Несмотря на крайнюю усталость, проспал молодой человек всего часа три – слишком мало для того, чтобы восстановить силы и оправиться от неудачи. В голове теснились мысли о событиях в усадьбе, мелькали разные образы и чаще всего – картины триумфа Обланова, вернее Пьера Оврара. Когда Валантен с Исидором вернулись на террасу, им и близко подойти к герою вечера не удалось – не было никакой возможности пробиться сквозь восторженную толпу поклонников с Готье и Мюссе в первых рядах, восхвалявших медиума на все лады, и даже прекрасная Луиза Розали Депрео, казалось, ничуть не обиделась на Обланова-Оврара за то, что он имел дерзость затмить ее в глазах почтенной публики. Похоже, медиумический дар этого лжеславянина покорил абсолютно всех.
Однако нынешнее нервное возбуждение Валантена нельзя было объяснить всего лишь досадой оттого, что ему пришлось стиснув зубы наблюдать торжество мошенника. В карете, увозившей его из «Буковой рощи», инспектор постарался восстановить дело д’Орвалей во всех подробностях с самого начала – и в итоге увидел некоторые факты в новом свете. Пока что у него не было ни полной уверенности, ни доказательств своей правоты, но чутье подсказывало, что он наконец напал на след и начинает прозревать истину. Чтобы проверить свою версию и понять, как его обвели вокруг пальца, нужно было покопаться в прошлом Пьера Оврара. И начать требовалось немедленно, поскольку, если он, Валантен, не ошибся, мрачные предчувствия Мелани д’Орваль могли сбыться очень скоро.
Вот почему молодой человек вскочил ни свет ни заря и отправился в путь, не теряя времени на то, чтобы привести себя в порядок. Первым делом он бросился в архив Префектуры полиции и перелистал целую стопку отчетов о положении дел в столице. Его интересовали только сообщения о ярмарках и выступлениях бродячих артистов. Не прошло и часа, как он нашел то, что искал. Труппа, в которой некоторое время находил применение своим талантам Пьер Оврар, та самая, чьи афиши Исидор нашел в меблированной комнате на улице Л’Эпе-де-Буа, не покидала окрестностей Парижа. Если верить отчету от 15 марта сего года, бродячие акробаты и фокусники установили свои подмостки на равнине Иври.
Валантен, обрадовавшись этому открытию, черкнул записку Лебраку, попросив его оставаться у д’Орвалей и быть начеку, затем поймал свободный фиакр и велел гнать к Итальянской заставе. Кучер высадил его на аллее, идущей вдоль южной стены Юго-Восточного кладбища. Места здесь были унылые, и пасмурная погода их не красила. В этом скучном предместье складские помещения с глухими стенами перемежались с лачугами и дощатыми хижинами; кое-где виднелись чахлые огороды. Грузчики уже начали рабочий день и перетаскивали тюки в телеги, сгибаясь под тяжестью. В прохладном рассветном воздухе поднимался пар от навоза рядом с запряженными в телеги лошадьми. Где-то перекрикивались рабочие на фоне ритмичных ударов молота в кузне неподалеку.
Инспектор повернулся спиной к этой деловитой суете и уверенно зашагал к дюжине собравшихся в кучку жилых домишек, обитатели которых, судя по всему, еще спали. Справа на пустыре дрались между собой, без умолку треща, жирные сороки. Дальше за заборами рвались с цепи, заливаясь лаем, невидимые собаки, учуявшие приближение чужака. Миновав первые домишки, Валантен свернул в узкий проулок, где застоялась вонь ночных горшков, которые сюда выливали; там же в куче отбросов рылся тощий грязный боров.
Обогнув его, инспектор вскоре вышел на открытую площадку, где стояло несколько цыганских повозок. Четверо мужчин, завернувшись в пледы, курили трубки у костра, переговаривались и время от времени трепали по всклокоченным загривкам круживших рядом собак с бешеными глазами. Все четверо, услышав шаги, повернули головы в сторону приближавшегося Валантена, но ни один не сдвинулся с места. Запахи дыма от горящих поленьев и кофе примешивались здесь к сильной вони лошадиной мочи.
Гораздо ближе к Валантену оказалась совсем юная цыганская девушка, набиравшая воду из колодца у него на пути. Ее длинные, черные как ночь волосы падали волнами до поясницы; свободная шнуровка корсажа слегка разошлась, приоткрыв округлое плечо; из-под яркой, пестрой юбки торчали босые грязные ноги. При виде инспектора с ангельским, хоть и небритым, ликом, в измятой, но элегантной одежде, она, должно быть, подумала, что это какой-нибудь городской повеса после бурной ночи в пригороде забрел к ним в поисках приключений. Пристроив ведро с водой на краю колодца, цыганка подступила к чужаку, изобразив обольстительную улыбку.
– Заблудился, красавчик? Или ищешь, кто тебя приголубит? – полюбопытствовала она, кокетливо склонив голову к голому плечу. – Могу помочь в любом случае.
– Скажем, я ищу ответы на кое-какие вопросы.
– В этом Дзинга тоже знает толк! Что тебя интересует? Любовь или деньги? Настоящее или будущее? Дзинга может узнать обо всем, что уготовила тебе судьба, по линиям твоей ладони.
Валантен едва заметно улыбнулся:
– Я не верю в такие вещи. Человек сам создает свою судьбу, и о том, что у него в итоге получится, не написано ни на ладонях, ни на звездном небе.
Молодая цыганка, однако, так просто сдаваться не собиралась. Не каждый день у нее на пути попадались пригожие парни, одетые как аристократы. Она ухватила его за кисть, заодно ощупав опытной рукой качество ткани манжета рубашки и редингота.
– Тебя это ни к чему не обязывает, – все с тем же кокетством сказала девушка. – Награду назначишь сам, после того как я посмотрю.
Скорее для того, чтобы от нее отделаться, чем по какой-либо другой причине, Валантен все же позволил ей развернуть свою левую руку ладонью вверх и внимательно изучить линии. У цыганки были горячие и удивительно нежные пальцы. От буйных кудрей, падавших на отмеченное суровой, дикой красотой лицо, пахло дымом костра и какими-то пряностями. Валантен, испустив глубокий вздох, не стал ей мешать.
С чрезвычайно серьезным для ее возраста видом девушка некоторое время водила кончиками пальцев по линиям, четко просматривавшимся на белой коже. Она принялась напевать какую-то неспешную, меланхоличную мелодию – кончик языка затрепетал между острыми зубками, – а через пару минут резко замолчала, вскинула голову и заглянула пламенеющим взором в глаза Валантену. Ему показалось, что лицо ее омрачилось и за высоким лбом теснятся мысли, как тени на земле перед грозой. Цыганка как будто хотела что-то сказать, но закусила губу и снова склонилась над его ладонью. Потом вдруг ее лицо мучительно исказилось, и она оттолкнула руку Валантена со странным выражением – то ли страха, то ли отвращения.
– В чем дело? – спросил Валантен. – Что ты увидела?
Но девушка не ответила. Она опрометью бросилась прочь, к мужчинам у костра, и быстро заговорила с ними на чужом языке.
Вскоре один из четверых цыган – сухопарый тип в косынке вместо головного убора и с «винным пятном» [80]на пол-лица – поднялся и зашагал в сторону Валантена. В повадке цыгана не было угрозы – по крайней мере пока, – однако глаза смотрели настороженно. Девушка осталась с тремя другими соплеменниками и, обняв лохматую собаку, не сводила тревожного взгляда с того, кого еще недавно хотела соблазнить.
– Что вы здесь делаете? – спросил мужчина в косынке. – Не очень-то мы любим, когда чужаки ошиваются вокруг наших фургонов, не соизволив представиться.
Краем глаза Валантен заметил цирковой канат, натянутый между двух столбов, и небольшой помост, на котором стоял сундук, набитый приспособлениями для жонглирования. Инспектор указал подбородком на девушку:
– Я не хотел ее напугать.
Циркач с долей фатализма качнул головой:
– Ваши намерения тут ни при чем. Когда обладаешь даром ясновидения, приходится порой сталкиваться с подобными неудобствами. Так что вам здесь нужно?
От слов цыгана у Валантена по спине пробежал неприятный холодок. Ему стало любопытно, что вызвало такую реакцию гадалки – его прошлое или же грядущие события, – но он отбросил эти мысли, решив, что дело д’Орвалей важнее.
– Мне нужны сведения об одном человеке, – сказал он. – О некоем Пьере Овраре. Я знаю, что он работал в вашей труппе.
– Возможно. В нашем ремесле нет ничего постоянного, люди уходят и приходят. Обо всех и не упомнишь.
Цыган солгал – Валантен отчетливо видел, как он вздрогнул при упоминании имени Пьера Оврара. Инспектор достал полицейский жетон и помахал им перед носом собеседника, затем заговорил – голос его сделался отрывистым, зеленые глаза изменили оттенок на серо-стальной:
– Я служу в Префектуре полиции и в данный момент веду расследование дела о мошенничестве, от которого могут пострадать люди из высшего света. Можете и дальше юлить или отказываться отвечать на вопросы, но тогда я сегодня же вечером вернусь сюда с отрядом полицейских, и мы в вашем балагане перевернем всё вверх тормашками. Или же вы сейчас согласитесь мне помочь, и мы расстанемся тихо и мирно.
Цыган нахмурился. Угроза ему не понравилась, и было видно, что он охотно послал бы к черту этого молокососа, который пытается ему диктовать свои законы. Но древние инстинкты, унаследованные от предков, подсказывали ему, что связываться с полицией – себе дороже. Поэтому он пожал плечами и не стал ерепениться:
– Ладно, в конце концов, у меня нет причин его защищать. Этот гаджо [81]не принес нам ничего хорошего.
– Стало быть, вы его знаете?
– Не то чтобы близко. Он пробыл у нас всего несколько месяцев в начале прошлого года. Номер у него был недурен – передача мыслей на расстоянии. Но я вскоре заметил, что он крутится вокруг нашей малышки. – Циркач кивнул в сторону Дзинги. – Пришлось дать ему понять, что в его интересах свалить подальше подобру-поздорову. Он так и сделал. Ушел, считайте, ровно год назад, громко заявив напоследок, что плевать он хотел на наш жалкий балаган, потому что уже нашел себе работу поприличнее.
– Вы, случайно, не знаете где?