Ибо на обратном пути из Морвана у него было много времени на размышления. Душегубство, совершенное в лесу, предшествовало двойному убийству в Саду растений. Это означало, что Викарий действовал вовсе не как обороняющийся зверь, которого вот-вот затравят, нет – он хладнокровно и тщательно готовил свою месть очень давно, вероятно, с тех самых пор, как узнал, что преследующий его полицейский – не кто иной, как Валантен. И уверенность в том, что все без исключения действия его врага не случайны, заставила молодого инспектора прийти в бешенство. Ему не нравилось, что Викарий остается единственным распорядителем этой игры, а сам он пока что вынужден тратить свои силы на другое расследование.
Возможно, виной тому было мрачное настроение, овладевшее им, но по пути домой Валантену на каждом шагу бросалась в глаза нищета, которой изобиловали парижские улочки, но которую при обычных обстоятельствах так легко было игнорировать. Нищета принимала обличье то калеки в лохмотьях, продающего лотерейные билеты на холодном ветру, то старухи, собирающей железным крюком обрывки полусгнивших тряпок, то безработных, толпившихся на площадях, то девиц, предлагавших свои сомнительные прелести прохожим. Проститутки, попрошайки, торговцы без официального разрешения на сбыт – все они были отверженными, отбросами общества, в котором горстка привилегированных особ жила припеваючи за счет труда всего народа. Нищие были пеной морской, которую волны оставляют на берегу, отступая, чтобы снова возобновить свое бесконечно повторяющееся движение.
– Доброго здоровьица, Иерусалим! До чего же приятно вас видеть! А то я уж начал было о вас беспокоиться!
Радостный звонкий голос отвлек Валантена от мрачных мыслей. Он повернул голову в том направлении, откуда донеслось приветствие, и заулыбался при виде Клопа:
– Ты? Начал беспокоиться о легавом? Не иначе где-то случилось землетрясение и мир перевернулся вверх дном!
Маленький чистильщик обуви, занявший позицию в подворотне на улице Шерш-Миди, насупил брови, проигнорировав ироничный тон инспектора.
– Где это вы пропадали, а? Вас тут дней пять не было видно, не меньше!
– А тебя разве не учили, что любопытство – опасный недостаток?
– Да уж чья бы корова мычала! Кто меня просил кое-что разнюхать в тутошнем квартале? На соревнованиях по любопытству вы меня уделываете одной левой! Но у меня вроде как есть для вас кое-какие новости, я потому сюда подгреб и вас караулю. Вы же мне вознаграждение обещали в прошлый раз.
Валантен чувствовал себя настолько скверно, что продолжать беседу на улице у него попросту не было сил. Больше всего на свете ему сейчас требовались горячая ванна, чистая одежда и плотный ужин.
– Собирай манатки, мелочь пузатая, – велел он, потрепав мальчика по затылку. – Все расскажешь по дороге, а что не успеешь – у меня дома. Я проголодался как волк, и дорожную грязь мне смыть не помешает.
Клоп не заставил себя упрашивать – мигом накинул на плечо ремень тяжелого короба со щетками и баночками ваксы, а затем, насвистывая, устремился за инспектором с гордым видом человека, получившего заслуженную привилегию.
Эжени, выросшая на пороге апартаментов, поприветствовала инспектора широкой улыбкой, но затем ее лицо омрачилось при виде Клопа. Она смерила мальчугана взглядом и брезгливо поморщилась.
– А это еще что за оборванец? – проворчала толстуха. – Он же мне все полы перепачкает. Придется заново надраивать воском паркет!
Валантена позабавила причина ее недовольства, ведь в данный момент он и сам был не чище уличного мальчишки. Подтолкнув Клопа в спину, инспектор предложил ему войти и не обращать внимания на оказанный великаншей суровый прием.
– Этот оборванец, как вы изволили выразиться, милейшая Эжени, – мой дорогой гость, – ласково улыбнулся он домработнице. – И гость этот ужасно проголодался, так же как и я. Приготовьте нам что-нибудь основательное и нагрейте воды на две ванны, будьте так любезны.
Эжени из принципа еще немного поворчала, но отправилась выполнять указания. Несомненно, ее негодование лишь усилилось бы, если б она видела, как озорной мальчишка показал ей нос – приставил к кончику большой палец и растопырил остальные, – едва она повернулась к нему необъятной спиной.
– Обалдеть! – воскликнул маленький чистильщик, входя в гостиную. – Легавые-то, оказывается, умеют жить на широкую ногу! Тут прям как у нашего нового короля во дворце! – Он принялся зачарованно разглядывать дорогую мебель, толстые ковры, картины в рамах, статуи, серебряные украшения и расшитые шторы. Но все же основное его внимание привлек растопленный камин, от которого исходило приятное тепло.
– Неужто ты, Клоп, знаешь, как выглядят королевские покои? – удивился Валантен.
– Черт побери! Да мы ж все прошлое лето, ну, после той заварухи с баррикадами, в Пале-Руаяль бегали, как к себе домой! Я даже знаю пару бедовых парней, которые нарочно туда ходили, чтобы прихватить что плохо лежит – кто табакерку, кто подставку для зубочисток. Типа, сувенирами обзавелись, с самого, понимаете, верха. А у меня все сувениры здесь, – он постучал себя пальцем по лбу, – и всегда со мной. Я во дворец ходил, чтобы ими запастись. С такими сувенирами лучше мечтается, а мечты – штука важная, они помогают вставать с лежанки каждое утро.
– Да ты еще и философ! – ласково усмехнулся Валантен. – Решительно, у тебя множество скрытых талантов!
Он отодвинул для гостя стул и не смог сдержать улыбку, глядя, как мальчик сначала колеблется, а потом осторожно пристраивает зад на сиденье с обивкой из шелка, расшитого золотыми нитями. Как бы Клоп ни хорохорился, было видно, что роскошные апартаменты произвели на него ошеломительное впечатление.
– Ты говорил, у тебя есть для меня новости, – напомнил Валантен, опасаясь, что из-за этой богатой обстановки между ним и маленьким чистильщиком обуви возникнет неодолимый барьер.
И Клоп как будто тотчас забыл о дорогом декоре – лукавый глаз прищурился.
– Новости про того вашего злодея, которого вы зовете Викарием. Помните, вы просили свистнуть, если я увижу, что он ошивается поблизости, в квартале?
Валантен встрепенулся:
– Ты его видел?
– Прям как вас сейчас! Четыре дня назад это было, вечером. Я его сразу засек, хотя он в плащ кутался. Долговязый, тощий, с лицом костлявым и узким, как лезвие ножа.
– Что он здесь делал?
– Я сразу подумал, злодей что-то затевает, потому что он жался к стенам, будто не хотел, чтобы его заприметили. И я видел, как он вошел в ваш дом.
– В этот самый дом, номер двадцать один? Ты уверен?
– Будьте покойны, я смотрел в оба!
– И ты говоришь, это было четыре дня назад, значит, во вторник? В котором часу?
– Ну, вскоре после восьми. Помню, я слышал колокольный звон как раз перед тем, как этот дядька появился.
Валантен задумчиво потер подбородок. В такой поздний час Эжени уже должна была подняться к себе в мансарду, то есть в квартире никого не было.
– А ты можешь сказать, сколько примерно времени он здесь провел? И главное – удалось ли тебе проследить, куда он отсюда пошел?
Клоп огорченно вздохнул:
– Да черта с два удалось! Ваш Викарий отсюда никуда не пошел. По крайней мере, той ночью.
– Как это? – с недоверием и удивлением воззрился на мальчика Валантен.
– А вот так! Я до рассвета проторчал на улице, но этот тип из дома и носа не высунул. А ранним утром стало так холодно, да еще и дождь зарядил, так что я смотал удочки, чтобы не замерзнуть до смерти. Понимаете теперь, почему я забеспокоился, когда от вас несколько дней ни слуху ни духу не было? Викарий куда-то пропал, вы куда-то пропали… Я уж начал воображать себе всякое… Всякое такое нерадостное!
Полицейский постарался подавить тревогу. Однако рассказ мальчика сильно его взволновал и вызвал множество вопросов. Неужели Викарий каким-то образом проник в его квартиру? И не для того ли добился его отъезда из Парижа в Морван? И главное – что он мог делать всю ночь в этом доме? Теперь надо было расспросить Эжени – не заметила ли она чего-нибудь странного? Кроме того, требовалось срочно осмотреть все комнаты на предмет пропаж или появившихся угроз.
– Что ж! – воскликнул Валантен с наигранной беспечностью. – Как видишь, ты зря обо мне беспокоился! Ничего плохого со мной не случилось. И кстати, у меня для тебя новое поручение. Нужно понаблюдать за одним торговым заведением на площади Сен-Сюльпис. На вывеске там должен быть терновый венец. Полагаю, это что-то вроде церковной лавки, где продаются предметы культа.
– Это я запросто, – кивнул Клоп, – но вы что-то такое говорили о справедливом вознаграждении…
Валантен, не сдержав улыбку, достал из кармана жилета две блестящие серебряные монеты.
– А ты не теряешь деловой хватки! Держи десять франков. И согласись, это щедрая плата за те крохи сведений, которые я от тебя получил.
Клоп поймал монеты на лету и, перед тем как спрятать их в карман, по привычке, приобретенной за время работы чистильщиком обуви, которая приносила ему по нескольку жалких су, попробовал обе на зуб, проверяя, не фальшивые ли.
– Я смотрю, мне тут не доверяют! – возмутился Валантен.
– Не обижайтесь, Иерусалим. Вы даже не представляете, на какие уловки идут добрые буржуа, чтобы лишить меня законного заработка, подсунув фальшак. Самые жадные жадюги – это некоторые богатеи. Так что, если я хочу, чтобы мои мечты когда-нибудь осуществились, нужно не зевать и думать о своей выгоде.
В этот момент вошла Эжени с подносом – на нем стояли супница и круглый пирог с мясом. По всей комнате распространился восхитительный аромат лукового супа с тертым сыром. Валантен пригласил гостя, у которого уже громко урчало в животе, придвинуться поближе к столу.
– Забудем о деньгах, вспомним о пирогах! – весело воскликнул инспектор, счастливый оттого, что может предложить в утешение своему юному протеже этот пир. – На полный желудок лучше мечтается!
Спустя пару часов, когда Клоп вернулся на улицу чистый, сытый, бодрый и повеселевший, Валантен поговорил с Эжени и выяснил, ч