внизу, но ему от того не было ни жарко ни холодно. Лежит в могиле, ну и пусть лежит. Как старая квартира, из которой съехал.
Данилюк уже собирался уходить, когда заметил что-то боковым зрением. Повернувшись, он увидел у соседней могильной плиты двух жутко странных типов. Они смотрели прямо на него – без особого интереса, но явно его видели.
Первый выглядел как мертвец. Полуразложившийся, в каких-то истлевших обносках, а вместо головы – череп. Из голых костей росли седые волосы и длинная пушистая борода.
Второй был карликом. Едва по колено Данилюку, тоже бородатый, с огромными мохнатыми ушами. Одет он был в какой-то армяк… зипун… Данилюк не разбирался в старинной одежде.