– Я убежден, – продолжил барон, – что его эмпирические знания восходят скорее к животному магнетизму Месмера, нежели к древним дикарским культам!
– А вот я в этом не уверен! – возразил Готье. – Восточные и африканские корни Обланова, несомненно, могли бы послужить объяснением его таинственных способностей, на блистательную демонстрацию которых мы все сегодня рассчитываем. Ведь он мог тем или иным образом унаследовать опыт предков.
Отправляясь в «Буковую рощу», Валантен и не думал, что знакомство с людьми, увлеченными спиритуализмом, принесет ему такое удовольствие. Это была идеальная возможность пополнить свои познания в данной области, и отпускать Теофиля Готье он не собирался.
– Из ваших слов следует, что и другие древние народы вступали в контакт с духами для прорицаний, верно? – спросил Валантен.
Поэт кивнул:
– Наряду с египтянами в возможность общения живых с мертвыми верили ассирийцы и вавилоняне. Эти древние народы считали, что умершие остаются в нашем мире в образе духа-дыхания, легкого дуновения, и владеют тайнами наших судеб, а потому могут давать ценнейшие советы тем, кто знает, как задавать им вопросы.
Женщина в траурных одеждах – вдова нотариуса, – внимательно слушавшая эту беседу, живо перекрестилась.
– Как-то это все не по-христиански, – заметила она и поджала губы. – По-моему, покойники имеют полное право покоиться в мире, и будить их от вечного сна – дьявольское занятие.
– Вы заблуждаетесь, драгоценная мадам! – воскликнул длинноволосый поэт. – Возможно, первые Отцы Церкви и призывали к разрушению храмов сивилл, а равно к изничтожению некромантии, однако впоследствии многие теологи бережно изучали знания, уцелевшие с древних времен… Позвольте-ка! А вот и мой друг Мюссе! Он сумеет куда больше поведать вам об этом.
Привлеченные зычным голосом Теофиля Готье, к ним уже подтянулись другие гости из двух смежных салонов. Среди них выделялась молодостью и красотой одна пара. Мужчина, судя по всему, был ровесником Готье, но выглядел как денди в ладно скроенном костюме и с ухоженной русой бородкой. А его спутница была и вовсе божественно прекрасна. Платье из голубого муслина идеально сидело на восхитительной фигуре. Отделанный тюлем и атласом корсаж не скрывал, а подчеркивал наготу плеч и выставлял на обозрение грудь настолько щедро, насколько это было возможно. Другие дамы отводили взоры, когда мимо них шествовала эта бесстыдная Венера, и начинали яростнее обмахиваться веерами. Что же до их супругов, те мгновенно теряли свою надменную благовоспитанность и пожирали красавицу глазами, а иные завистливо косились на пижона, которому посчастливилось явиться сюда под руку с этой богиней.
К означенному пижону и устремился Готье, чтобы немедленно познакомить его с Мелани д’Орваль.
– Позвольте, любезная хозяйка, представить вам Альфреда де Мюссе [76], поэта без страха и упрека, а также его музу, мадемуазель Депрео [77], – ее благословил сам великий Тальма [78], и недавно она поступила в труппу «Гимназического театра». Как я уже сказал, мой друг Мюссе чрезвычайно увлечен взаимосвязями между спиритуализмом и некромантией.
Альфред де Мюссе изящно поклонился хозяйке дома:
– Если вас эта тема тоже интересует, мадам, я могу прислать вам одно из сочинений, освещающих ее наилучшим образом. Оно написано в конце шестнадцатого столетия неким Тайпье, обозначившим себя как «лектор богословия». А название можно было бы написать на афише этого торжественного приема, на который вы имели любезность нас всех пригласить: «Трактат о духоявлениях, а именно о душах, отделенных от тела, о призраках, чудесах и сверхъестественных событиях».
Этого трепетная Мелани уже не вынесла – ее щеки вспыхнули, кулаки сжались, и в голосе явственно прозвучал сдерживаемый с превеликим трудом гнев:
– Я сюда никого не приглашала, и, если бы от меня что-то зависело, знайте: двери этого дома были бы навечно закрыты для хищников всех мастей, которые всегда готовы наживаться на несчастьях ближних.
От такого неожиданного заявления всем, кто стоял достаточно близко, чтобы его услышать, сделалось не по себе. Гостей, к счастью, тотчас отвлек звон колокольчика, донесшийся из центрального салона. За окнами уже сгустилась ночная тьма – настало время, назначенное Фердинандом д’Орвалем и Павлом Облановым для их необычайного опыта по возвращению к жизни Бланш. Толпа приглашенных с возбужденным гомоном отхлынула от стоек с едой и устремилась к двум господам, стоявшим в центре главного зала приемов. Хозяин имения, чрезвычайно взволнованный, поблагодарил гостей за то, что согласились поддержать его своим присутствием, и попросил их неукоснительно следовать указаниям, которые даст им тот, кого он наградил громким эпитетом «благодетель рода людского».
– Внимание! – шепнул Валантен на ухо Исидору. – Вот сейчас пора открыть глаза пошире и сосредоточиться на деле. Что бы ни задумал Оврар, мы должны понять его modus operandi [79].
Павел Обланов приставил кончики пальцев к вискам и закрыл глаза, словно ему нужно было мысленно собраться, перед тем как перейти к действию. Толпа вокруг него невольно притихла. Как только смолкли последние шепотки, бывший бродячий артист, владеющий, конечно же, искусством выстраивания мизансцены, резко опустил руки, расправил плечи и широко распахнул глаза. Его магнетический взгляд медленно прошелся по аудитории.
– Опыт, который я собираюсь провести здесь, – начал он глухим, замогильным голосом, – сам по себе не представляет опасности. Однако для его успешного завершения нужна предельная концентрация медиумических флюидов. Мне придется послужить не просто посредником в общении с душой, пребывающей по ту сторону смерти, но заставить ее явить себя в осязаемом обличье. Нынче ночью мы, все вместе, попробуем материализовать бестелесный дух Бланш. (При этих словах медиума печальное лицо Фердинанда д’Орваля дрогнуло, и потухшие глаза затеплились внутренним огнем.) Для этого мне понадобятся шесть добровольцев – мужчин или женщин, не имеет значения. Единственное, что важно, – это чтобы каждый из них твердо верил в могущество потусторонних сил.
В толпе вскинулись несколько рук, в том числе рука Валантена, который хотел оказаться как можно ближе к месту событий, чтобы ничего не упустить. После этого Обланов попросил остальных гостей расступиться и рассредоточиться вдоль стен, чтобы освободить пространство в середине салона, а также велел добровольным помощникам образовать круг и взяться за руки. Сам он встал в центре этого круга. Помимо Валантена, среди добровольцев оказались супруги де Лонэ, Теофиль Готье, Альфред де Мюссе и обольстительная Луиза Розали Депрео.
Когда каждый из участников спектакля занял отведенное ему место, Обланов обхватил голову руками, сделав вид, что снова ушел в себя. Немедленно образовалась тишина. Но на сей раз она была иного свойства – давящая, почти гнетущая. Тишину эту создавало не только отсутствие шума, но и напряженное ожидание десятков людей. Обланов не спешил, давая каждому возможность проникнуться торжественностью момента. Затем, не открывая глаз, он начал взывать к духу:
– Бланш, вы здесь?.. Просим вас, дайте о себе знать.
Тишина. Левая рука мадемуазель Депрео под воздействием эмоций слегка задрожала в ладони Валантена. Он постарался запретить себе на это отвлекаться и всмотрелся в тесные ряды гостей, но не увидел среди них Мелани д’Орваль и Исидора.
– Бланш, вы безвременно покинули наш мир, ушли внезапно… Вашим близким нужно снова вас увидеть. Ответьте же на их мольбы.
И снова тишину ничто не нарушило.
– Бланш, ваш отец безмерно удручен горем. Он хочет встретиться с вами в последний раз… Услышьте мой голос и мольбы отца, который тоже к вам взывает… Пусть они приведут вас к нам.
Поскольку опять ничего не произошло, некоторые зрители в буржуазно-аристократической части аудитории начали перешептываться, выражая свое нетерпение. Представители другой части, состоявшей из любителей оккультизма, зашикали на них, призывая к порядку. Отношения между двумя несообщающимися группами грозили накалиться, но вдруг весь этот закипающий гомон перекрыл замогильный голос Обланова:
– Вот она! Бланш услышала нас!.. Она явилась! Там! – Медиум вытянул руку, указывая пальцем на застекленные двери, за которыми тонул в ночной темени парк.
Глава 24Некромантия и спиритуализм на практике
На мгновение в гостиной возникло полнейшее замешательство. Пока все взгляды были устремлены в направлении, указанном Облановым, последний вырвался из круга добровольцев, расцепив руки актрисы и Валантена, после чего широким шагом направился к застекленным дверям. Первым за ним бросился Фердинанд д’Орваль, следом на террасу ринулись и другие гости. Во всеобщей суматохе инспектор наконец сумел заметить своего рыжего помощника, который стоял рядом с Мелани на пороге зала, и кинулся к нему:
– Скорее, Исидор! Найдите мне масляные лампы! Они нам точно понадобятся!
Не дожидаясь реакции Лебрака, он метнулся к окнам первого салона, чтобы не застрять в заторе, образовавшемся у выхода из центрального зала. Пока что лишь нескольким гостям удалось выскользнуть наружу следом за Облановым и д’Орвалем, остальные толкались в дверях. Медиум подскочил к балюстраде из кованого железа и вглядывался в темноту парка. Напряженная поза его свидетельствовала о глубочайшей сосредоточенности. Пруд напротив террасы был поглощен ночным мраком, а кусты за ним вырисовывались вдали бесформенной массой, чуть чернее всего чернильного фона.
– Где она, Павел? – спросил д’Орваль сдавленным голосом, остановившись рядом с Облановым. – Я ничего не вижу!
– Она в пути. Доверьтесь ей, дочь вас не подведет.
Один за другим приглашенные заполняли террасу. Вместе с ними вышли лакеи с подсвечниками. В этой суете и толкотне огни свечей в их руках казались оплотом порядка и покоя, противостоящим тайнам ночи. Но эта успокоительная иллюзия быстро рассеялась – вскоре поднялся ветер, и огненосцам пришлось оберегать заплясавшее пламя ладонями, чтобы свечи не погасли, отчего этот ободряющий свет уже почти не было видно, и несколько дам боязливо заахали во мраке.