– Клэр Демар думает, что я влюблена в Валантена?!
– Еще как! И что тут такого? – Мари-Рен, взмахнув пачкой листовок, ускорила шаг, возвращаясь к их сегодняшней миссии. – Бороться за свободу женщин не значит забыть о мужчинах и уйти в монашки! Если этот Валантен тебе нравится, право слово, упустив его, ты сделаешь большую глупость!
Аглаэ поспешила вслед за прелестной белошвейкой. Этот разговор несколько нарушил безмятежное состояние духа, в котором она совсем недавно пребывала. Неужели ее чувства к Валантену так заметны со стороны? Тогда почему он – единственный, кто как будто бы не обращает на них внимания? Может ли быть, что он настолько к ней равнодушен? Или же этот человек и вовсе не способен на романтические отношения с кем бы то ни было?..
К десяти утра девушки решили сменить тактику. Во всех окрестных ателье как раз начался перерыв. Помощницы швей и портнихи высыпали на бульвары развеяться и отдохнуть, пользуясь погожим деньком. Чтобы охватить как можно большее число потенциальных слушательниц, Аглаэ и Мари-Рен встали по обеим сторонам дороги, под каштанами, которые выстроились в два ряда на подходе к Тронной площади. Место было стратегическое. Здесь собирались торговцы коко [61]и всякой снедью, которые как магнитом притягивали женскую половину работного люда. Через несколько минут на площади яблоку негде было упасть.
В ожидании удачного момента приступить к действиям Аглаэ прислонилась спиной к стволу дерева и, купаясь в золотистом солнечном свете, который просеивался сквозь листву, думала о Валантене. В кроне каштана выводил трели певчий дрозд, ему вторил откуда-то с крыши кровельщик залихватской песней. В нескольких шагах остановился омнибус компании «Белые дамы» и выгрузил толпу пассажиров – среди них были провинциалы, совершающие увеселительную прогулку, буржуа, спешащие по делам, и военные в увольнительной. Три лошади арденской породы, запряженные в импозантную дорожную карету с империалом, перебирали копытами на месте, тяжело дыша раздувавшимися ноздрями, и подталкивали друг друга мордами. Аглаэ наблюдала за ними некоторое время, завороженная этой нервозной игривостью трех могучих животных, у которых под шкурами перекатывались тугие мышцы. На ум ей почему-то пришла мысль о любовном треугольнике, между «вершинами» которого копится напряжение. А следом возникли два вопроса. Что за призрак или воспоминание встало между ней и Валантеном? Удастся ли ей когда-нибудь уничтожить эту преграду?
В данный момент ответить на эти вопросы не представлялось возможным, и, чтобы не мучиться без толку, девушка выкинула их из головы, решив, что пора приниматься за дело. Высмотрев среди прохожих бонну с мальчиком, который катил обруч прямиком к торговцу ячменными леденцами [62], Аглаэ заступила им дорогу, твердо решив не отставать, пока бонна не возьмет у нее листовку.
Она уже открыла рот, чтобы заговорить с толстой румяной женщиной, когда вдруг сзади ей на плечо опустилась крепкая ладонь и одновременно прозвучал суровый голос:
– Совсем совесть потеряла, девка? Ловить клиентов среди почтенных горожан – это ж надо так обнаглеть!
Аглаэ изумленно обернулась. На нее с высокомерной враждебностью смотрели двое мужчин. Вылитые близнецы: одинаковые мягкие шляпы, одинаковые серые рединготы, одинаково закрученные кверху усы. На сгибе локтя левой руки каждый из них держал трость-дубинку, так что видны были только два массивных, утяжеленных свинцом набалдашника. Со всей очевидностью можно было заключить, что это полицейские.
– Вы ошиблись, – сказала Аглаэ. – Я раздаю приглашения на публичную лекцию для женщин, которая состоится завтра в двух шагах отсюда.
– Заливай кому-нибудь другому! – отрезал один из служителей закона. – С нами этот фокус не пройдет. Сейчас отвезем тебя в участок для установления личности.
Девушка ушам своим не поверила.
– Но это же нелепица какая-то! – запротестовала она, протянув им стопку отпечатанных в типографии листовок. – Вот, сами прочитайте – и поймете, что я не вру!
Тот из двоих, который до сих пор хранил молчание, резким жестом оттолкнул ее руку. Аглаэ от неожиданности выронила листовки, и ветер тотчас разметал их по мостовой среди мусора.
– И что же мы должны прочитать? – осклабился полицейский, подмигнув напарнику. – Может, ты думаешь, что мы за твоими бумажками в грязь полезем?
Аглаэ почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, но постаралась сдержать гнев. Эти двое, должно быть, заскучали на дежурстве и решили развлечься за ее счет. Нельзя было поддаваться на провокацию.
– Уверяю вас, вы ошиблись, господа, приняв меня за лоретку [63]. Я актриса с бульвара Преступлений, служу в театральной труппе мадам Саки. Впрочем, моя подруга может это вам подтвердить. Она должна быть где-то поблизости. Мы вместе раздавали листовки… – Говоря это, Аглаэ шарила взглядом по толпе на площади, отчаянно пытаясь отыскать белокурую гриву Мари-Рен. «Куда, черт возьми, она запропастилась? Не могла ведь уйти далеко!» Однако, к несчастью, ее спутница как будто растворилась среди гуляющих. Ее нигде не было видно.
Полицейский, рассы́павший листовки с манифестом о правах женщин, прочистил горло, смачно плюнул под ноги актрисе и скверно прищурился:
– Мой коллега утверждает, что видел, как ты клеила пассажира, выходившего из омнибуса. Может, скажешь, он врет, а?
– Послушайте, – начала Аглаэ, уже не в силах скрывать раздражение, – не знаю, зачем вы всё это затеяли, но я больше не позволю себя оскорблять. Я честная девушка, и вам должно быть стыдно за подобные инсинуации. Если вы не оставите меня в покое, я пожалуюсь вашему начальству!
Ее визави повернулся к напарнику, будто брал его в свидетели:
– Нет, ты слышал, Леон? Она нам угрожает! Ну честное слово, эта шлюха совсем оборзела!
– Сейчас ты тихо и спокойно поедешь с нами в участок, – процедил его «брат-близнец», доставая из кармана «кабриолет» [64]. – Никаких скандалов, а то я подарю тебе эти чудесные браслетики.
Второй полицейский тем временем скользнул актрисе за спину и снова крепко взял ее за плечо. Он грубо подтолкнул ее к фиакру без опознавательных знаков, стоявшему в конце улицы, у самой площади. Аглаэ не собиралась просто так сдаваться. Она дернулась, попытавшись вырваться:
– А ну, отпустите меня! Вы не имеете права! Это злоупотребление властью!
Но полицейский посмеялся над ее протестом. Он лишь крепче схватил ее за плечи, а его коллега по имени Леон приблизился к девушке с намерением закрутить ее руку в цепь «кабриолета». Теперь уже Аглаэ окончательно рассвирепела. Она не могла позволить арестовать себя двум грубиянам. Да и вообще, неизвестно было, из полиции они или нет – никаких доказательств своего служебного положения эти люди не предъявили.
Поэтому, когда тот, с наручниками, приблизился к ней, чтобы сковать запястья, она врезала ему коленом в низ живота. Он согнулся пополам с поросячьим визгом. Но, к несчастью для Аглаэ, его коллегу эта неожиданная попытка сопротивления ничуть не обескуражила – он обхватил девушку сзади, прижав обе ее руки к телу. Она задергалась, пытаясь вырваться, но противник был сильнее – он полностью ее обездвижил. Видя, как Леон, которого она ударила, выпрямляется, превозмогая боль, и подается к ней со злобной усмешкой, она заорала:
– На помощь! Помогите! Караул!
Мари-Рен в это время как раз проповедовала права женщин у выхода из шляпной мастерской. Она вздрогнула, узнав перепуганный голос подруги, и, оборвав проповедь, устремилась в толпу, заработав локтями, чтобы пробраться туда, откуда доносились отчаянные призывы. В начале улицы Фобур-Сент-Антуан белошвейка с изумлением увидела, как двое мужчин куда-то тащат Аглаэ, которая неистово отбивается. Кровь у Мари-Рен сразу вскипела. Растолкав зевак, привлеченных этой потасовкой, но не рискнувших вмешаться при виде серых рединготов [65], она бросилась на подмогу несчастной.
Однако сделать что-либо Мари-Рен не успела. Из стоявшего неподалеку фиакра, к которому полицейские тащили Аглаэ, выскочили еще двое в серых рединготах и накинулись на белошвейку. Несмотря на отважное сопротивление, девушки вынуждены были сдаться перед лицом превосходящих сил противника, проявивших крайнюю решительность и жестокость.
Ошеломленным и побитым подругам пришлось все-таки сесть в фиакр, и тот сразу покатил к местному полицейскому участку.
Глава 16Мелани боится
Ровно через неделю, день в день, после первого визита в Бюро темных дел Мелани д’Орваль снова явилась к Валантену. Бóльшую часть утра он провел, пытаясь проникнуть в смысл таинственного постскриптума Викария. Ради этого инспектор проштудировал несколько сочинений из библиотеки покойного отца – «О тайных значениях букв» Джованни Баттисты делла Порты, «Трактат о цифрах и тайнописи» Виженера, а также «Новый своеобычный способ шифрования» Джованни Баттисты Беллазо и «Полиграфия» Иоанна Тритемия.
Чтение этих научных трудов позволило ему освежить свои познания в области криптографии. Существовало два основных способа зашифровать содержимое текста: перестановка и подстановка. В первом случае буквы послания перемешивали, как при написании анаграммы. Второй, более изощренный, способ предполагал замену каждой буквы исходного текста каким-либо символом – другой буквой, цифрой или любым графическим значком.
«ЛДЛЭАЦАДГДС БМОШСЭ УЦОМУПСМУЫС…» Частые повторы одних и тех же букв и отсутствие многих других, судя по всему, исключали тут возможность перестановки. Даже выстроенный в другой последовательности, подобный набор букв едва ли мог открыть Валантену какой-то смысл. Значит, надо было применить известные методы подстановки, основанные на замене символов.
Валантен начал с классики – со знаменитого шифра Юлия Цезаря, изложенного Светонием в «Жизнеописаниях двенадцати цезарей». Суть его заключалась в том, чтобы сместить кажд