АРКАДИЙ МИНЧКОВСКИЙ
(РАЗНЫЕ ИСТОРИИ)
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ
ЛЕНИНГРАД «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА» 1981
РИСУНКИ Ю. БОЧКАРЁВА
Р 2
М62
НЕМНОГО О СЕБЕ И ОБ ЭТОЙ КНИЖКЕ
Я родился ещё до Великой Октябрьской революции, а рос в советском городе Вятке, ныне — Кирове. А в школу ходил уже в Ленинграде. Здесь, мальчиком попав в цирк, полюбил его навсегда. Потом выучился на художника. Но пришла война и сделала меня офицером. Инженерным командиром провоевал от берегов Волги до австрийской границы, где участвовал в последнем бою за освобождение чехословацкого города Братиславы. Там в столице Словакии и встретил солнечный День Победы. Затем вернулся в Ленинград и, неожиданно для себя, стал писателем.
Пишу давно. Новая моя книжка для вас, ребята. В ней несколько различных историй, участником или свидетелем которых привелось быть. Тут невыдуманная повесть о маленьком румынском батрачонке, вдруг превратившемся в юного бойца нашей сапёрной части. Рассказы об артистах цирка — людях прямодушных и честных — добрых друзьях животных. Здесь и памятные мне забавные истории из далёкого детства, и кое-что услышанное от знакомых.
Автор
ГВАРДИИ ИОН
Летом того далёкого года принял я командование небольшой частью в войсках, уже перешедших нашу границу и закрепившихся за рекой Прут на территории Румынского королевства.
Хоть и шёл мне третий десяток, но до тех пор никакой другой жизни, кроме советской, я не знал. Если, конечно, не считать услышанных на освобождённых землях рассказов о порядках, которые устанавливали гитлеровцы в захваченных ими городах и сёлах. Недолго они там поразбойничали, но горя принесли столько, что помнится людям до сих пор.
А тут мы стояли уже в Румынии. На участке фронта, куда меня назначили, наступила передышка. Наша дивизия набирала силы, готовилась к новому рывку, чтобы сломить ещё одну оборону врага и освободить от фашистов соседствующее с нами государство.
В деревне, где обосновалась наша часть, румынские крестьяне, которым чего только про нас не наплели, сперва побаивались советских солдат. Из своих глиняных домов с камышовыми крышами старались не выходить. Матери со страхом поглядывали в окна — что будет с выбежавшими на улицу ребятами. Мальчишки, ведь известно, везде публика отчаянная. Им хоть камни с неба, хоть пожар или пули свистят — всё равно дома не удержишь, а прятаться и подавно не заставишь.
Но вскоре местные жители увидели, что бойцы Красной Армии народ совсем не страшный, детей никто не обижает, и стали показываться за воротами. Сначала вышли мужчины. Было их в деревне мало. Почти все старики да инвалиды. Потом появились и женщины. Крестьяне быстро научились отличать офицеров. Встретишь на пути дядьку, он овчинную шапку с головы долой — они там и летом ходят в шапках — и кланяется до пояса. Женщины увидят на пути командира — и тоже поклон, чуть ли не до земли.
Были они издавна к тому приучены. Рассказывали: офицеры королевской армии, если заметят, кто перед ними шапки не снял, били тех стеком по шее. Стек — такая лёгенькая недлинная палочка с ремешками-петлями на концах. Их румынские офицеры носили в руках и стоя любили похлопывать этими стеками по голенищам своих сияющих сапог.
Прошло мало времени, но деревенские увидели, что наши командиры на тех не похожи и поклонов не требуют. Крестьяне успокоились и осмелели. При встречах стали дружески кивать головой и улыбаться. Звали к себе и на угощения, хотя угощать этим беднякам нас было совершенно нечем. Жили они плохо. Мужчины ходили в каких-то домотканых армяках. На ногах носили обувь, похожую на лапти из кожи. Поля обрабатывали мотыгами — тяжеленными дубинками, вырубленными из оснований пней. Внизу их загнутые, заострённые корни. Вот этими орудиями вручную и рыхлили землю.
Хлеба здесь не знали. Вместо хлеба ели мамалыгу — крупяные лепёшки едкого жёлто-зелёного цвета из кукурузной муки. Иногда их ели ещё тёплыми, запивая дешёвым кисловатым вином. Оно тут ничего не стоило. Под южным солнцем Румынии виноград созревает обильно. Бочкой самодельного вина на зиму запасается каждый хозяин.
Часть наша была инженерно-сапёрной.
Вы, наверное, знаете, что сапёры на войне идут первыми, впереди наступающих войск. Во Франции они так и называются — пионерами. Ночью или в предрассветном тумане сапёры разрушают вражеские заграждения, находят и обезвреживают мины, режут путаницу колючей проволоки. Ещё сапёры наводят переправы, чтобы по ним прошли наступающие полки. И при отходе сапёры оказываются ближе всех к противнику. Они последними покидают оставляемые позиции. Минируют дороги и взрывают мосты.
Неловкость сапёра может стоить ему жизни. Потому и существует военная поговорка: «Сапёр ошибается один раз».
На нашем фронте готовился прорыв. По ночам к передовой линии прибывали свежие подкрепления. Подтягивалась и тяжёлая артиллерия. Чуть подальше, громыхая в ночи, подползали танки. К утру их надо было скрыть от глаз противника. Маскировкой занимались мы, сапёры. Превращали танки в стога сена. Пушки прятали под огромные сетки с нашитыми на них, похожими на зелёные облака, кусками материи. Пролетавший днём самолёт-разведчик не должен был узнать, что делается на земле.
Работали в темноте, по ночам. Нельзя было зажечь и спички. Станут солдаты курить, противник заметит оживление на позициях и откроет огонь. Линия наших окопов находилась в низине. Оборона гитлеровцев шла по горе, где стоял монастырь. Оттуда мы днём просматривались как на ладони. Но пока было спокойно. Новых атак здесь, по-видимому, немецко-румынские войска не ожидали. Меж позиций шла артиллерийская дуэль — то есть изредка, с обеих сторон, постреливали из орудий и миномётов. Били иногда с горы и ночью, но так, бесприцельно, куда попадёт. Могло, конечно, угодить и в сапёров. Тем более если наверху догадывались, что мы тут не спим. Что сделаешь, такая у нас была военная специальность, выбирать удобного часа не приходилось.
Но вот с нашей стороны, сотрясая воздух, грохнула канонада сотен будто неизвестно откуда взявшихся орудий. Стелясь над землёй, полетели на штурм вражеских укреплений знаменитые ИЛы. Потом вокруг загремело. Из лесов и рощиц, из скирд соломы повыныривали танки. Лязгая гусеницами, они устремились вперёд. За танками пошла бесстрашная пехота. Была взята первая линия заволочённых чёрным дымом окопов врага. Гитлеровцы начали отходить, надеясь удержаться на новых позициях. Стоящие на флангах обороны румынские полки, солдаты которых и до того воевали нехотя, по принуждению, стали сдаваться. Окружённые немецкие части очутились в ловушке. С ходу, штурмом заняв город Яссы, советские передовые части двинулись дальше, на юг.
Поступил приказ сниматься с места и нам, сапёрам. Ехали мы вдогонку стрелковым полкам по пыльным дорогам и дивились нескончаемым полям виноградника по обеим сторонам пути.
В тот год урожай винограда был редкостный. Деревянные жерди-подпорки ломились под тяжестью спелых гроздей, каждая, наверное, килограмма по два. И так на всём нашем пути. Остановится колонна, солдаты поспрыгивают с машин — и к винограднику. Сдунут со спелых ягод полевую пыльцу и едят, едят... Раздастся команда: «По машинам!» Каждый взвод живо к своему грузовику. Двинемся дальше, а винограда, даже у самой дороги, будто нисколько и не убывало.
Поражались наши солдаты, когда узнавали, что все эти бескрайние, как море, виноградные плантации принадлежали какому-нибудь одному хозяину — богатому румынскому помещику, боярину, как их тут, удивительно для нас, называли.
Нам приказано было расположиться в небольшом местечке. Тут мы и узнали новости.
И прежде было известно: молодой румынский король не властвовал в своём отечестве. Он только принимал иностранных послов, произносил речи и присутствовал на торжественных церемониях. Хозяйничал в стране посаженный туда Гитлером диктатор, генерал Антонеску. Он держал в тюрьме борцов за свободу и посылал на помощь гитлеровским захватчикам на советскую землю румынские дивизии.
Коммунисты-подпольщики, те, кто ещё был на свободе, боролись против фашистского ига и готовили освобождение родины. Как только Красная Армия прорвала оборону на северо-востоке страны, в Бухаресте поднялось восстание. Был схвачен и взят под стражу ненавистный простым людям диктатор. Румынский король поспешил объявить войну Германии. Повсюду был разослан приказ о переходе армии на сторону борющихся с гитлеровцами союзников.
В том селе, где мы остановились, видели мы смуглокожих девчонок и мальчишек, которые с удовольствием вырывали из учебников по арифметике и грамматике листки с портретом важного, всего в орденах Антонеску. Но портреты ещё старые, на которых красовался усатый король — отец нынешнего, пока висели на стенах в крестьянских домах.
В местечке и появился у нас тот, о ком пойдёт речь.
Как-то с утра наш везде и всегда успевающий раньше других старшина хозяйственной части Грищенко приводит ко мне подростка лет двенадцати. Глянул я — ну, ни дать ни взять, Гекльберри Финн. На голове широкополая старая соломенная шляпа. Рубаха без пояса. Когда-то, видно, синяя, теперь и цвета не угадаешь. Из-под неё штаны ниже колен, тоже бедняцкие, выгоревшие на солнце, внизу с бахромой. Ноги босые. Бывалые ноги. Чёрные от загара и пыли, с чёрточками заживших и свежих царапин.
— Разрешите, товарищ капитан, — обратился Грищенко. — Вот побачьте, просится до нас хлопец. Чтобы взяли к себе, хочет. Из румын он, но по-русски добре балакает. Ну як наш парень. Верно? — обратился он уже к мальчику.
Тот снял шляпу, обнажив давно не стриженные и, наверно, долго не мытые тёмные волосы, и, кивнув, боязливо проговорил:
— Да, говорю по-русски, господин капитан.
На меня глядит большими глазами со зрачками, похожими на две дочерна созревшие вишенки.