Без неприметного следа Мне было б грустно мир оставить. ...Быть может (лестная надежда!), Укажет будущий невежда На мой прославленный портрет, И молвит: то-то был поэт!
Даже об этих серьезных, может быть, самых серьезных своих мыслях он говорит легко, с улыбкой, немножко насмешливо, избегая высокопарности, торжественных слов, подшучивая над самим собой. Ему хотелось, чтобы мы его помнили, но он не желал остаться в нашей памяти классиком, «стариком» - он пишет об этом с иронией, но в то же время с благодарностью думает о тех, кто его не забудет:
Прими ж мои благодаренья, Поклонник мирных аонид, О ты, чья память сохранит Мои летучие творенья, Чья благосклонная рука Потреплет лавры старика!
Кто ей внушал умильный вздор, Безумный сердца разговор, И увлекательный и вредный?
«Куда? Уж эти мне поэты!»
Прощай, Онегин, мне пора. «Я не держу тебя: но где ты Свои проводишь вечера?»
У Лариных...
«Представь меня».
Ты шутишь.
«Нету».
Я рад.
«Когда же?»
Хоть сейчас. Они с охотой примут нас.
Поедем.
Перед вами - начало третьей главы «Онегина». Я только расположила пушкинские строки так, чтобы нам легче было услышать разговор друзей: Онегина и Ленского. Странно подумать, что разговор этот происходит почти полтора века назад: «уж эти мне поэты», «мне пора», «я не держу тебя», «ты шутишь», «хоть сейчас» - все это привычные, сегодняшние разговорные выражения, и даже не верится, что в начале девятнадцатого века люди уже говорили так...
Говорили - да! Но не писали! До Пушкина никто бы не осмелился ввести в поэтическое произведение такую будничную, прозаическую беседу. А Пушкин не боялся «низких», «простых», «разговорных» слов и выражений, смело вводил их в поэзию.
В пушкинском плане романа третья песнь называется «Барышня». И эпиграф подсказывает: глава эта будет посвящена Татьяне. Вот этот эпиграф: «ЕПе etait fille, elle etait amoureuse». Malfilatre. В переводе это значит: «Она была девушка, она была влюблена». Мы сразу понимаем: Татьяна влюбится в Онегина. А Пушкин и не думает этого скрывать: в его романе главное не повороты сюжета (все в нем очень просто), а мысли, чувства, искания героев и автора.
Глава начинается тем, что Онегин едет с Ленским к Лариным, чтобы «увидеть... предмет и мыслей, и пера» поэта. Онегин очень точно представляет себе, что ждет его у Лариных: «варенье, вечный разговор про дождь, про лен, про скотный двор...» И действительно, друзей встречает
Обряд известный угощенья:
Несут на блюдечках варенья...
Пушкин, как всегда, предельно краток. Мы ничего не узнали о том, как друзья провели вечер у Лариных, как Татьяна впервые увидела Онегина, что он ей сказал... Пушкин вообще не описывает этого вечера. Но тем не менее мы знаем о нем все. Татьяна не встретила гостей, а вошла в гостиную позже. Она молча сидела у окна - развлекала гостей, видимо, Ольга. Но умный Онегин сразу понял обеих сестер:
«Неужто ты влюблен в меньшую?»
- А что? - «Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт»...
Каждый читает «Онегина» по-своему, и я вовсе не считаю свое прочтение правильным. Но для себя я знаю: вот здесь начинает складываться трагедия Онегина.
«Скажи, которая Татьяна?»
Ведь Евгений поехал знакомиться с Ольгой. Его интересовала Ольга - возлюбленная друга. Почему же спрашивает он не о ней, а о ее сестре? Почему говорит: «Я выбрал бы другую...» и тут же спохватывается: «Когда б я был, как ты, поэт...»
Встретились два человека, которые могут дать друг другу счастье. Встретились - и заметили друг друга, и могли бы полюбить... Но Онегин отталкивает от себя эту возможность: он не верит в любовь, не верит в счастье, ни во что не верит, не умеет верить...
А Татьяна - умеет! И верить, и мечтать, и ждать, и надеяться, и любить:
Давно ее воображенье, Сгорая негой и тоской, Алкало пищи роковой; Давно сердечное томленье Теснило ей младую грудь; Душа ждала... кого-нибудь,
И дождалась... Открылись очи; Она сказала: это он!
Что это значит: «душа ждала... кого-нибудь»? Неужели Татьяне действительно все равно, кого полюбить? Ведь вокруг нее много молодых людей; мы познакомимся с ними в следующих главах - всякие Петушковы, Пых- тины, Буяновы, - но эти люди не привлекают Татьяну, она ждет кого-нибудь необыкновенного, отличного от всех, с кем ей приходилось до сих пор встречаться. «И дождалась!»
Белинский, объясняя характер Татьяны, говорит: «Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви; ничто другое не говорило ее душе; ум ее спал... Девические дни ее ничем не были заняты, в них не было своей череды труда и досуга... Дикое растение, вполне предоставленное самому себе, Татьяна создала себе свою собственную жизнь, в пустоте которой тем мятежнее горел пожиравший ее внутренний огонь, что ее ум ничем не был занят...
...И вдруг является Онегин. Он весь окружен тайной: его аристократизм, его светскость, неоспоримое превосходство над всем этим спокойным и пошлым миром, среди которого он явился таким метеором, его равнодушие ко всему, странность жизни - все это произвело таинственные слухи, которые не могли не действовать на фантазию Татьяны, не могли не расположить ее к решительному эффекту первого свидания с Онегиным».
Татьяна совсем не знает Онегина: она видела его один только раз, да еще слышала неодобрительные разговоры «расчетливых соседей». Она знает лишь, что Евгений не такой, как все вокруг, - этого оказывается достаточно, чтобы заинтересоваться, а потом и полюбить. Но ведь надо же знать, кого любишь! А Татьяна не знает людей - за исключением соседей, она никого не видела, - мужчины знакомы ей только по романам, она и наделяет Онегина качествами литературных героев:
Любовник Юлии Вольмар, Малек-Адель и де Линар, И Вертер, мученик мятежный, И бесподобный Грандисон, Который нам наводит сон, - Все для мечтательницы нежной В единый образ облеклись, В одном Онегине слились.
Рассказывая о любви Ленского, Пушкин никак не позволял читателю отнестись к этой любви слишком серьезно: мы видели его легкую улыбку, чувствовали его недоверие к возвышенным страстям героя. Описывая любовь Татьяны, Пушкин один только раз позволяет себе улыбнуться: «бесподобный Грандисон, который нам наводит сон...» Но эта улыбка адресована не Татьяне, а Ричардсону - создателю нестерпимо скучного романа.
К любви Татьяны Пушкин относится всерьез и, более того, благоговейно. Почему же? Ведь на первый взгляд, это та же романтически-напыщенная, выдуманная страсть, что у Ленского: ведь Татьяна тоже
Вздыхает и, себе присвоя Чужой восторг, чужую грусть, В забвенье шепчет наизусть Письмо для милого героя...
(Разрядка моя. - Н. Д.)
Ведь Татьяна так же не знает и не понимает Онегина, как Ленский не знает и не понимает Ольги! И, казалось бы, Пушкин, рассказывая в строфах VIII-X о любви Татьяны, выбирает такие же возвышенные слова, как те, которыми говорил о Ленском: «очи», «жаркий одинокий сон», «волшебной силой», «уныние», «сладостный роман», «обольстительный обман», «плоды сердечной полноты»...
Слова такие же, а отношение автора к герою - иное. И это отношение, естественно, передается читателю. Если Ленский «сердцем милый был невежда», душа у него «безумная», блаженство «минутное», чувства «давно не
новые» - то Татьяну Пушкин называет «девой милой», «мечтательницей нежной».
Вот что пишет Белинский: «Здесь не книга родила страсть, но страсть все-таки не могла не проявиться немножко по книжному. Зачем было воображать Онегина Вольмаром, Малек-Аделем, де-Линаром и Вертером?.. Затем, что для Татьяны не существовал настоящий Онегин, которого она не могла ни понимать, ни знать; следовательно, ей необходимо было придать ему какое-нибудь значение, напрокат взятое из книги, а не из жизни, потому что жизни Татьяна тоже не могла ни понимать, ни знать. Зачем было ей воображать себя Кларисой, Юлией, Дельфиной? Затем, что она и саму себя так же мало понимала и знала, как и Онегина».
Татьяна очень мало знала жизнь, людей и даже себя, как и Ленский. Но по характеру она совсем иной человек, чем Ленский: «существо исключительное, натура глубокая, любящая, страстная» (Белинский). И если придуманная любовь Ленского может оказаться недолговечной, рассыпаться от первого же прикосновения жизни, то любовь Татьяны - настоящее, большое чувство, как бы по-книжному оно ни проявлялось. Вот почему Пушкин уважает эту любовь и преклоняется перед Татьяной.
В третьей главе Пушкин опять, не таясь и не прячась, беседует с читателем - на этот раз о книгах, о литературе, о деле поэта, о том, что волнует его больше всего. Строфы XI-XII - короткая и предельно точная картина современной Пушкину литературы:
Свой слог на важный лад настроя, Бывало, пламенный творец Являл нам своего героя Как совершенства образец. Он одарял предмет любимый, Всегда неправедно гонимый, Душой чувствительной, умом И привлекательным лицом. Питая жар чистейшей страсти, Всегда восторженный герой Готов был жертвовать собой, И при конце последней части
Всегда наказан был порок, Добру достойный был венок.
В четырнадцати строчках - полная, исчерпывающая характеристика законов литературы предшественников. Современные Пушкину книги - другие:
А нынче все умы в тумане, Мораль на нас наводит сон, Порок любезен и в романе, И там уж торжествует он. Британской музы небылицы Тревожат сон отроковицы...
Британская муза - это, конечно, творения Байрона и его последователей, романтические книги. Пушкин любит Байрона, преклоняется перед ним - и в то же время осуждает «безнадежный эгоизм» его героев.
Пушкин знает, что человек может и должен быть счастлив и приносить счастье другим. В своем романе он показывает, как несчастлив и горек жребий безнадежного эгоиста; он спорит с Байроном, ищет новых путей и в жизни и в литературе:
Быть может, волею небес, Я перестану быть поэтом, В меня вселится новый бес, И, Фебовы презрев угрозы, Унижусь до смиренной прозы...