Он откинулся на спинку мягкого роскошного сиденья и пошарил в кармане куртки. Карман был пуст. Уловив эти движения, мужчина за рулем быстро протянул Щелкунчику пачку сигарет.
— Давайте покурим, — сказал он. — И спокойно все обсудим. Вы готовы?
«В конце концов, мое дело — обеспечить спокойную и счастливую жизнь семьи, — подумал Щелкунчик, затягиваясь. — Ни Надя, ни Полина с Кириллом никогда не узнают о том, какой ценой я обеспечил им счастье. Да они и не станут особенно допытываться об этом, сидя на берегу теплого океана. Будет совсем другая жизнь — для детей дорогая школа с перспективой учебы в американском университете, для Нади — моды и аэробика. Они и не спросят у меня, каким образом я всего этого достиг для них…»
— Так кто эти люди? — спросил он у сидевшего за рулем. — Судя по цене, которую вы готовы заплатить, я должен прикончить президента, премьер-министра и министра обороны. Вы этих троих имеете в виду?
— Нет, конечно, — почти засмеялись оба под своими масками. Вообще после его согласия атмосфера как-то разрядилась. — Эти трое, которых вы назвали, нас не интересуют совершенно. Они нам не мешают. Речь идет о других людях. Сумму разделим на три части. Первую вы получите прямо сейчас и здесь. И мы сообщим вам о первом вашем «клиенте». Когда вы сделаете дело с ним, мы передадим вам вторую сумму и, соответственно, материал на второго. Потом будет третий, и затем вы свободны, как птица в полете. Мы расстанемся, довольные друг другом. Подходит?
— Стоп, — сказал Щелкунчик, который уже вновь быстро стал входить в свою прежнюю привычную роль. — А деньги на расходы? Вы что, думаете, что подготовка ничего не стоит?
Странно, он даже сам удивился, как быстро он вспомнил все свои прежние правила. Вот и обманывай себя после этого… Он так долго уверял себя, что стал совсем другим человеком. Сам даже поверил в это. И что же? Оказалось, что за «арбуз» он готов немедленно вернуть себе старый волчий оскал…
А может быть, это просто стало как бы частью его натуры? Может быть, способность убивать просто-напросто превратилась для него во что-то естественное, привычное, без чего уже вообще трудно существовать?
Как это бывает с дикими зверями-хищниками. Он может быть спокойным, прирученным зверем, а потом, стоит ему почувствовать запах крови, тут же сбрасывает с себя всю эту наносную прирученность и превращается в то, что он и есть на самом деле — в дикого хищника?
— Деньги на расходы, естественно, отдельно, — великодушно, не торгуясь, согласился сидевший за рулем. — Просто мы это сразу не учли и не обговорили. Но уж вы нас простите, мы же не такие специалисты, как вы, чтобы все предусмотреть заранее…
Это был укол. Но неумный укол. Глупый снобизм. Ему как бы хотели дать понять, что он-то все-таки наемный убийца, а они — люди приличные. Можно было, конечно, сказать им резко, что они нисколько не лучше его, раз заказывают убийства. И не только не лучше, а гораздо хуже, потому что он — Щелкунчик — своих жертв не знает, он против них ничего не имеет и просто выполняет заказ, отрабатывает полученные деньги… Так сказать, ничего личного. Он из себя ничего не строит. Он — киллер.
А они, судя по машине и по манере говорить, старательно строят из себя на публике порядочных, приличных, респектабельных людей…
Но Щелкунчик ничего не ответил на колкость, пожав плечами и отвернувшись к окну. Киллер должен быть выше разных там разговоров. Тем более не им его укалывать…
Ему вообще стало довольно скучно. Все по-старому, ничего не изменилось в жизни. Одни подонки заказывают убить других подонков. Да еще выпендриваются при этом.
— Вы приготовили для меня материалы на первого «клиента»? — спросил он. — Если приготовили, то давайте сюда вместе с деньгами. Вы знаете, что мне нужно?
— Конечно, знаем, — ответил сидевший позади и протянул конверт. Конверт был большой, из плотной бумаги. Щелкунчик приоткрыл его и увидел внутри пачку стодолларовых бумажек, перетянутую розовой тонкой резинкой, и фотографию человека.
— Тут семьдесят тысяч, — сказал водитель. — Пересчитайте, пожалуйста.
Щелкунчик видел, что пачка купюр совершенно квадратная, то есть безумно толстая. Русские деньги нельзя паковать в такие толстые пачки, купюры порвутся. А доллары гораздо прочнее.
— Нечего время терять, — сказал он, игнорируя пачку. — Потом пересчитаю, на досуге. Но вы же не станете меня обманывать. Если там не окажется нужной суммы, я просто не стану работать, вот и все.
Он достал фотографию и увидел на ней довольно молодого человека лет двадцати семи — двадцати восьми, кудрявого, с тонкими чертами интеллигентного лица. Фотография была зигзагообразно обрезана с краю. Видимо, рядом с молодым человеком кто-то стоял на снимке, но эту часть удалили.
На обороте было написано: «Кисляков Алексей Борисович». И все, больше никакой информации там не содержалось.
— Запишите его адрес, — предложил человек в маске. — Кронштадтский бульвар, дом сто пятнадцать, квартира тридцать восемь. Живет один, не женат.
Говоривший вопросительно взглянул на Щелкунчика, как бы спрашивая, отчего тот не записывает. Но это было бы полным безумием. Подобные записи были бы главной уликой против Щелкунчика… Он натренировал свою память так, чтобы запоминать все «со слуха»… А потом, когда дело сделано, выбрасывать из головы…
— Машина есть? — спросил Щелкунчик отрывисто. — Охрана есть? Чем он занимается?
— Машина есть, — ответил человек и назвал номер «Жигулей», принадлежащих гражданину Кислякову. — Охраны нет никакой, невооружен. Не занимается ничем, не работает.
— Бомж, что ли? — удивился Щелкунчик. Бомжей ему еще не заказывали… Обычно его «клиентами» бывали солидные, важные люди. Такие люди, которых и убить нелегко, потому что их охраняют и они сами принимают меры безопасности. И вообще — это бывали такие люди, которых действительно нужно было убрать с дороги, потому что они кому-то сильно мешали. За таких и деньги заплатить стоило.
А тут — какой-то юноша, да еще и безработный…
— Если все так… — сказал Щелкунчик медленно, чувствуя, что тут кроется какой-то подвох. — Если все так, как вы сказали, почему бы вам и самим не убить его? Подумаешь, наехали бы машиной… Или просто палкой по голове… Безоружный, безработный, одинокий человек — неужели нужно нанимать меня для того, чтобы убить такого?
— Да вам-то какое дело? — ответил водитель. — Вам же легче — меньше работать надо… И вообще — зачем вы задаете вопросы? Это же не ваше дело — вопросы задавать. Вы должны сделать все три дела, вам и платят только с этим условием.
«Действительно, что это я? — сам себе удивился Щелкунчик. — Растерял квалификацию…»
Спрашивать ни о чем было нельзя, это он всегда знал. Чем меньше знаешь, тем больше гарантия, что останешься в живых. Тем более что ему ясно сказано — заказ идет «в пакете», то есть только сразу на всех троих «клиентов». Может быть, следующий «клиент» будет таким сложным, что трудности окупят и легкость с первым?
— Всех троих я за десять дней не успею, — твердо сказал он, оборачиваясь к сидевшему позади человеку, поставившему с самого начала условие про десять дней. — Десять дней на троих — это самодеятельность, — добавил он. — От такой спешки только хуже будет. Вы же не хотите, чтобы я рисковал?
— А за сколько? — тут же почти хором спросили оба.
— Быстро, — ответил Щелкунчик решительно. — Но поскольку я еще ничего не знаю про двух других, то ничего и сказать не могу. А вдруг вторым окажется начальник ФСБ? Кто вас знает, ребята, чего вы захотите за свой «арбуз»… Нет, я могу только обещать, что тянуть не стану, но и сроки назвать не могу. Если вам надо поскорее, со сроками, то нанимайте пэтэушников с ломиками…
Оружие у него было, он приобрел сравнительно недавно пистолет, который использовал для защиты от рэкетиров. Оружие ему понравилось, бил пистолет точно и приятно, аккуратно ложился в ладонь.
Купить глушитель не составляет в современной Москве никакой проблемы, хотя Щелкунчик не любил пользоваться глушителем — ему казалось, что это снижает меткость стрельбы. И вообще — стрелять с глушителем — это то же самое, что сношаться с презервативом… Совсем не то ощущение. Как будто было что-то, а как будто и не было ничего…
Все-таки глушитель был необходим, и пришлось выложить за него некую круглую сумму.
Самой большой психологической проблемой для Щелкунчика была семья. Он хотел теперь обезопасить себя и семью. Себя — от возможности давления на него при помощи жены и детей. Однажды такое уже было, и он хорошо помнил свое ощущение беспомощности в те часы и дни. Кроме того, Надя и дети не должны ни о чем догадываться.
А куда отправить их? Ни у Щелкунчика, ни у Нади не было никаких родственников в других городах.
Оставался Андрис — чужой в общем-то человек. А если посмотреть с другой стороны, — то и не чужой. С Андрисом Щелкунчик виделся всего один раз в жизни, когда тот уводил у Щелкунчика жену Велту. Тогда Андрис — здоровенный и розовощекий, с глазами теленка — заехал на машине за вещами Велты и Полины. Они почти не разговаривали. Да и о чем они могли говорить — преуспевающий латыш Андрис и уволенный со службы майор советской армии, изгой в Латвии?
Один был покидаемым мужем, а другой — удачливым соперником… Андрис увез Велту вместе с Полиной на хутор в Латгалии. А потом между Андрисом и Щелкунчиком состоялся только один контакт, да и то телефонный, — когда Андрис сообщил о смерти Велты и о том, что он отправляет Полину в Москву, к отцу, к Щелкунчику…
Вот, собственно, и все знакомство. Но Щелкунчику почему-то теперь казалось, что именно Андрис — тот человек, на которого он может рассчитывать в критической ситуации. В конце концов, они ведь были мужьями одной и той же женщины. Которая теперь к тому же мертва… Тень покойной Велты теперь стояла между ними, одновременно разъединяя и связывая…
Идея была такова — Щелкунчик отправляет Надю с детьми в Латгалию к Андрису, якобы на летние месяцы, якобы отдохнуть перед новым учебным годом. Никто ни о чем не догадывается. Сам же Щелкунчик делает свои три «дела», объединенные в одно, получает свой «арбуз», а после этого спокойно едет в Латвию, забирает семью и уже больше никогда не возвращается в Россию. Они прямо в Риге покупают билеты до Бразилии или куда там решат, и все — прости-прощай… Как писал Лермонтов: