Мелани д’Орваль кивнула с некоторым даже восхищением. Самообладание уже полностью к ней вернулось, и теперь ее, похоже, забавлял этот увлекательный рассказ о ее коварстве.
– Я увидела Оврара впервые в прошлом сентябре, – сказала она. – Мы с Фердинандом были на представлении в театре иллюзий, где показывали некую диораму, а этот фигляр выступал в антракте со своим номером прорицания и передачи мыслей на расстоянии. Мой муж давно увлекся спиритуализмом и некромантией – я подумала, что этим стоит воспользоваться, и вернулась в зал на другой день одна, чтобы поговорить с Овраром. Очень быстро стало ясно, что это будет идеальный сообщник – бывший арестант, жаждущий реванша и обладающий истинным даром фокусника.
– Полагаю, вам не составило труда получить его согласие, – подхватил Валантен. – Таким образом вы обзавелись помощником и могли приступить к выполнению своего плана. Оврар выдал себя за медиума и быстро завоевал доверие вашего мужа, который скорбел об умершей дочери. Вы же, со своей стороны, всячески проявляли к новому знакомцу месье д’Орваля враждебность, называли его шарлатаном и жуликом. Кто бы заподозрил вас в сговоре с ним? Вместе с Овраром вы продумали целую череду явлений призрака Бланш, все более и более захватывающих – сначала она якобы мерещилась Фердинанду д’Орвалю во время выездов в город, а потом вы пустили в ход иллюзии. Вероятно, вы сказали Оврару, что последнее грандиозное представление на берегу пруда послужит отвлекающим маневром, чтобы обчистить сейф Фердинанда. А вот о чем вы ему не сказали, так это о том, что вы намерены убить мужа и повесить вину на него, заблаговременно очернив в глазах полиции. Поэтому вы так настойчиво делились со мной предчувствиями большой беды, нависшей над «Буковой рощей», и пытались заранее поставить Оврара под подозрение.
– Опять вы о своем! Ну и упрямец! Ваши домыслы – сущая нелепица. Если бы Оврара арестовали из-за моих слов, он бы во всем сознался и выдал меня. Кроме того, вы забываете одно обстоятельство: ваш помощник присутствовал при кончине Фердинанда. Его свидетельства будет достаточно, чтобы меня оправдать, ведь этот милый юноша честно заявит, что у меня не было ни малейшей возможности отравить мужа у него на глазах.
Инспектор, проигнорировав тираду Мелани, продолжил собственные рассуждения – он был уверен в своей правоте, и возражения вдовы казались ему такими же тщетными, как трепыхание мухи, попавшейся в паучью сеть.
– Вот потому-то вы и явились сюда, в эту квартиру. Из-за того, что Оврар, будучи арестованным, мог бы вас выдать. В «Буковой роще» вы дали ему сотню золотых монет и пообещали, что сегодня разделите с ним остальную часть награбленного. Но драгоценности вы принесли с собой только для того, чтобы усыпить его подозрения. А что до шампанского, которым вы собирались отметить с сообщником успех, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что оно содержит тот же яд, которым вы отравили своего несчастного супруга. Оврар мертв, теперь он идеальный кандидат на роль убийцы, и еще недавно вы не сомневались, что никого другого я искать не стану.
– Вы забыли одну важную деталь, инспектор… Я пила из той же чашки, что и Фердинанд. Как вы объясните, что пострадал только он?
Валантен вздохнул. Эта молодая женщина защищалась изо всех сил – ее воля гнулась, но не ломалась под его атаками. Но такой энергии отчаяния было недостаточно, чтобы его разжалобить. В глазах инспектора Мелани оставалась эгоистичным чудовищем, алчным и тщеславным, одним из бесчисленных ликов Зла с большой буквы, с которым он поклялся сражаться до последнего вздоха. Кроме того, после суматошной ночи он испытывал невероятную усталость и теперь спешил поскорее покончить с делом д’Орвалей.
– Должен признать, поначалу этот вопрос меня немало озадачивал – было очевидно, что яд подействовал бы и на вас. Но потом я вспомнил, что ваш дедушка работал в одной французской фактории в Африке. Мой бывший учитель, профессор Пеллетье, некогда рассказывал мне о растительных ядах, которые используют в своих практиках колдуны на берегах Гвинейского залива. Один из таких ядов получают из некой священной лианы и используют на местных ордалиях – своего рода «Божьем суде». В тех дальних краях до сих пор прибегают к смертельным испытаниям, которые были в ходу у нас в Средние века, для разрешения споров между двумя соперниками. У них считается, что таким образом вердикт выносят духи природы.
– При чем тут вообще африканские колдуны? – прервала Валантена вдова резким тоном, выдававшим ее раздражение, которое постепенно усиливалось. – Право слово, вы бредите!
– Терпение, мадам! – отрезал Валантен. – Я почти закончил. Итак, я говорил о подобии наших ордалий. Цель таких судилищ – установить, кто из двух участников процесса лжет. Для этого колдун каждому из них дает выпить одно и то же зелье. Тот, кто сказал правду, не испытывает на себе никаких последствий, а лжец начинает биться в конвульсиях, которые могут превратиться и в смертельную агонию, в зависимости от того, насколько серьезное преступление разбирается на суде. А все дело в том, что у этого яда, извлеченного из плодов лианы, есть особое свойство: он теряет токсичность в кислотной среде [94]. Тот, кто знает о своей невиновности, проглотит зелье залпом, будучи уверенным, что духи, проникнув в его тело, немедленно убедятся в чистоте помыслов. Желудочный сок в этом случае мгновенно нейтрализует яд. И наоборот – тот, кто знает о своей вине, побоится глотать отраву. Соответственно, у яда будет время впитаться через слизистую оболочку рта, попасть напрямую в кровь и произвести фатальное воздействие на весь организм. Для вашего мужа роль страха перед духами природы, заставлявшего туземных преступников пить зелье маленькими глоточками, сыграла температура вскипяченного вами напитка. Сами вы проглотили обжигающую жидкость залпом, как и требовалось. Должно быть, это было больно, но вы знали, что игра стоит свеч. Ваш муж, не имевший такой сильной мотивации, пил потихоньку и глотал не сразу. Именно это его и убило на глазах моего помощника!
Валантен знал, что долго еще будет себя упрекать за свою недавнюю уверенность в том, что присутствия Исидора окажется достаточно, чтобы помешать Мелани перейти к действию, и это позволит ему тем временем задержать Оврара и получить от него показания. Потому-то ему и стало не по себе, когда эта женщина назвала его «полицейским, не имеющим себе равных».
Голос Мелани отвлек его от этих мыслей.
– И вы действительно думаете, что сможете убедить парижских судей подобными байками, инспектор?
– Мне и не придется их убеждать. За меня все сделает неопровержимая научная истина. Видите ли, я намерен предоставить им доказательство, что в этом шампанском содержится то же смертельное вещество, которое было в желудке вашего покойного мужа.
Мелани бросила омрачившийся взгляд на бутылку – поняла, что сама себя погубила, когда принесла ее сюда. Инспектору показалось, что сейчас она схватит бутылку и попытается ее разбить, поэтому он подобрался, готовый ей помешать. Но вместо этого вдова вдруг обмякла на стуле, закрыла лицо руками и разрыдалась.
Валантен встал, взял со стола наручники и, обогнув стол, приблизился к ней.
– Прекратите! – велел он безо всяких церемоний. – Имейте мужество ответить за свои поступки, избавьте меня от слез и запоздалого раскаяния.
Она вскинула мокрое от слез лицо и взглянула на него с непередаваемым, глубочайшим отчаянием. Грудь ее вздымалась так, будто она сейчас задохнется, и ей пришлось сделать усилие над собой, чтобы заговорить:
– Что ж, я признаю́ свою вину! Это я убила Фердинанда. Но не из тех низменных побуждений, которые вы мне несправедливо приписываете. О нет! Однако вы мужчина, и потому не сумеете понять… – Говоря это, она с трудом поднялась со стула и стояла теперь напротив него, обессиленно опираясь рукой на стол. Перед Валантеном снова была маленькая беззащитная девочка в беде, трагически прекрасная и беспомощная.
Он проговорил едва слышно:
– И все же расскажите мне…
– Да, я хотела выйти замуж за Фердинанда, но не ради денег! Я приняла его предложение в надежде покончить с моральными мучениями, которые он мне причинял. Вы не можете себе представить, что это значит – быть бедной молодой женщиной в услужении у богатого и влиятельного мужчины, которому ничто не мешает творить над ней произвол. Фердинанд д’Орваль вовсе не был тихоней не от мира сего, каким хотел казаться. Он был извращенцем и не стеснялся давать волю своим самым гнусным порокам.
– Я общался с вашим супругом в «Буковой роще» и позволю себе усомниться в ваших словах. Он производил впечатление сломленного горем человека.
– Я знала, что мне никто не поверит. Тем не менее со дня моего приезда в усадьбу этот монстр неустанно преследовал меня и заставлял подчиняться его прихотям. Поначалу я сопротивлялась, потом мне пришлось уступить. Я осталась там исключительно ради Бланш, к которой успела искренне привязаться. И я согласилась выйти за своего мучителя в надежде, что он станет выказывать больше уважения к женщине, которая будет носить его фамилию. Но супружество лишь обострило его жажду доминирования. После смерти дочери он впал в буйное умопомешательство, и я даже не решусь вам описать те ужасные непотребства, к которым он меня понуждал. Моя жизнь поистине превратилась в ад!
Мелани так близко подступила к Валантену, что он ощущал ее горячее дыхание и чувствовал запах фиалок, исходивший от ее трепещущей кожи. Другой на его месте поддался бы чарам и позволил себя одурачить, но инспектор прекрасно понимал, что эта женщина продолжает ломать комедию. Слушая, как она бессовестно клевещет на человека, которого сама же и убила, он сохранял хладнокровие и внимательно следил за каждым ее жестом, поэтому заметил, как напряглось ее тело, когда она протянула руку назад, чтобы вслепую нащупать на столе пистолет.
– Ай! Грубиян! Вы делаете мне больно!