– Он так бахвалился этим, что я запомнил. Его нанял один иллюзионист развлекать публику в антрактах между своими представлениями. У него свой зал на площади Водокачки [82]. В последнее время народ туда валом ломится поглазеть на какую-то штуку под названием «диорама». Понятия не имею, что они там удумали.
Валантен поднес два пальца к полям цилиндра:
– Благодарю за сведения. Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, дайте знать. Просто спросите в Префектуре полиции инспектора Верна.
Цыган откашлялся, повернул голову в сторону и длинно сплюнул на землю.
– Еще чего не хватало, – презрительно сказал он, зашагав к костру. – Порча – как заразная болезнь. Подхватишь – и не заметишь.
Глава 26Диорама на Водокачке
Валантен некоторое время внимательно рассматривал фасад импозантного здания, возвышавшегося за фонтаном на площади Водокачки. Слово «ДИОРАМА» было выписано большими буквами прямо на фронтоне коричневой краской. Над ним вяло обвис на древке триколор. Как в большинстве театров и бульварных аттракционов, зрителей здесь, должно быть, ждали только к вечеру. Оставалось выяснить, нет ли в зале администратора или хотя бы сторожа, у которого можно раздобыть адрес владельца.
Инспектор подошел ближе. Рядом с входной дверью был приклеен плакат, изготовленный распространившимся недавно способом литографической печати. На плакате красовалась Великая пирамида Гизы, а сочинитель текста, сопровождавшего рисунок, не ограничивал себя в эпитетах:
Откройте для себя феноменальный, единственный в мире аттракцион, созданный с помощью новейших и самых изобретательных методов для величайшей услады глаз всех и каждого! Приходите к нам подивиться на живые разноцветные картины, превосходящие во сто крат саму реальность! Благодаря научному прогрессу вы получите беспримерную возможность полюбоваться храмами Древней Греции, египетскими пирамидами и дворцом Великого Султана [83]– и все это в самом центре Парижа. Весь мир будет вашим за скромную сумму 50 франков!
Сейчас, однако, это вместилище научного прогресса ничем не отличалось от обычной столярной мастерской, судя по доносившимся из-за двери звукам – грохоту молотков и визжанию пилы. Возникало впечатление, что за этим фасадом находится строительная площадка.
Валантену пришлось постучать три раза, прежде чем мужчина неопределенного возраста в рабочем картузе отодвинул засов с той стороны и приоткрыл дверь. Лицо у него было угрюмое и такого желтого цвета, что на ум приходила ассоциация со старым заскорузлым пергаментом. Гражданин этот смерил Валантена взглядом с ног до головы и поморщился.
– Вы не от Лефора! – неприязненно констатировал он.
– Тонко замечено, хотя я понятия не имею, о каком Лефоре вы толкуете.
– О торговце, о каком же еще? Черт бы его побрал! Как прикажете мне уложиться в сроки, если он до сих пор не поставил древесину, заказанную у него к условленному часу? А что до вас, кто бы вы ни были, проваливайте отсюда! Нет у меня времени на коммивояжеров!
Грубиян собирался захлопнуть дверь перед носом Валантена, но тот оказался проворнее и подставил ногу между створкой и косяком.
– Э, да вы что творите?! – возмутился человек в картузе. – Вот ведь наглец! Если вы немедленно не уберетесь, предупреждаю: я пошлю за полицией!
– Не утруждайтесь, милейший, – усмехнулся инспектор, во второй раз за день предъявляя свой жетон. – Полиция уже здесь. Я всего лишь хочу задать пару вопросов владельцу заведения.
Человек открыл дверь пошире и наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть жетон. Когда он выпрямился, всем своим видом напоминал уже не тюремного надзирателя, а немолодого сварливого консьержа.
– Полиция, стало быть? Владельца нет на месте. Зайдите в другой раз!
Валантен, рассудив, что проявил достаточно терпения, без дальнейших разговоров сильно толкнул створку плечом. От неожиданности его собеседник ахнул и чуть было не потерял равновесие, но все же успел вовремя шарахнуться назад, чтобы не получить дверной ручкой в живот – судя по цвету лица, печень его и так пребывала в плачевном состоянии, и это точно не пошло бы ей на пользу.
– Вы позволите? – любезно осведомился инспектор как ни в чем не бывало. – Погода нынче нежаркая, и нам гораздо удобнее будет обсудить дела в помещении. А дела у нас, у полицейских, как вы, несомненно, догадываетесь, бывают такие, что никак нельзя откладывать до «другого раза». Но не беспокойтесь, я буду краток.
Человек в картузе подавил злость и заметно присмирел.
– Так что вы хотите? – спросил он, повысив тем не менее голос, поскольку шум рабочих инструментов в вестибюле был намного громче.
– Для начала хотелось бы знать, кто вы такой. У меня фобия – не люблю разговаривать с теми, кто мне не представился. Вежливость делает отношения с людьми более легкими и приятными, вы не находите?
– Меня зовут Дезире Фраппар, я тут завпост, то бишь заведую постановочной частью. Предупреждаю: если вы насчет просроченных счетов или жалоб от соседей, вам надо говорить с моим хозяином. Я отвечаю только за спектакль.
– Что ж, дорогой месье Фраппар, будьте покойны, именно о спектакле я и хочу с вами потолковать. Но у вас тут ведь наверняка есть более подходящее местечко для приятной беседы, где нам не помешает этот адский шум. Быть может, рабочий кабинет, в котором вы храните список сотрудников?
Завпост искоса поглядывал на него. По выражению желтушного лица – озабоченному и явно заинтригованному – нетрудно было догадаться, что он сбит с толку необычным поведением молодого человека из полиции. Да и внешний вид Валантена его должен был озадачить: изнуренное лицо с небритой щетиной, криво повязанный галстук, измятый редингот плохо вязались с дорогой цепочкой от карманных часов, тростью с серебряным набалдашником и властной повадкой. Видимо, Фраппар не мог понять, что за редкая птица его посетила и как лучше себя вести. Однако лишних вопросов он задавать не стал и покорно отвел Валантена в кабинет с этажеркой, заваленной папками и бумагами.
– Мне доподлинно известно, что примерно год назад некий Пьер Оврар был нанят в это заведение для развлечения публики в антрактах, – с места в карьер перешел инспектор. – Я хочу знать все, что вы можете рассказать об этом человеке. Вероятно, для этого вам понадобится заглянуть в свои реестры.
Фраппар, казалось, выдохнул с облегчением.
– Если вас интересует этот пройдоха, нет нужды рыться в бумажках, – проворчал он. – Я с ним достаточно наобщался, чтобы все вот тут осталось. – Он постучал себя пальцем по виску. – Как только Оврар здесь появился, я сразу смекнул, что он всем покажет, где раки зимуют. Могу вас заверить, никто не заплакал, когда он смотал удочки в прошлом сентябре.
– Чем же он вам так не угодил?
– А прежде всего своим дурным характером. Оврар из тех, кто все время ноет, жалуется на что ни попадя и постоянно выкатывает новые требования. Такие зануды – вечная головная боль для любого завпоста. И еще мне не нравилось, как он обхаживал хозяина и старался к нему подольститься. Я сразу почуял, что это неспроста.
– Что вы имеете в виду?
– На самом деле Оврара интересовала только диорама. Думаю, он хотел выведать принцип действия, чтобы усовершенствовать собственные номера и заполучить ангажемент в каком-нибудь престижном театре.
Это была его идея фикс. Он направо и налево бахвалился, что еще будет блистать на величайших подмостках Европы.
Слушая заведующего постановочной частью, Валантен напряженно размышлял. Оврар покинул это место работы в сентябре, то есть за несколько дней до того, как впервые переночевал на постоялом дворе при почтовой станции в Сен-Клу, а затем пробился в окружение Фердинанда д’Орваля под фальшивым именем Павел Обланов. Возможно, это было не случайно.
– Значит, он, как вы говорите, «смотал удочки» примерно полгода назад… Для этого был какой-то конкретный повод?
Фраппар выпятил грудь, приняв бравый вид умника, который все предвидел заранее, пока остальные зевали:
– Ну еще бы! Я самолично обнаружил, что он втихаря нарисовал кучу планов нашей диорамы! Хозяин, как только об этом услышал, недолго думая выставил его за дверь! А этот шут балаганный еще орал-надрывался, что, мол, однажды ночью вернется и спалит тут все к чертовой матери. Разумеется, ничего подобного он не сделал. Что и неудивительно. Оврар – тот еще горлопан и прохвост, но на лишний риск ни за что не пойдет.
Валантен не стал спрашивать, каким образом Фраппару удалось добыть компрометирующие документы, – и так было ясно, что завпост терпеть не мог Оврара и порыться в личных вещах бродячего артиста не представляло для него моральной дилеммы. Инспектор решил, что лучше будет направить разговор в другое русло.
– А эта ваша пресловутая диорама что собой представляет?
– Лучше я вам покажу. Одними словами описать ее будет затруднительно. Да и в любом случае мне надо сказать парням, что пока можно сделать перерыв, потому что как только нам привезут-таки доски, расслабляться некогда будет, если мы хотим все отремонтировать до начала представления.
Один за другим двое мужчин прошли по узкому коридору, обитому алой тканью. На стенах висели афиши в стиле того плаката у входа снаружи. На них были изображены заграничные достопримечательности в окружении эпитетов и превосходных степеней, сулящих почтенной публике «уникальнейшее зрелище».
Остановившись у ступенек, ведущих вниз, Фраппар заорал в лестничный пролет, перекрывая стук молотков, что пора сделать перерыв, и, когда наконец установилась тишина, провел Валантена в прекрасный круглый зал. Стены и сводчатый потолок были отделаны гипсом под мрамор и расписаны золотистой краской; трибуны расположены полусферой, причем каждая их ступень представляла собой галерею с перилами и стоячими зрительскими местами. А напротив трибун было обустроено нечто похожее на театральную сцену.