щих на первый план и проявляющихся в крайних характерах и крайних положениях. Пафос "материализма буржуазного общества" может быть адэкватно выражен в слове только при таком возвышении его до крайних пределов.
Великие романисты храбро противопоставляют поверхностному (правдоподобию событий и характеров средней буржуазной повседневности предельно выраженные общественные противоречия. Их реализм покоится на этом бесстрашии в раскрытии противоречий, на общественной правдивости содержания, для изображения которого художественным средством служит реализм деталей.
Когда общее развитие буржуазии кладет конец этому "бескорыстному исследованию" и "нелицеприятному изучению" и на их место ставит "бессовестность и злонамеренность апологетики" (Маркс), приходит конец и великому реализму в романе. Эту потерю уже не смогут возместить ни честнейшие стремления выдающихся писателей, ни возрастающая тонкость наблюдения и передачи реалистических деталей. Неблагоприятность буржуазной жизни для искусства и литературы проявляется в романе с все увеличивающейся силой.
Здесь мы подошли ко второй основной проблеме — к вопросу о периодизации. Марксистская трактовка жанра может быть только историко-систематической. Наш очерк основных законов романа опирался поэтому с самого начала на изучение истории общества. Мы изучали роман на основе марксистской точки зрения на историю. Изучение внутреннего развития самого романа и его периодизация могут следовать только за большими этапами истории классов и классовой борьбы. Но и здесь подход должен быть историко-систематическим, а не эмпирико-вульгарно-историческим, потому что, в противном случае, нельзя будет понять в применении к данной области закона неравномерности развития.
Если мы, например, установим поворотный пункт развития романа в революции 1848 года, то для нас должно быть ясно, что это относится к западноевропейским странам, затронутым поворотом 1848 года, и что Россия — mutatis mutandis — совершила поворот в общественном развитии, сходный с европейским 1848 г., только в 1905 г. Следовательно, русский роман XIX в. во многом будет соответствовать европейскому роману периода между 1789–1848 гг., а не роману, характерному для зап. — европейского развития после 1848 года. Само собой разумеется, что это утверждение предполагает учет неравномерности развития: развитие Европы влияет на развитие России и изменяет его, и это влияние у отдельных романистов является даже преобладающим.
Мы имеем возможность охарактеризовать отдельные периоды только в самых грубых чертах. Особенно сильно пострадает от краткости изложения как систематическое выделение общих черт того или иного периода, так и неизбежно проявляющаяся неравномерность развития, которые не только нe препятствуют периодизации, как полагают "историцисты", но делают ее диалектически разветвленней и богаче. С этой оговоркой мы переходим к изложению отдельных важнейших периодов в конспективном, почти телеграфном стиле.
1. "Роман in stаtu nasсеndi". Период возникновения буржуазного общества. Борьба великих романистов этого времени (Раблэ, Сервантес) направлена прежде всего против средневековой деградации человека. Идеалы буржуазного общества, понимаемые соответственно периоду его возникновения (например, свобода личности), обладают еще увлекающим пафосом исторически оправданной иллюзии. Однако противоречия буржуазного общества, жизненная "проза" и т. д. начинают уже сказываться. Великие писатели, в особенности Сервантес, ведут борьбу "на два фронта" — против старой и новой деградации человека. Основной стилевой признак этого периода — реалистическая фантастика. Реализм деталей. Проникновение плебейских элементов в заимствованные из средневековья мотивы формы и содержания, действия и характеров выводит однако далеко за пределы обычного реализма, к смелой и широкой форме, реализм перерастает при сохранении внутренней общественной правдивости в фантастичность. Этот фантастический реализм стилистически проявляется еще и в следующий период (Свифт, Вольтер).
2. "3авоеванне обыденной действительности". Период первоначального накопления. Решающее развитие идет прежде всего в Англия. Дефоэ, Фильдинг, Смоллет и др. Широкий и фантастический горизонт суживается; фабула и характеры становятся реалистическими в более узком смысле. Добившаяся экономического господства буржуазия завоевывает себе право на то, чтобы присущие ей классовые судьбы — такими, как они есть, — стали предметом великого эпоса. В этот период прогрессивный, активный принцип буржуазии подчеркивается с большей силой, чем в какую бы то ни было фазу развития. В равной мере здесь происходят энергичнейшие попытки создать "положительного" буржуазного героя. Эти попытки даже в высших достижениях покупаются ценою известной ограниченности "положительного" героя; и все-таки здесь существует еще такая свобода и такое мужество самокритики, что" "положительный" герой этого периода был бы нетерпим в XIX столетии. (Ср. Теккерей о Томе Джонсе Фильдинга).
Признание прогрессивности буржуазного развития не мешает великим писателям этого периода с глубокой правдивостью изображать ужасы общественного переворота эпохи первоначального накопления. Плодотворное для романа противоречие заключается здесь именно в неразрешенном противоречии между ужасной правдой изображаемого явления и несломленным оптимизмом поднимающегося класса (Дефоэ). Борьба буржуазии за преобладание ее собственных жизненных форм в литературе выдвигает роман, борющийся против мертвящей феодальной традиции за освобождение человеческих чувств, за субъективизм (Ричардсон, Руссо, "Вертер"), Этот субъективизм, представляющий собой прогрессивную, иногда даже перерастающую в революционную, тенденцию, ведет в то же время к субъективистскому релятивизму и разложению формы романа (Стерн).
3. "Поэзия духовного зоологического царства". Период вполне развернутых противоречий буржуазного общества, но еще предшествующий самостоятельному выступлению пролетариата. Французская революция кладет конец "героическому самообману" (Маркс) идеологов буржуазного класса. Проза буржуазной жизни стала очевидной. Возникает романтизм, как значительное международное течение. Романтизм, с одной cтopoны, борется против капитализма с точки зрения отошедших в прошлое общественных форм, с другой стороны — большой частью бессознательно переходит сам на капиталистическую почву. Он начинает таким образом чисто субъективно-идеологическую, идеалистическую борьбу против капитализма, воспринимаемого как данность, как "судьба". Этим он сглаживает противоречия капитализма, которые хотел углубить, выдвигает ложную дилемму: пустой субъективизм или раздутый объективизм. Oн подчеркивает односторонним (и потому превращающимся в реакционный) образом момент деградации человека при капитализме.
Великие писатели этого периода развиваются в направлении к большому реалистическому стилю путем преодоления романтических тенденций, путем борьбы за понимание эпохи как целого, со всеми eе сложившимися противоречиями. Однако их позиция в отношении романтизма двойственна. С одной стороны, они действительно преодолевают в себе романтические тенденции и включают элементы романтизма в свое творчество как снятые моменты (например, моменты, родственные Э. Т. А. Гофману, у Бальзака); с другой стороны, их битва против прозы жизни неизбежно содержит в себе неснятые романтические элементы. Действительная и мнимая победа над романтизмом смешивается чрезвычайно противоречивым образом в творчестве одного и того же писателя (таинственная башня в "Годах учения Вильгельма Мейстера) в такой же мере непреодоленная проза, как и преувеличенная романтика. Субъективно у великих писателей борьба за "положительного" героя обостряется (проблема воспитания у Гете). Но возрастающее познание противоречий капитализма, мужественное изображение этих противоречий в крайних формах разрушает против воли авторов всякую "положительность". Величие Бальзака и его центральное положение в развитии романа основано именно на том, что он в своих образах создал прямо противоположное сознательно задуманному.
4. Новый реализм и разложение формы романа. Период идеологического падения буржуазии, нарастающей апологетики во всех областях идеологии. Самостоятельное революционное выступление пролетариата (июньские бон 1848 г.), неуклонное обострение классового антагонизма не только усиливает общую апологетическую тенденцию, но и затрудняет честным к значительным писателям их борьбу против всеобщей апологетики. Чем более открыто выдвигается в центр всех общественных событий классовая борьба между буржуазией и пролетариатом, тем больше исчезает она из буржуазных романов. Одновременно с тем как писатели начинают, сознательно или бессознательно, избегать постановки центральной проблемы своего времени, их способ изображать действительность тоже должен был изменяться в соответствующем направлении периферии. Это проявляется даже там, где классовые бои между буржуазией и пролетариатом не являются еще главной темой.
В этот период идеологическое наследство романтизма все больше разлагает наследство и традиции великого реализма. Стилем буржуазного романа все больше овладевает ложная дилемма — опустошенный субъективизм или раздутый объективизм. Все меньше могут буржуазные писатели изображать общество, как процесс развития, а не как нечто законченное и окостенелое. Вследствие этого новый реализм неизбежно отдаляется все больше и больше от старых индивидуализированных типических образов и вместо них выдвигает изображение среднего человека. По мере того как в литературе воцаряется средний человек, поставленный в средние положения, действие теряет свой эпический характер и на место рассказа выступают анализ и описание (Золя, критикуя Бальзака и Стендаля, вскрывает эту тенденцию вполне сознательно).
Так как дилемма между противоположными тенденциями (субъективизм и объективизм) остается прежней, так как, на почве законченного мира с его застывшими контрастами, она все больше ведет к индивидуалистическому субъективизму, эти противоречия могут быть только воспроизведены на более высокой ступени (Якобсен, Ni hls Lyhne). Я не располагаю местом для того, чтобы показать здесь развитие этих тенденций, их борьбы и гибели в современном романе, окончательный распад форм романа в эпоху империализма (Пруст, Джойс).