рство не поможет, последует то, чего все мы боимся…
— Ясно?
— Как же не ясно! — усмехнулся бай Стефан. — Куда уж яснее!
— Шути, шути! А перед обществом я за тебя отвечаю. Меня потом спросят: так-то ты заботишься о номенклатурных кадрах!
Бай Стефан вздрогнул. Это слово он слышал во второй раз после совещания бывших борцов-антифашистов в Тырново. Раньше он его не слыхал. Попробовал было повторить, но язык никак не поворачивался, и он так и не смог.
Доктор продолжал давать ему советы и бранчливые наставления, подчеркивая большое значение борцов, чудом оставшихся в живых после кровопролитных боев с капитализмом и фашизмом за торжество социализма… Сейчас за них отвечал он, Москов: и за давление, и за диабет, и за склероз, который уже стучался в их кровеносные сосуды…
— Ясно?
Конечно, ясно, думал себе старик, но что же ты прямо не скажешь, куда клонишь, а все ходишь вокруг да около?
— Мои планы тебе известны, — продолжал Москов, по-своему истолковав молчание старика. — Через месяц привезу камень и кирпич. Цемент уже купил, осталось достать еще несколько мешков. О рабочих и каменщиках переговорил с председателем агрокомплекса. Можно и на частных началах. На первое время мне нужен навес для материалов. И сторож. Сторожем возьму тебя, за плату, конечно.
Старик смотрел на свои руки — они на самом деле немного опухли и посинели. Да и ногти ломаные, грязные от работ по хозяйству. Узловатые, вздувшиеся жилы вьются по-рукам, а ладони тверды, как подошва, от мозолей, натруженных с самого детства. Они походили скорее на ступни ног. Старик сжал их в кулаки и постарался спрятать под столом, чтобы не видел доктор.
— Котлован выкопаю дней за десять, — продолжал Москов, — оконные рамы и двери заказал в Трявне вместе с потолками, остальное проще. Остается только договориться. Покойная была в свое время согласна.
Бай Стефан вздрогнул. Покойная явилась ему этой ночью, предчувствуя, что доктор Москов снова поставит вопрос о дворовом участке. Упоминание о ней взволновало старика.
— Ты вот упрямишься, а она дала мне свое согласие, — продолжал доктор. — Почему?
— Потому что ты ее лечил.
— А тебя разве на лечу?
— Это совсем другое.
— Почему это другое? И ты нуждаешься в медицинском наблюдении.
— Нуждаюсь, как не нуждаться. Но это совсем другое.
— Это ты так думаешь.
Старик опустил руки вниз. Не знал, куда их девать.
— Каждый человек нуждается в медицинском наблюдении, — продолжал Москов, — все равно, больной он или здоровый. Все мы потенциально больные. Все нуждаемся в наблюдении.
Сестра засмеялась. Развеселило ее слово «наблюдение», потому что этим утром Москов сказал ей, что и она нуждается в «наблюдении» — как выполняет свои санитарные обязанности, и что гигиена участка должна быть на том же уровне, что и красивое смуглое лицо, и т. д.
Москов все болтал и давал наставления, как вдруг на улице, со стороны площади, несколько раз просигналила легковая автомашина. Разговор в амбулатории оборвался. Сестра подбежала к окну, распахнула створки и увидела у каменного крыльца сельсовета грязный и облупившийся «Трабант». К машине сбегались ребятишки и любопытные курицы. Откуда ни возьмись, появился и дед Радко Общинский в своей неизменной солдатской фуражке. Какая-то собака облаяла «Трабант» из под забора.
— Это, что ли, Сырнево? — спросил человек за рулем, высунувшись из машины.
— Это, — ответил ему дед Радко.
— Спасибо.
— А вы откуда будете? — полюбопытствовал Общинский.
Незнакомец не ответил. Он с трудом выбрался из машины, потому что был очень высоким и едва в ней умещался.
Все вокруг с любопытством его разглядывали. Он был с бакенбардами и усами, которые сходились на запавших щеках. Волосы редкие, на макушке виднеется плешь. Глаза смотрят печально. Тонкий, звонкий, как у девушки, голос. Мятая одежда. Кожаная куртка, обносившаяся у ворота, лоснится. На ковбойских брюках видны заплаты, но это по моде. Грубые туристические ботинки на резиновой подошве.
— Значит, это Сырнево? — повторил он, словно желая увериться, что не перепутал дорогу.
— Значит, это, — ответила из окна амбулатории Марийка. — Это и есть Сырнево.
— А где живут Чукурлиевы?
— Какие Чукурлиевы?
— Сколько же у вас Чукурлиевых?
— Много. И я одна из них.
— Правда? А я и не знал! — шутливо сказал он и начал листать свой блокнот.
— Может, вам нужен Стефан Чукурлиев? — подсказала девушка.
— Да. Стефан Чукурлиев.
— Он как раз здесь. Меряем ему давление.
— Он болен?
— Нет. Профилактически.
Она повернулась и на какое-то время исчезла. Потом снова показалась, улыбаясь.
— Проходите!
— Это как же, через окно, что ли?
— А почему бы и нет? — засмеялась девушка. — Вы такой высокий, что можете и через подоконник перескочить. Я вас поймаю.
— Да уж нет, спасибо. А что вы смеетесь?
— Просто смешно… Дедушка Радко, покажи ему, где вход!
Общинский тотчас же занялся гостем. Через несколько секунд амбулатория оживилась. Стефан Чукурлиев надевал за ширмой свитер, бормоча что-то себе под нос и не торопясь выходить. Потом он услышал, что упоминают его имя. Оказалось, что приезжий был писателем. По фамилии Петринский. Занимался проблемами космоса. Но газета, в которой он работал, часто посылала его в командировки на периферию писать очерки по случаю разных годовщин. И сейчас он приехал в Сырнево, чтобы взять интервью у активного борца-антифашиста Стефана Чукурлиева по случаю приближающегося Дня политзаключенных и узников концлагерей… А вообще-то основной его темой был космос. Может, кто-нибудь читал его последний роман? Нет, никто не читал.
— Я вам его пришлю, — говорил он, не отрывая глаз от Марийки. — Непременно пришлю… А сейчас давайте уладим вопрос с квартирой, я очень устал. Целый день в дороге, да еще на этой легендарной машине!
Из-за ширмы показался бай Стефан в толстом шерстяном свитере, едва прикрывавшем живот.
— А вот и ваш герой! — представила его Марийка. — Садитесь и описывайте!.. Только смотрите, он не из разговорчивых…
— В отличие от Марийки! — прервал ее доктор Мостов.
Все засмеялись. Только Петринский остался серьезным. Он снова спросил о квартире.
В Сырнево гостиницы не было. Не было и ресторана. По словам Марийки, разместить его было невозможно ни в амбулатории, ни в родильной палате, которую в последнее время использовали максимально из-за повышенной рождаемости среди цыганского меньшинства. Оставалась только комнатка деда Радко Общинского, в которой иногда ночевали активисты из окрестных сел, приезжающие для обмена опытом сельскохозяйственных работ. Там стояла железная койка с ватным одеялом и набитой сеном подушкой. Летом там с горем пополам можно было переночевать, но зимой было холоднее, чем в арестантской.
— Вот такие условия, товарищ, прямо как в вашей Софии — «мест нет!».
— А нельзя ли устроиться на частной квартире?
— Разве что пригласить вас к нам, но у меня ужасно ревнивый муж!
Она снова начала хихикать, что совсем вывело гостя из себя. Он уже был готов рассердиться, но тут вмешался доктор Москов, сказав, что Мария не замужем и что в селе много свободных домов, где можно переночевать. Да и не только переночевать, но и жить столько, сколько надо и сколько захочется. Есть и дрова, и сухой хворост в садах. Да и поросят уже начали резать к рождеству. Найдутся и индюшки, и домашнее вино. Вот и товарищ Чукурлиев подтвердит. Сам он живет в пустом доме, который пока еще не успели объявить памятником культуры. Две комнаты внизу и три наверху, с террасой, где летом мы пьем ракийку.
— Так, что ли, бай Стефан?
— Двух мнений, быть не может.
— Спасибо вам, — ответил писатель и почесал свою рыжую бакенбарду. — Я вам заплачу, сколько нужно.
— В Сырнево ваши деньги не в ходу, — ответил старик.
— Это почему же не в ходу? — вмешалась девушка. — В нашей «валютке» в ходу любые деньги.
— У вас здесь есть валютный магазин? — удивился писатель.
— Да, — ответила девушка.
— Вы меня разыгрываете.
— А вы на мои часы посмотрите — «Сейко»! Есть и транзисторы.
— Мария! — снова оборвал ее Москов. — Что за глупости ты болтаешь? Проверь-ка лучше, нет ли других пациентов.
— А этого вам разве мало? — спросила она с нажимом на слове «этого».
Потом резко повернулась на каблучках, отчего подол халатика метнулся колоколом.
— Вы случайно не драматург?
— Нет.
— А то мне нужен драматург.
— Мария! — снова прикрикнул на нее доктор. — Принеси мне больничный журнал и заполни статистический листок. А ты, бай Стефан, отведи товарища к себе. И внимательно изучи проект договора о дворовом участке. В конце недели я снова приеду, тогда и подпишем его окончательно. А завтра вечером переговорю по телефону с Русе.
Старик рассеянно молчал, идя вслед за гостем. И только когда они вышли из амбулатории и сели в «Трабант», писатель осмелился спросить, кто эта девушка, так смело разговаривающая с незнакомыми. И не согласится ли она дать интервью по случаю Дня акушерки, который, ввиду сократившейся рождаемости, будет отмечаться повсеместно…
Уставившись на свои опухшие пальцы, Чукурлиев весьма лаконично ответил: «Марийка! Болтушка!» И продолжал рассматривать свои пальцы.
— Простите, не расслышал!
— Марийка, говорю! Не обращай на нее внимания. Дурачится.
— Она здешняя?
— Внучка моей сестры. Год назад развелась и сейчас с ума сходит. Не с кем словом перекинуться.
Согнувшись над рулем, писатель глубоко задумался. Не только в космосе, но и на земле свои проблемы.
Он смотрел на покосившиеся заборы, каменные дома и прошлогодний сухой чертополох, крепко удерживая руль машины, которую заносило на выбоинах. А старик только время от времени говорил, где и как повернуть, чтобы добраться до дома, который доктор объявил памятником культуры. За машиной клубилась пыль, разлетались во все стороны мелкие камешки, а запах бензина смешивался с ароматом навозных куч и синего дымка над крышами.