Под ним треснуло. В разные стороны брызнули осколки.
Тогда я посмотрел на «плоды» своей нехитрой работы.
На валуне лежал… расколотый камень. Камень, оказавшийся, как я и думал, вовсе и не камнем. Под разбитой твёрдой оболочкой я увидел маленький, впаянный внутрь и помявшийся от удара металлический коробочек.
Глава 2
На подходе к пещере, где остались Уткин с Сагдиевым, я услышал беспокойное, но негромкое ржание Огонька. Конь, скрытый от моих глаз каменной стеной впадины, волновался. Что-то беспокоило его.
Это было неспроста.
В первое мгновение я решил, что где-то поблизости рыщут чужие. Что конь почувствовал кого-то ещё, приближавшегося к нашей стоянке совершенно незаметно. Тогда я замер, прислушался, стискивая рукоятку и цевьё своего зелёного АК.
Спустя полсекунды я сообразил, что к чему. Неужели что-то не так в пещере?
Да. Карим действительно оказался совершенно не тем человеком, за кого он себя выдавал. Теперь это было мне совершенно очевидно. А главное — у меня есть доказательства против него.
Если старый горец Айдарбек мог оказаться лишь проводником, то Карим явно как-то связан с Абади и пакистанской разведкой. Сложно было сказать, как именно, но сомнений у меня больше не оставалось. Версия о том, что он — человек того самого Тарика Хана, о котором мне рассказывал Искандаров, тоже казалась мне вполне возможной.
И всё же утверждать наверняка было нельзя. Лучше допросить самого Карима.
К слову, камни-маяки я спрятал там же, где они лежали. Взял с собой лишь один, тот, что разбил. Об остальных собирался сообщить Мартынову, когда они вернутся завтра к полудню. Если даже наряд не сможет забрать оставшиеся камни сейчас, у меня был ещё сломанный передатчик, которого тоже хватит для доказательства вины Карима.
Что касается самого Карима — я твёрдо решил допросить его. Однако чуйка подсказывала мне, что план этот не так-то просто будет осуществить.
В пещере явно что-то происходило.
Я очень тихо подошёл ближе. Сел у кустов можжевельника так, чтобы меня не было видно изнутри. Прислушался.
Ясно уловил внутри пещеры звуки какого-то копошения: голоса, суету, звуки борьбы.
Затвор передёргивать мне было не нужно. Патрон уже покоился в патроннике, и я просто медленно и тихо снял оружие с предохранителя. А потом поспешил внутрь.
На Васю Уткина я наткнулся сразу же. Уткин без чувств лежал у входа, ровно там, где я его и оставил. Сложно было понять сейчас — жив ли пограничник.
Я выругался про себя матом, когда увидел, что же происходит в глубине пещеры.
Там были Сагдиев и Карим.
— Руки! Отпусти его! — крикнул я, наставив на Карима автомат.
Пограничник с предполагаемым диверсантом боролись. Мои глаза, натренированные густыми сумерками, различили в тусклом свете коптилки их силуэты.
Карим полулежал, прижавшись спиной к дальней стене. Он схватил Сагдиева, лежавшего на нём. Оба они боролись за нож — Карим наставил острие своего, неведомо как оказавшегося у него охотничьего ножа Сагдиеву к груди. Пограничник, в свою очередь, держался за руки Карима, стараясь не дать ножу вонзиться себе между рёбер, и одновременно оторвать вторую руку врага, вцепившуюся в одежду, от кителя.
— Саша… — протянул сквозь зубы Сагдиев, — он…
— Молчи… — прошипел Карим, а потом резким движением вцепился в волосы Сагдиеву и хлопнул его головой о стену.
Пограничник обмяк. Повис в руках незнакомца, словно кукла.
Тот немедленно приставил лезвие ножа к его горлу.
— А ты вернулся быстро, — проговорил Карим холодно, — я думал, что растяну удовольствие. Что убью этого мальчишку медленно.
Глаза Карима снова по-звериному блеснули. Он докончил:
— Что ж. Жаль, ты не дал мне лишней минутки.
Я, стоя согнувшись в туннеле пещеры, держал Карима на мушке. От моей пули неизвестного врага могло защитить только тело несчастного Сагдиева.
Я метнул взгляд в Айдарбека. Старик испуганно вжался в стену. Глаза его казались закрытыми, но я знал — он наблюдал за Каримом. Наблюдал и боялся. Страх будто бы сковал старика по рукам и ногам. Не давал ему шанса предпринять ничего, чтобы помешать Кариму. Хотя возможно, по какой-то причине, старик и не собирался мешать ему. И я склонялся ко второму варианту.
«Старый горец знает, кто он такой, — подумал я. — Знает, а потому не рискует и пальцем пошевелить. Понимает — этот Карим может легко отрезать ему палец, если не хуже…»
— Значит, ты нашёл мой маленький клад? — спросил Карим.
Голос его изменился. Если раньше он звучал наивно и простодушно, то теперь стал хрипловатым, шипящим и язвительным, как у коварного змея.
Я не ответил на вопрос Карима. Тот хмыкнул.
— Проницательный мальчишка, — проговорил он. — Я сразу понял, что ты о чём-то догадываешься. Ну что ж. Тебе же хуже.
Карим, словно безумный, показал мне в улыбке свои зубы. В желтоватом свете коптилки они почудились мне неестественными, словно бы звериными.
— Твоим товарищам конец, пограничник, — протянул Карим тихо, — но ты ещё можешь спастись. Опусти автомат на землю и уходи. Тогда возможно, ты выживешь.
— А иначе что? — хмыкнул я в ответ Кариму.
Улыбку тотчас же как ветром сдуло с лица этого человека. Он нахмурился. Глянул на меня волком.
Карим явно упивался тем, что его боятся. Наслаждался чувством, что испытывали перед ним его враги. Наслаждался страхом, который он им внушал.
Я видел это в его глазах. Я понял это по его реакции. А ещё понял, что то обстоятельство, что я не испытываю страха перед ним, несколько пошатнуло его решимость.
Он просто не ожидал, что я поведу себя так. Это было хорошо.
— Значит, смелый, да? — голос Карима погрубел. — Думаешь, справишься со мной, не так ли?
Я молчал.
— Уходи, — резко бросил Карим. — Иначе я убью его на твоих глазах.
— Ты можешь попробовать, — не дрогнул мой голос. — Даже можешь убить его. Но тогда и сам сдохнешь. Я тебя пулями нафарширую.
Карим на миг округлил глаза, потом деланно зловеще захихикал.
— Просто ты никогда не видел, как я убиваю.
Он подтянул Сагдиева выше, натянул ему кожу на шее лезвием ножа.
— Мало какая душа устоит перед этим зрелищем. Я убивал много советских солдат, мальчик. И при виде их смерти даже самые стойкие духом офицеры просили пощады, чтобы только избежать той же участи.
— Убивать — дело нехитрое, — возразил я, — а вот умирать… Я вот, готов, если надо. А ты?
Карим мерзковато скривил губы. Приподнял подбородок, оценивающе всматриваясь мне в лицо.
Кем бы ни был этот человек, он показался мне ненормальным.
Он мог быть солдатом по профессии, но не по сути. В его речи, в его интонациях, в его действиях видел я признаки какой-то укоренившейся в его душе психопатии. Он любил убивать. Но не был сам готов к смерти.
И хотя оценить его я мог лишь поверхностно, решил рискнуть. Рискнуть и пойти на хитрость. На хитрость, призванную в том числе спасти и самого Сагдиева. Что бы я ни говорил, обречь на смерть товарища я не желал.
— Если готов — убей его, — проговорил я тихо.
Карим крепче стиснул рукоять ножа.
— Ты сомневаешься, мальчишка? Сомневаешься, что я его порежу?
— Порежь, — я кивнул автоматом. — Дай мне пристрелить тебя с чистой совестью.
Карим рассмеялся.
— Д-а-а-а… — потянул было он и хотел что-то сказать, но я его перебил.
— Чего ржёшь? Будешь медлить — мой товарищ, которого ты оглушил вон тем камнем, придёт в себя.
Лицо Карима снова изменило выражение. На нём отразилась гримаса бессильной злобы. Он оскалился, снова неприятно скривил при этом губы. Сузил глаза.
— Ты думал, я решу, что он мёртв? — кивнул я на Уткина. — Но ты бы не успел убить его и одновременно кинуться на Сагдиева.
Я вновь усмехнулся и добавил:
— Кроме того, ты плохо знаешь Васю Уткина. Таким камешком его не зашибешь.
Карим выдохнул.
— А ты не так прост, как кажешься на первый взгляд, советский пограничник.
— Я слишком часто такое слышу. Уже начинает надоедать.
— И тем не менее, — Карим посерьёзнел, — мы, по всей видимости, находимся… Хм… Как это сказать по-русски? Я неплохо владею твоим языком, но всё же…
— В патовой ситуации. Да.
Карим кивнул.
— Что же нам делать? — хрипловато спросил он.
— Ты хочешь жить, — сказал я. — Понимаешь, что твоя задача — расставить маяки в труднопроходимых горах, провалилась. Кому бы ты ни протаптывал путь, тебе не повезло. Ты наткнулся на нас.
Карим сплюнул. Сплюнул не по-киргизски, через левое плечо, как раньше. Сплюнул он совершенно по-простому — в сторону. Потом вновь оскалился.
Тогда я сказал ему:
— Если ты убьёшь моего товарища — немедленно умрёшь. Как только остальные придут в себя — умрёшь. Но у тебя есть шанс выйти живым.
— Да? И как же? — кивнул Карим вопросительно. — Неужели ты меня отпустишь?
— Да. Если ты сможешь убить меня ножом.
Карим помрачнел. Бросил взгляд на Айдарбека, наблюдавшего за нами.
— Нет. Твоего проводника ты взять с собой не сможешь, — предвосхитил я его вопрос. — Знаю, он тебе нужен, чтобы спуститься с гор. Но ты просто не успеешь. Выбор прост: либо смерть, либо шанс выжить. Что ты выбираешь?
Карим потянулся за автоматом Сагдиева. Неуклюже поднял его одной рукой и направил на меня. Проговорил ледяным тоном убийцы:
— Убить тебя ножом, говоришь? Тогда давай выйдем на улицу.
Мы стояли на пограничной тропе и держали друг друга на мушке. Что ж. Я смог вынудить Карима освободить Ильяса. Теперь придётся импровизировать.
Сумерки сгустились ещё сильнее. Солнце скрылось за горизонтом и окрасило тусклым кроваво-красным заревом далёкие, заслонившие его облака.
Ветер, казалось, стал дуть сильнее. Холодный, по-афгански злой, он пробирал даже сквозь бушлат.
Отступать было некуда. С одной стороны скала, с другой — глубокая пропасть. А перед лицом враг. Хорошо, что я не собирался отступать.