— Маш, а Германа ты когда последний раз видела? — сделал Игорь новый заход.
— Ну, привязался ко мне с этим Германом! — опять рассердилась Маша. — Нужен он! Если хочешь знать, я его давно уже не встречала. Может, переехал куда. Да нужен он мне!.. Кажется, с того самого раза и не видала его, — Маша обернулась и поглядела на школу, которая уже осталась позади и выглядывала дальним крылом из-за угла заслонившего ее дома.
— С какого того раза? — спросил Игорь.
— Ну, когда мужик помер во дворе школы! Я подошла, и Герман тоже подошел поглядеть на покойника.
Игорь навострил уши:
— Кто, Герман? Смотрел на покойника? С какой стати?
— С такой: постоял, поглядел и ушел по своим делам.
Несколько секунд Игорь переваривал услышанное.
— Это когда, двенадцатого августа? — спросил он.
— Ага, примерно так!
— И Герман был тогда в школьном дворе? Двенадцатого августа? В субботу?
— Уж не знаю, двенадцатого или какого, — сказала Маша. — Мужик лежал под яблоней. Брюки на нем были светлые, вельветовые. Не слыхала, чтоб кого-то еще там убили за это время.
Конечно, это был Полунин.
— И Герман к нему подходил тогда?
— Ну, с тобой говорить, как солому жевать! — сказала Маша. — Подходил, подходил! Он еще наклонился и спросил: «Кто такой, никто не знает?».
— Маш, этого просто не могло быть! — сказал Игорь. — Ты кого-то другого за него приняла. Может, кто-то похожий на него там стоял.
Маша обиженно поджала губы и не слишком любезно пробасила:
— Как вам надо, так и думайте! Герман или не Герман. А я пока что в своем уме.
— Герман, Маша, не мог там быть и тем более не мог так спрашивать, — попытался втолковать ей Игорь, а скорее сам себя хотел убедить в том, что Маша в самом деле чего-то напутала. — Он, Маша, хорошо знал убитого. Алексея Полунина. И жену его, Надежду, очень даже хорошо знал. Он живет с ней сейчас. И тогда встречался, и с ней, и с Алексеем. Так что сама посуди, мог ли он спросить: «Кто это такой?». Говоришь, наклонился? И на лицо поглядел?
Маша продолжала обижаться:
— Как вам надо, так и думайте!
Тут, наконец, Игорь начал схватывать ситуацию. Если Маша в самом деле видела Щеглова тогда… Если он видел в тот день мертвого Полунина… Двенадцатого августа. А до четырнадцатого никто не знал, где Полунин. А Щеглов знал…
Его прямо заколотило от охватившего волнения.
— Маш, давай-ка дойдем до милиции! И разберемся с этим делом.
Маша отшатнулась от него:
— Что я такого сказала?
— Чертовски важное ты сказала! Сейчас мы с тобой сядем, и ты расскажешь мне все по порядку. Я запишу, а ты распишешься, — с этими словами он подхватил ее под руку и потянул за собой.
Маша с силой вырвала руку.
— Да никуда я не пойду, не вяжись!
— Ну надо, Маш, надо! — задыхаясь от волнения, продолжал Игорь убеждать ее. — Давай разберемся спокойно. Сама подумай: если Герман знал Полунина, то зачем ему было спрашивать, кто он такой? Он бы посмотрел и сказал: «Это ж Лешка, мой кореш!». И побежал бы скорее к Наде, сказал бы ей, какая беда стряслась. А он — никому ничего! И в тот день, и на следующий встречался с женой Алексея и ничего не сказал! Ну, пораскинь-ка своим умом, что получается!..
— Неужто не сказал? — поразилась Маша.
— В том-то и дело! А почему — не догадываешься?
— Ну, не сказал и не сказал! Мало ли почему? А я, пожалуй, пойду домой, — решила Маша и уже повернулась было, чтобы уйти.
Терпение Игоря было на пределе.
— Маш, это не разговор! — и он решился на последнее средство: — Речь идет об убийстве! Ты способна это понять? Только убийца мог сделать вид, что не знает убитого! Ясно?
— Так Герман, что ли, убил того мужика? — Маша ахнула.
— До сих пор было неясно, — сказал Игорь. — Но мы его подозревали.
Маша опять ахнула.
— Или врешь?
— Ну, зачем же я буду тебе врать? Если ты сама сказала мне правду, то скорее всего Герман и убил Полунина. Но это надо доказать, и ты нам в этом очень даже поможешь.
— Да почему обязательно он? — Маша все еще сомневалась.
— А тебе это не покажется подозрительным: видел — и никому ничего? Подозрительно? Подозрительно! А мы проверяем каждый подозрительный факт. Ты согласна, что такой факт надо проверить?
— А зачем он тогда приходил смотреть на этого… Полунина?
— Видишь ли, преступников часто тянет на место преступления, — сказал Игорь. — И это лишний раз доказывает…
Он умолк на полуслове, увидев, как Маша стала сжиматься на глазах. Даже полное круглое лицо ее сделалось меньше.
— Я боюсь… — Едва слышно призналась она.
— Чего ты боишься? — спросил Игорь тоном, каким взрослые уговаривают детей.
— Вдруг он узнает, что я вам сказала про него… А потом чего-нибудь…
Игорь вспомнил, как однажды в подобном случае поступил Брянцев.
— Маш, а Герман и знать ничего не будет! Мы ему не покажем протокол!
Выпятив толстые губы и тупо уставясь на измятую банку из-под пива, которая валялась на краю тротуара, Маша думала. Игорь подождал-подождал и решил помочь ей:
— А, Маш? Нет проблем! Пошли!
Маша подняла на него угрюмый, холодный, немигающий взгляд и тихо пробормотала:
— Отвяжись, понял? — затем круто развернулась и пошла по направлению к своему дому, тяжело переваливаясь на толстеньких, косо поставленных ногах.
Первая улика
Брянцев только что побывал у начальника следственной части. Разговор вышел тяжелый. И крыть было нечем: убийца по делу Полунина до сих пор не установлен, а улик как не было, так нет до сих пор.
Все осложнялось тем, что дело о гибели Митрофанова и Квасовой было выделено в отдельное производство, и им занималась районная прокуратура. Поэтому когда Брянцев начал высказывать свои соображения относительно того, покончил или не покончил Митрофанов жизнь самоубийством, начальник прервал его и сказал:
— Пускай это решает районный следователь.
А что касается дела об убийстве Полунина, то его было предложено перевести в разряд бесфигурантных, иначе говоря нераскрытых, когда нет даже подозреваемых. И заняться другими, более важными и перспективными делами, которых в столе у Брянцева скапливалось все больше и больше.
Брянцев пытался убеждать начальника в том, что подозреваемый по делу Полунина есть, и что он, Брянцев, после вчерашнего неожиданного визита к нему Щеглова, снова склонен думать, что…
Начальник слушал его с нескрываемой скукой на лице. Единственно, чего удалось добиться, это небольшой отсрочки с окончательным решением. Но согласившись на отсрочку, начальник не преминул заметить, что он, откровенно говоря, ожидал от Брянцева куда большего.
…Пробежав глазами составленный Игорем рапорт о его беседе с Машей, Брянцев посветлел лицом. Удивленно и тепло поглядел на стажера, молвил своим красивым баритоном:
— Ты хоть сам понимаешь, какое дело провернул?
— Хотите сказать — провалил?
— Не понимаешь… — с сожалением констатировал старший следователь. — Не понимаешь…
Игорь с досадой поморщился:
— А чего тут не понять! Я к ней и так, и эдак… Ваш приемчик применил — ни в какую!
— Какой приемчик? — спросил Брянцев.
— Ну, не так давно вы допрашивали соседку Полуниной и пообещали ей, что протокол не будет фигурировать на суде…
— И ты пообещал то же самое Маше?
— Ну, пообещал! А что было дальше?
Пряча усмешку в усы, Брянцев переглянулся с Первушиным.
— Ладно, старик, я тебе потом подробно растолкую, в чем была твоя ошибка, — пообещал он стажеру. — А сейчас к делу.
Исходная точка: Щеглов приходил на место преступления, а свидетельница, которая видела его там, возле трупа Полунина, отказывается подтвердить свои слова официально. Кстати, как ее фамилия?
Смущаясь и злясь на себя за еще одну оплошность, Игорь проворчал:
— Можно позвонить в парикмахерскую, там есть телефон…
— Прекрасно! — усмехнулся Брянцев и продолжил: — Задача облегчается тем, что на месте происшествия, кроме Маши Бесфамильной, находились и другие люди, которые также могли видеть Щеглова возле трупа и слышать, что он сказал. Будем надеяться, что кто-нибудь опознает его на фотографии.
Зина Томашевская, школьная техничка, была на работе. Она тотчас, как и Маша, опознала Германа Щеглова. Сверх того, что рассказала Маша, она добавила еще одну важную деталь: как Щеглов, спросив насчет милиции и узнав, что она должна вот-вот быть, мгновенно исчез.
Потом Игорь с Петрушиным ходили к голубятнику Агееву, который тоже опознал Щеглова, хотя никаких подробностей вспомнить не смог.
А тем временем Брянцев с Гореловым, обменявшись мнениями и о последних событиях, решили, что Горелову есть прямой смысл побывать в колонии, где содержался Щеглов. Со времени его освобождения не прошло и четырех месяцев, и память о нем наверняка еще свежа среди заключенных. Что ни говори, а личность это незаурядная. Таких долго помнят.
И еще улика
Горелов вернулся из колонии с куском веревки длиною около метра. Принадлежавшей, по свидетельству заключенных, лично Щеглову. Бывший его сосед по нарам признался, что за день до своего освобождения Щеглов подарил ему эту веревку за ненадобностью: на воле этого добра навалом.
«…Щеглов говорил мне, что для удушения более всего пригоден синтетический шнурок от кроссовок. Такой шнурок, по его словам, постоянно висел у него на шее под одеждой, когда он был на воле.
А здесь, в зоне, у него всегда был под рукой кусочек крученой шелковой веревки. Действовал он неожиданно. Где-нибудь в подсобке он в мгновение ока накидывал эту веревку на шею заключенного, демонстрируя таким образом свое искусство другим заключенным, кто находился поблизости. Проделывал он такое и со мной. Однажды, не рассчитав, слишком сильно стянул конец веревки, и я потерял сознание.
В другой раз на моих глазах Щеглов вспылил в споре