В последнюю секунду Валантен перехватил ее руку и, резко выкрутив кисть, заставил развернуться и прижаться грудью к столешнице. Не обращая внимания ни на протесты, ни на вскрики, он застегнул на запястьях Мелани наручники, а когда снова развернул ее к себе, она предприняла последнюю попытку:
– Умоляю вас, сжальтесь надо мной! Я всего лишь защищалась, как могла! Отпустите меня. Клянусь, я исчезну, и вы больше никогда обо мне не услышите.
Полицейский взглянул ей в глаза с бесконечным презрением, а когда он соизволил ответить, его голос прозвучал уверенно и резко, как свист ножа гильотины:
– А бедную Бланш, девочку, к которой, по вашим словам, вы так сильно привязались, вам тоже пришлось отравить в целях самозащиты? Видите ли, мадам, я не успел вам сказать кое-что еще. Ночью я побывал на кладбище Сен-Клу в фамильном склепе д’Орвалей и исследовал внутренние органы не только вашего покойного мужа, но и его дочери. Анализ показал наличие в останках Бланш следов того самого яда, о котором я только что вам поведал. Вы тут упоминали о байках, мадам, так вот я боюсь, что сказочная история о муже-извращенце не поможет вам удержать свою очаровательную головку на плечах.
Вместо ответа Мелани плюнула ему в лицо.
Валантен отреагировал не сразу. Не моргнув глазом, он достал из кармана платок и тщательно, безо всякой спешки вытер плевок со щеки. Затем, не сводя пристального взгляда с убийцы, он все с тем же непроницаемым выражением отвесил ей две оглушительные пощечины.
Глава 38Исчезновение
Валантену не терпелось вернуться домой, к Аглаэ, после того как он доставил Мелани д’Орваль в тюрьму временного содержания на улице Иерусалима. Инспектор был вымотан до предела пикировкой с преступницей и теперь мечтал лишь о том, чтобы поскорее забыть о скверном деле д’Орвалей. Даже при том, что ему в конце концов удалось раскрыть эту грязную тайну и правосудие с его помощью восторжествовало, в его собственных глазах это расследование навсегда останется личным провалом. Он не сумел обезвредить убийцу достаточно быстро, и это стоило жизни двоим – Пьеру Оврару и Фердинанду д’Орвалю. Но тяжелым бременем на его совесть легла прежде всего смерть последнего.
Инспектор испытывал душевные терзания, смутную тревогу и физическую усталость, у него слегка кружилась голова и кровь тяжело пульсировала в висках. Тем не менее пришлось напустить на себя молодцеватый вид перед лицом префекта Вивьена. Начальник полиции, узнав об аресте мадам д’Орваль и о присутствии на рабочем месте главы Бюро темных дел, настоял на безотлагательном разговоре. Валантен ожидал выволочки, но ничего подобного не случилось. Наоборот! Префект заявил, что он весьма впечатлен рапортом Валантена, который был передан ночью с Исидором. Научное объяснение чертовщины, творившейся в Сен-Клу, и убийства Фердинанда д’Орваля, чью смерть в ином случае можно было бы признать естественной, лишний раз исчерпывающе доказало эффективность особой службы и подчеркнуло исключительные способности ее главы.
Префект также потребовал доложить ему во всех подробностях об аресте гражданки Пассегрен, вдовы д’Орваль, и заверил Валантена, что в министерстве будут счастливы, когда в результате этого расследования волна слухов о чудесном воскрешении, накрывшая Париж, сойдет на нет. Что касается самого факта убийства такого состоятельного и благородного человека, каким был Фердинанд д’Орваль, то он свидетельствует о назревшей необходимости навести порядок в обществе. Само обстоятельство, что убийца оказалась простой мещанкой из разорившейся мелкобуржуазной семьи и сумела повысить свой социальный статус посредством брака по расчету, в равной степени говорит о том, что стране нужна сильная власть. Казимир Перье выразит благодарность полицейской службе, а он, Вивьен, в свою очередь, может заверить инспектора, что в продлении его полномочий как шефа Бюро темных дел можно более не сомневаться.
Валантен принял похвалы, которые он считал незаслуженными, с полнейшим равнодушием, что немало озадачило его начальника. «Нет, решительно, наш молодой инспектор – весьма странная личность, – подумал Вивьен. – Невозможно с уверенностью сказать, что движет этим человеком и каковы его цели». И поскольку ему вдруг сделалось не по себе в присутствии столь необычного полицейского, он поспешил отпустить его, посоветовав напоследок хорошенько отдохнуть и заметив при этом, что на него «страшно смотреть».
Два раза повторять не пришлось – Валантен незамедлительно покинул Префектуру полиции, поймал фиакр и велел отвезти его на улицу Шерш-Миди, в одиннадцатый округ. День потихоньку клонился к вечеру, и чудесный предзакатный свет золотил листья каштанов. Было так тепло, что Валантен открыл кожаные шторки на дверцах и откинулся на спинку сиденья, с наслаждением вдыхая ароматы набережной Сены. Он настолько вымотался за день, что, несмотря на короткую поездку, успел задремать и проснулся уже возле своего дома. Расплатившись с кучером и отпустив его, молодой человек огляделся, но полицейского, которому поручено было следить за подъездом, нигде не было. Это Валантена удивило. Недовольный тем, что его приказ по обеспечению безопасности Аглаэ не выполнен, он торопливо, через две ступеньки, поднялся на свой этаж, твердо вознамерившись устроить разнос Исидору, даже если тот ни при чем.
Первое, что его поразило, едва он переступил порог своих апартаментов, – тишина.
Полная тишина. Мертвая. Гнетущая.
Охваченный дурным предчувствием, Валантен громко возвестил о своем возвращении. Никто не откликнулся. Тогда он быстро обошел все комнаты – там никого не было. Аглаэ, Исидор и Эжени исчезли. Записку оставить не потрудились. Признаки борьбы в квартире отсутствовали. Там царил идеальный порядок. Все было как обычно, за исключением того, что три обитателя попросту испарились.
И как же следовало понимать эту новую загадку? Случилась беда? Но что именно произошло? Люди не испаряются, как утренняя роса! У Валантена сердце гулко забухало в груди, подмышки неприятно взмокли. Он сказал себе, что осмотрел апартаменты слишком поверхностно – возможно, кто-то из троих все же оставил ему послание, – и принялся лихорадочно обыскивать комнату за комнатой, ведь записку могли положить не на виду, а где-нибудь в укромном уголке, если там был призыв о помощи…
Но и на этот раз ничего не нашлось.
Оставалось обследовать только библиотеку, и тут раздался стук деревянного молоточка у входной двери. Задохнувшись от безумной надежды, Валантен бегом бросился по коридору в прихожую, распахнул створку и уже собирался выплеснуть накопившуюся тревогу в виде бурного потока упреков…
На лестничной площадке стоял незнакомец – смуглый брюнет в сером рединготе и тромблоне [95].
Валантен закрыл рот и во все глаза уставился на гостя, который, похоже, при виде его испытал облегчение.
– Что вам нужно?
– Инспектор Верн! Как я рад, что вы дома! Я уж думал, это чей-то отвлекающий маневр…
– Вы кто такой? – спросил Валантен, совсем сбитый с толку. – Что за отвлекающий маневр?
Незнакомец вытянулся по стойке «смирно», прижав локти к бокам; тон его сделался по-солдатски бравым:
– Младший капрал Бельер из участка одиннадцатого округа! Жду ваших дальнейших указаний, господин инспектор! Я тот самый дежурный, который должен был вести наблюдение у входа в ваше жилище.
– Должны были?! – рявкнул Валантен. – А тогда где вас черти носили? Почему я не видел вас на посту, когда входил в дом?
Шпик мгновенно растерял всю свою удаль, на его лице отразилось замешательство – агрессивный прием инспектора явно сбил его с толку. Когда он снова заговорил, уверенности в его голосе заметно поубавилось:
– Ну, просто… если честно… я поначалу думал, что меня разыграли, а потом, как понял, что это может быть такой коварный ход… ну, обманный… этот… маневр… или вроде того, ну! Я имею в виду, что возникло у меня такое подозрение… Но раз вы здесь, значит, все обошлось, да?
– Младший капрал Бельер, позвольте попросить вас тщательнее подбирать слова и доложить о ситуации четко и ясно. Я не в том настроении, чтобы самому разбираться в вашем бессвязном бормотании.
Полицейский вспыхнул и постарался исправить положение:
– Прошу прощения, господин инспектор, но я ничего не понимаю… Ваша подруга, та хорошенькая актриса, которую я сопровождал последние два дня по вечерам в театр… В общем, три часа назад она передала мне записку от вас с приказом срочно прибыть к вам в участок пятого округа на другом конце Парижа. Штука в том, что, когда я туда прибыл, там о вас никто не слышал, только комиссару показалось знакомым ваше имя. Представляете, как я обалдел? И сказал себе: так, дружище Бельер, тебя явно кто-то хотел отослать подальше, чтобы тем временем обделать свои делишки на Шерш-Миди! Ну и после этого я ноги в руки и обратно сюда…
– Та записка при вас?
Брюнет выхватил из кармана сложенный пополам листок. Там было всего несколько слов, подписанных фамилией «Верн» с витиеватым росчерком.
– Это не моя подпись. И не мой почерк.
– Еще раз прошу прощения, господин инспектор, но мне-то откуда было знать? Надеюсь, это все-таки был дурацкий розыгрыш.
Валантен закусил губу. Что это могло означать на самом деле? Пустая квартира, фальшивая записка, переданная Аглаэ… Пока что смысла в этом не наблюдалось.
– Ладно, дружище Бельер, – проговорил он, желая побыстрее избавиться от младшего капрала. – Возвращайтесь на свой пост. На этот раз не зевайте и не сходите с места без моего личного распоряжения!
Счастливый оттого, что так легко отделался, означенный Бельер по-солдатски отдал честь и с показным усердием устремился вниз по лестнице.
Валантена, оставшегося в одиночестве, тотчас обуяла страшная тревога, сердце бешено заколотилось о ребра. Ему показалось, что все происходящее – кошмарный сон. Он понимал при этом, что должны быть рациональные объяснения, но не мог их найти. Ничего не приходило в голову.