— Спасибо, что в очередной раз напомнили о том, как плохо я знаю свою невесту.
— Э-э-э… Я просто выбрала язык фактов.
— Ее платье хранилось в комнате, — говорит он и, открыв дверь, направляется к шкафу.
Платье действительно там. Разорванное, изрезанное и никому не нужное. Не знаю, чем оно так провинилось, но досталось ему крепко. Не представляю, чтобы я сотворила нечто подобное со своим.
— Что… почему? — Присев на корточки перед тем, что осталось от некогда прекрасного наряда, мужчина хватается за голову. — Она же сама его выбрала. Говорила, что в восторге от того, как оно смотрится на ней. Мечтала сделать как можно больше фотографий в этом платье. Наняла самого лучшего фотографа… Я не понимаю…
Отступив назад, я поджимаю губы и делаю глубокий вдох. Это не моя трагедия, вот и нечего так реагировать. Да и трагедией это назвать трудно. Сорвавшаяся свадьба — сущий пустяк по сравнению с тем, что порой подкидывает жизнь. Но ведь чувство, которое он сейчас испытывает… Оно такое приставучее. Никуда от него не деться, сколько бы времени ни прошло.
— Уничтожая платье, она собиралась все отменить, — предполагаю я, — но не смогла. Передумала, наверное. Поэтому написала мне и попросила привезти похожее платье, чтобы никто не узнал о ее сомнениях.
— Но она снова передумала, — заканчивает за мной мужчина, обернувшись. Мы встречаемся взглядами, и, кажется, оба приходим к выводу, что именно так все и было.
— Она точно скрылась на той машине. Есть идеи, кто мог быть за рулем?
— Думаю, это просто такси. В этом районе они повсюду, приезжают за пару минут.
— Что ж, кажется, все сходится.
— Спасибо за честность. Я бы все равно это выяснил, но вы сэкономили мне время.
— Да не за что, — отмахиваюсь я. — Что планируете делать теперь?
— О, у меня полно дел. Для начала обзвонить сотню человек и сообщить им, что свадьбы не будет.
— Я не об этом.
— Спрашиваете, собираюсь ли я ее искать? — Дождавшись моего кивка, он отвечает: — Еще не решил. А вы бы как поступили на моем месте?
— Постаралась бы отпустить, наверное, — говорю я, обхватив себя за плечи.
— Пожалуй, стоит попробовать, — кивает он, — но это все будет потом.
— Помочь вам с обзвоном?
— А вам что, заняться больше нечем?
— Я проявила обычную вежливость, — процеживаю я, готовая наброситься на него с кулаками. — Спасибо, что заставили меня об этом пожалеть. Все время забываю, что никто не ценит хорошее отношение.
— Да ладно вам, это просто шутка. Могу же я пошутить в такой момент?
— Вы правда хотите, чтобы я ответила на ваш вопрос?
— Не надо, — подняв руку, он слабо улыбается, — считайте его риторическим. Если ваше предложение еще в силе, я буду благодарен за помощь.
— Так бы сразу. Давайте список, кому нужно звонить.
— Сейчас найду блокнот. Дина обзванивала всех за неделю до свадьбы.
— Как предусмотрительно с ее стороны, — усмехаюсь я. Приходится напомнить себе, что, кроме того, что она купила у меня платье и бросила своего жениха, мне ничего о ней не известно. А вдруг у нее не было выбора? Ну, нет! Мало ли, что ей двигало, нельзя же вот так уходить, ничего не объяснив. Хотя, с другой стороны, все может быть не тем, чем кажется… Короче говоря, к черту это все. Меня это не касается. Но ведь мое платье… Она сбежала прямо в нем. А это значит, что я его больше никогда не увижу. Как будто мог быть другой исход, учитывая, что я решила его продать. И чем я только думала, давая то объявление…
— Нашел! — объявляет мужчина, протягивая мне розовый блокнот.
— Я уже устала про себя называть вас незнакомым мужчиной. Скажете свое имя?
— А вы свое? — парирует он. — Или все еще видите во мне потенциального сталкера?
— Вижу, можете даже не сомневаться. И тот факт, что ваша невеста сбежала, не добавляет очков в вашу пользу.
— Думаете, она ушла, чтобы спастись?
— Вполне возможно, — пожимаю я плечами. Несмотря на происходящую перепалку, мое тело расслабляется. — Вам ли не знать, что из себя представляют некоторые мужчины.
— Знаю куда лучше, чем вы можете себе вообразить.
— И как это понимать?
— Потом расскажу. Начинайте обзванивать гостей, хорошо?
— А вы что будете делать?
— Свяжусь с фотографом, ведущим, рестораном и так далее.
— Хорошо, — соглашаюсь я и, сняв рюкзак, сажусь в кресло-качалку у окна.
— Я — Федя, — вдруг представляется мужчина.
— Алиса.
— Спасибо, что остались, Алиса.
Только когда он выходит из комнаты, до меня доходит скрытый смысл его слов.
1 глава
— Напоминаю, что при нагревании с реактивом Миллона метамизол-натрий образует темно-синее окрашивание, — рассказываю я студентам, которые, кажется, ни о чем, кроме грядущей сессии, думать не могут. — Есть шанс, что кто-то из вас знает, что из себя представляет реактив Миллона?
Ни перешептываний, ни застенчивых предположений. Только понуренные головы, да опущенные в тетради формата А4 глаза.
— Знаю-знаю, вам сейчас кажется, что нет смысла переживать об экзамене по фармацевтической химии, ведь он будет через полгода. Можно даже ничего не учить, пропускать занятия, заниматься своими делами, пока я тут распинаюсь. Но, поверьте мне на слово, когда придет время, вы пожалеете, что не начали готовиться к дню икс заранее.
Когда с дальних рядов раздается звонкий и очевидно мужской смешок, я приподнимаюсь на носках, чтобы разглядеть особо отличившегося. Но негодяй прячется за спинами однокурсниц, и мне ничего не остается, как подождать. Он все равно явит мне свой лик, когда закончится занятие. Тогда-то я их совершу акт возмездия. Точнее, сделаю мысленную пометку, которая пригодится в день экзамена. Когда доходит дело до вычисления невеж из толпы, моя память на лица работает безукоризненно.
— У нас еще осталось время, так что переходим к следующей теме. Производные триазола, тиазола и тиадиазола. — Я включаю новую презентацию и, пока студенты переписывают формулы, вспоминаю, как пару лет назад пыталась синтезировать новое вещество, используя одно из изучаемых сегодня соединений. В очередной раз убеждаюсь, что мне не стоило этого делать. Слишком уж велик был шанс потерпеть неудачу и разочароваться во всем, что еще вчера являлось смыслом жизни.
До конца занятия остается пять минут, и я решаю остановиться на третьем слайде.
— Перепишите формулу и свойства вот этого вещества. Обратите внимание на фразу рядом с красным восклицательным знаком: чувствителен к свету. Это влияет на условия его хранения. Более подробно поговорим уже на следующей лекции.
Когда студенты поднимаются, чтобы уйти, я хлопаю в ладони, и все замирают.
— Не забывайте про день икс. Он уже очень скоро. — Стараюсь придать лицу максимально зловещий вид, но все в универе знают, какая я на самом деле душка. Запугивания и угрозы бесполезны. Прошлая сессия на практике доказала, что я превращаюсь в милое и пушистое создание, как только вижу чьи-то слезы. Только хочешь прикрикнуть и припугнуть отчислением, как вдруг видишь эту ужасную прозрачную влагу в глазах, и весь план по созданию имиджа строгого преподавателя идет по одному месту. Плюсы в такой репутации, как у меня, тоже есть. Да и эффект неожиданности всегда будет на моей стороне. Пожалуй, я еще ни раз всех удивлю. По крайней мере, буду к этому стремиться.
Черт, и о чем я только думаю, когда мне нужно выследить студента, посмеявшегося над моей попыткой всех образумить. Именно такие, как он, и подрывают мой авторитет. С этим определенно нужно что-то делать.
Но с человеком, который поднимается с того самого места на галерке, сделать я точно ничего не смогу. Федя дожидается, пока все покинут аудиторию, и только после спускается вниз и подходит ко мне, широко улыбаясь.
— Как ты сюда попал? — недоумеваю я.
— А ты как думаешь? — Он демонстрирует мне свое удостоверение — трясет этим дурацким документом перед моим лицом, то приближая, то отдаляя, как будто не может определиться, миопия у меня или дальнозоркость.
— Хорош мельтешить! — возмущаюсь я. — А то отберу и отдам только на экзамене через полгода.
— Ударилась что ли? Я не твой студент.
— Раз пришел на мое занятие, будь добр вести себя прилично.
— Я и вел себя прилично. Просидел молча всю лекцию. Кое-что даже запомнил. А была бы тетрадь под рукой, то и записал бы что-нибудь.
— Я слышала твой смешок. — Я наставляю на него указательный палец, как всегда мечтала сделать со строптивыми студентами, но это выглядит настолько комично и, как модно сейчас говорить, кринжово, что это всегда оставалось только на задворках моей фантазии.
— А ты разве не шутила? Было очень забавно.
— Мои угрозы кажутся забавными? — зажмуриваюсь я. — Может, дашь совет, как мне стать более устрашающей?
— Ты же… ты… — Кажется, у него возникла внезапная проблема с загрузкой данных в голове.
— Где тут кнопка перезагрузки? — Я сосредоточенно осматриваю его лицо.
— Ай! — вздрагивает он, когда я слишком сильно давлю на кончик его носа.
— Сработало? — невинно улыбаюсь я.
— Я хотел сказать, что ты похожа на студентку, а не на преподавателя. Так что не знаю, чем тебе помочь.
— Из-за возраста?
— Наверно. А еще твоя одежда…
— А что не так? — Я опускаю взгляд на свое оверсайз худи. — На нем, между прочим, химические формулы написаны. Видишь?
— Ага, — кивает он.
— А еще нарисованы пробирки.
— Ага.
— И колбы с реагентами.
— Ага-а-а.
— На спине даже маленькая лакмусовая бумажка есть.
— Отличное худи, — ухмыляется Федя. — Очень по-взрослому.
— Осень по-взслослому, — передразниваю я его. — А смеяться над моей попыткой воззвать к разуму студентов еще взрослее.
— Все будет хорошо, они явно тебя уважают. Иначе бы подхватили мой смех и начали хохотать всей аудиторией.
— Правда так считаешь?
— Уверен. Твой авторитет среди этих ребят неоспорим.