Мучимый тревогой, охваченный желанием немедленно спрятать Аглаэ подальше от любых угроз, молодой человек и сам не заметил, что впервые перешел с ней на «ты»:
– Тебе и не придется становиться затворницей! Сейчас я заканчиваю расследование одного деликатного дела, которое требует моего постоянного внимания. Мне нужна всего пара дней – речь там идет о жизни и смерти. Я пока не знаю всех обстоятельств, но точно могу сказать, что, кроме меня, сейчас никто не сумеет помешать преступнику достичь своих целей. Как только это дело благополучно разрешится, я сам смогу позаботиться о твоей безопасности и заняться Викарием.
Аглаэ закусила губу, поглядывая на него. Когда Валантен появился у нее на пороге в окровавленной одежде, она сначала подумала, что он ранен, и ей сделалось дурно. Валантен успокоил ее, и, оправившись от шока, девушка постаралась совладать с нервами и не показывать своих страхов. Однако рассказ Валантена о нависшей над ней угрозе и об извращенной игре, затеянной Викарием, снова ее растревожил. Беспокойный блеск в глазах сейчас придавал еще больше выразительности ее взгляду, подчеркивая странную, трагическую красоту лица.
– Но как ты собираешься его найти?
– Мне и не придется его искать – монстр сам попытается заманить меня в свое логово. С этой целью он и подбрасывает мне письма.
– Вот именно! Но ты сказал, что рядом с последней его жертвой не было никакого послания…
– Это не важно! – отмахнулся Валантен. – Он еще найдет способ со мной связаться. С самого начала Викарий оставлял для меня указания с той периодичностью и в той последовательности, которую сам заранее определил. Специально выдумал загадки и шифр, совершил убийство в Морване раньше других, передал мне «подарок» через церковную лавку на площади Сен-Сюльпис – всё это этапы игры в подсказки, которая должна привести меня туда, куда он хочет, и ровно в тот момент, когда он задумал.
– Но это же чистое безумие! Какой нормальный человек способен замыслить такую чудовищную комбинацию?
– Викарий – не нормальный человек, он не такой, как ты и я. Это воплощение жестокости, монстр, которому нравится мучить свои будущие жертвы.
– Что ты знаешь о нем на самом деле?
– Право слово, немного. А по сути, совсем ничего. И во всей истории это самое странное. Мой отец долгое время пытался выяснить о Викарии хоть что-то, но каждый раз словно наталкивался на непреодолимый барьер. В криминальном мире никому не известна его истинная личность. Это волк-одиночка, никогда не вступавший в сговор с другими преступниками. То же самое в среде содомитов – там его боятся, но никто из живых не имел с ним дела. Попытки навести справки в епархиях тоже ничего не дали. Установить его подлинное имя невозможно на основе того немногого, что известно о его перемещениях. Незадолго до гибели отец даже выразил сомнение в том, что Викарий вообще принадлежит к духовенству. Возможно, он одевается священником, чтобы внушить людям доверие и таким образом ближе подобраться к добыче.
– И все же уму непостижимо, что такому страшному преступнику удается так долго сохранять инкогнито!
Валантен помрачнел:
– Я разделяю твое недоумение. Эта гнусная тварь словно вынырнула из небытия шестнадцать лет назад, чтобы похитить Дамьена, и с тех пор идет по земле, оставляя позади труп за трупом. Как будто он и не человек вовсе, а какой-нибудь оборотень, порождение ночных кошмаров.
– Но как же можно тогда питать надежду одолеть такое чудовище в одиночку? Это иллюзия! – На этот раз Аглаэ не удалось скрыть свои чувства, и ее дрожащий голос выдал, что она боится не столько за себя, сколько за Валантена.
– У меня нет выбора. Именно я обязан положить конец его преступлениям. Но для того, чтобы у меня появились хоть какие-то шансы на победу в схватке с ним, моя душа должна быть спокойна, а для этого мне необходимо знать, что ты в безопасности, вне его досягаемости.
Девушка не собиралась сдаваться просто так. Аргумент Валантена ее убедил, однако согласиться на жизнь затворницы вот так, в одночасье, она не могла.
– Хорошо, – проговорила Аглаэ. – Я перееду к тебе. Но только завтра утром. Мне нужно время, чтобы собрать вещи. Кроме того, я должна продолжить играть каждый вечер в театре, иначе сама лишу себя будущего на подмостках. Если я хоть раз подведу мадам Саки, она быстро найдет мне замену, а потом я не смогу устроиться ни в какую другую труппу.
Валантен предпочел бы отвести Аглаэ к себе немедленно, но он чувствовал, что она не уступит, поэтому согласился.
– Конечно, я тебя понимаю. Приставлю к тебе полицейского, чтобы сопровождал тебя на спектакли и обратно. После того как я уйду, закрой дверь на ключ и никому, кроме меня, не открывай. Сегодня ночью мой человек будет дежурить у входа в твой дом, а завтра отвезет тебя ко мне на улицу Шерш-Миди. Он же будет провожать тебя в театр каждый раз, когда потребуется.
С огромным облегчением оттого, что ему все-таки удалось убедить Аглаэ переехать, Валантен забежал в Префектуру полиции на улице Иерусалима и поручил надежному сержанту присматривать за девушкой. Затем, уже в начале вечера, он вернулся к себе в квартиру.
Несмотря на пережитые днем испытания, инспектору необходимо было сосредоточиться на экспериментах, которые он задумал провести в своей лаборатории. Мелани д’Орваль предупредила его, что в случае успеха Обланова ее семью ждет огромное несчастье. Теперь Валантен уверился в том, что она не преувеличивала. И только он мог предотвратить трагедию.
В тот вечер роскошные апартаменты на улице Шерш-Миди превратились в подмостки, на которых разыгрывалось необычайное представление. Будь там зрители, они бы увидели, что сначала Валантен заперся в потайной комнате и предался непостижимым манипуляциям с химическими веществами. Затем он позвонил в колокольчик Эжени. Служанке пришлось оторваться от приготовления ужина, чтобы ответить на зов. Каково же было ее удивление, когда, едва она явилась в библиотеку, хозяин усадил ее в кресло и заставил читать ему вслух книгу! Напрасно она протестовала, причитая, что у нее подгорит фрикасе из кролика в белом соусе и что она не сильна в чтении, – Валантен настоял на своем, заявив, что ему это поможет отвлечься, чтобы затем хорошенько сосредоточиться на решении своих задач. Скрепя сердце добрейшая Эжени согласилась и, стараясь угодить хозяину, принялась декламировать «Поэтические раздумья» Ламартина, немилосердно коверкая его стансы.
Через полчаса инспектор сжалился над несчастной и положил конец ее страданиям. При этом вид у него был не раздосадованный, а очень даже довольный этой не слишком художественной интермедией. Вернувшись в лабораторию, он взялся за опыты с удесятеренным пылом и трудился еще целый час за столом с пробирками и перегонными кубами, после чего снял широкий кожаный фартук, служивший рабочей одеждой химика, и спустился из своих апартаментов в каморку консьержа-привратника, чтобы раздобыть у него мешок негашеной извести, которая использовалась для дезинфекции подвала и мелких ремонтных работ.
Со своим ценным грузом Валантен взбежал на четвертый этаж, перепрыгивая разом через несколько ступенек, и уже собирался опять запереться в своей «башне из слоновой кости», но в вестибюле дорогу ему заступила Эжени:
– Я заметила, что месье завел дурную привычку есть когда придется, а то и вовсе пропускать приемы пищи. Но фрикасе из кролика в белом вине ждать не будет. Я накрываю на стол, да или нет?
– Милейшая Эжени, вы мой ангел-хранитель! Однако же уверяю вас, что сейчас я не в силах проглотить ни кусочка и не покину лабораторию до тех пор, пока не закончу то, что начал. Я, как полицейский, работаю над делом чрезвычайной важности!
Но величественная во всех отношениях Эжени была не из тех, кто так легко сдается. Она вскинула голову и, укоризненно поцокав языком, начала нравоучительным тоном:
– С тех пор как мы с вами познакомились, месье Валантен, я очень к вам привязалась, и, представьте себе, меня заботит ваше здоровье. Кроме того, вы сказали, что с завтрашнего дня здесь будет жить мадемуазель Аглаэ, и потому самое время установить в этом доме хотя бы видимость нормального распорядка. Бедная девочка погибнет от голода, если ей придется подчиняться вашему сумасбродному расписанию!
– Прошу вас, Эжени, оставьте, я действительно слишком занят, чтобы рассуждать с вами о распорядке в моем доме. Давайте вы принесете мне тарелку с фрикасе в библиотеку? Я поем за работой.
Служанка сочла за лучшее выразить свое неодобрение пожатием плечами и, не протестуя более, удалилась к печам и кастрюлькам.
Когда она спустя десять минут вошла в библиотеку с переполненным подносом в руках, за окнами уже стемнело, помещение тонуло в сумраке, и только слабый, дрожащий свет разлился тонким ручейком по периметру той секции книжного шкафа, за которой был вход в потайную комнату – Валантен оставил его приоткрытым.
Эжени не успела сделать и трех шагов в том направлении, как вдруг раздался странный приглушенный шум, похожий на отдаленный пушечный залп, и сверкнула вспышка – из лаборатории словно пытался вырваться белый сполох света. Ошеломленная служанка замерла как вкопанная, не понимая, что происходит. Но прежде чем она сумела придумать хоть какое-то объяснение, секция книжного шкафа полностью отъехала в сторону, свет хлынул в библиотеку, озарив все помещение, и вместе с этой ослепительной волной явилось небесное создание, окруженное огненной аурой.
Прижав ладонь к губам, Эжени успешно подавила испуганный вопль, но не смогла удержать поднос одной рукой, и тот с грохотом ударился о паркет, распространив вокруг восхитительный запах винного соуса.
Глава 30Проклятие д’Орвалей
На следующий день Исидор Лебрак проснулся в Сен-Клу в ужасном настроении. По натуре он был оптимистом и имел склонность видеть мир с лучшей стороны, но теперь ему казалось, что время в «Буковой роще» тянется чертовски медленно. Он уже целых два дня пользовался гостеприимством д’Орвалей и отдал бы все на свете за возможность вернуться в свой скромный кабинет под самой крышей Префектуры полиции. Фердинанд д’Орваль был совершенно раздавлен чередой обрушившихся на него несчастий и пребывал во власти черной меланхолии. При этом создавалось впечатление, что уныние хозяина передалось и его слугам. Все здесь, от горничных до дворецкого, от садовника до кучера, как будто бы несли на своих плечах тяжелое бремя, не дававшее им радоваться жизни. Свои обязанности они исполняли тщательно, но с какой-то обреченной покорностью судьбе, без того усердия и преданности хозяевам, которые обычно можно встретить у прислуги в подобных богатых имениях. Исидор пробовал расспросить некоторых из них, чтобы побольше выяснить об обстоятельствах появления Обланова в ближнем кругу д’Орвалей. Напрасный труд! Ему отвечали вежливо и даже почтительно, но весьма уклончиво, стараясь избегать всякой конкретики.