Проданный сон — страница 4 из 66

Из композиционно-стилистических особенностей туркменских сказок следует отметить формулы зачина, перехода внутри сказок и концовок. Начинаются сказки стереотипно: «Было ли не было, жил один…», или в несколько более развернутом виде: «Было ли не было, в старые времена…» и т. д. Сказки о животных, так как они вообще короче других, часто начинаются прямо: «Однажды» и т. д. Иногда зачин в них вообще отсутствует, что, впрочем, может быть и в других типах сказок. При переходе повествования от одного героя сказки к другому обычно употребляются следующие формулы: «О ком теперь пойдет речь? Теперь речь пойдет о…» Или: «О ком теперь послушать новостей? Послушай-ка о…» и т. д. Иногда вопрос не ставится, а прямо говорится: «Теперь послушайте вести о…» и т. д. О странствованиях героев говорится: «Коротко ли он шел (ехал), долго ли он шел (ехал) — и наконец дошел до…» Иногда формула расширяется добавлением: «…пересекая дороги, пересекая пустыни…» и т. д. Иногда такая формула осложняется метафорическим сравнением: «Как ветер в песках, как поток в горах, как вихрь и буря, коротко ли, долго ли они мчались и…» В других случаях указание на время («коротко ли, долго ли») опускается, а просто говорится: «по дорогам, по пустыням (то есть по бездорожью), по горам и по долинам добрались они до…» и т. д. Значительно более пространны концовки. Например: «Я тоже нес с того пира миску плова и большущую, кость. Но вдруг по дороге споткнулся — плов по земле рассыпался. А кость пес Акбилек утащил. Так я голодным и остался». Другой вариант: «На том пиру и я был. И досталась мне на том пиру большая кость. Принес бы я ее вам, да пес Алабай выхватил ее у меня из рук и убежал». Некоторые сказки оканчиваются раешником: «Хорошему — исполнение желания, дурному же — позор в наказание. Хотя зачем ему с ним оставаться, и его пусть исполнится желание». Или: «Печенка была — на дно пошла, легкие были — они переплыли. А те, что влюбились, своего добились». Более короткий вариант: «Она, печенка, потонула, а мы, легкие, остались». Некоторые сказки заканчиваются еще лаконичней: «Была друзьям радость, а врагам — погибель». Стереотипны также и приемы описания женской красоты. Наиболее пространный вариант выглядит так: «…назвать бы ее луной, да рот у нее есть, назвать бы солнцем, так есть у нее глаза, брови как калам, зубы — ожерелье, талия тонкая, волосы словно гиацинт, щеки — яблоки, а губы как полураскрытая фисташка». Набор сравнений здесь несет отпечаток влияния классической поэзии. Стереотипны также ответы дэвов героям: «Если бы ты не поздоровался со мной, я бы тебя проглотил (съел)», и описания опасного места, куда попал герой: «птица сюда залетит — крыльев лишится, кулан забежит — копыт лишится». Повторяемость эпизодов в сказке обычно троекратная. Из других чисел наиболее часто встречаются 7 и 40.

Особенность композиции туркменских сказок состоит в том, что характеристика героя ведется по эпизодам, и в каждом из этих эпизодов герой называется по-разному. Редко, когда герой наделяется именем и под этим именем действует с начала до конца сказки («Эсен»). Даже в сказке, носящей имя главного героя («Караджа-батыр»), оно появляется только в середине повествования, до этого говорится: мальчик, сын падишаха, юноша. Характерный пример — сказка «Человек, который понимал язык животных». Здесь в начале, при упоминании пророка Сулеймана, герою сказки дается имя — Ораз, далее в эпизоде с быками он называется «хозяин» и в заключительном эпизоде с любопытной женой — «муж». Это наблюдение приложимо и к другим туркменским сказкам. Другой особенностью является повторяемость в сказке каких-либо предметов и ситуаций — речь идет не о традиционных повторах, что может быть только осознанной задачей творчества, а об известном автоматизме мысли, когда рассказчик, по-видимому, не слишком утруждая себя, возвращается к уже использованной ситуации. Например, в сказке «Эсен» в разных эпизодах два раза фигурируют злокозненные женщины, два раза — крыша, куда забирается герой в своих приключениях, два раза — кружка воды.

Особенностью туркменских сказок является также огромное количество диалогов и прямой речи. Некоторые сказки почти сплошь построены на диалоге. Иногда сказку сопровождают незатейливые стихотворные отрывки. Язык сказок по большей части прост, в нем нет ни витиеватости, ни чрезмерной цветистости выражений, что достаточно характерно для литератур мусульманского Востока.

Перед читателем подлинная туркменская сказка с ее разнообразием сюжетов и мотивов, с ее местами наивным изложением событий, с характерными мелкими неувязками, проистекающими от необработанности устной передачи текста.

Большинство сказок предлагаемого сборника переводится на русский язык впервые. Остальные сказки уже публиковались на русском языке в изданиях 1948,{18} 1955{19} и 1963{20} гг. Однако следует сказать, что предыдущие издания, в особенности два последних, допускали сильную литературную обработку туркменских сказок. Убирались места, которые, как казалось переводчикам, могли не понравиться читателю, потому что отражали чуждый быт и представления, добавлялись различные украшения, чтобы сказка выглядела более литературной и не была чрезмерно лаконичной, как в подлиннике, наконец, допускались целые вставки придуманных переводчиками эпизодов (например, сказка «Яртыгулак» в издании 1963 г.). В результате мир туркменских сказок представал как бы в искривленном зеркале: на самобытный стиль и фантазию туркменского сказочника наслаивались субъективные вкусы переводчиков. Между тем очарование народной сказки заключено не только в хитросплетениях сюжета, но и в тех чертах непосредственности, простодушия, которые свойственны именно данному народу, а у другого народа выглядят иначе. Суть перевода не в том, чтобы сделать фольклор одного народа более похожим на привычные образцы из другого, скажем русского, фольклора, а в том, чтобы сохранить его в полной неприкосновенности. Такой попыткой и является настоящий перевод, предлагаемый русскому читателю.

И. Стеблева


1. Как дружили две лисички

Было ли не было, в давние времена жили-были две лисички. Одна лисичка бежала из Исфагана, другая бежала из Хорасана, вот обе и встретились. Подружились лисички и стали ходить вместе. Однажды они посоветовались и решили: «Давай поищем-ка сегодня какой-нибудь курдюк, чтобы полакомиться». Отправились лисички в путь. Шли они, шли — и увидели капкан, к которому был привязан курдюк. Вот исфаганская лиса и говорит хорасанской:

— Подруга, наступи лапой на капкан, а я схвачу курдюк. Только не зевай, не попадись в капкан!

Хорасанская лиса была недалекой.

— Ладно, подруга, — ответила она и тотчас наступила лапой на капкан.

Исфаганская лиса схватила в зубы жирный курдюк и отскочила в сторону.

— А теперь, подруга, — сказала она, — осторожно отпусти капкан.

Хорасанская лиса хотела тихонько снять лапу, но ничего из этого не вышло. Она попалась в капкан.

Тогда исфаганская лиса и говорит ей:

— А ну, подруга, попробуй-ка подергаться, может, вырвешься.

Хорасанская лиса дернулась туда-сюда несколько раз, но капкан крепко держал ее за лапу.

— Подруга, — сказала тут исфаганская лиса, — раз ты занята своим делом, придется мне одной съесть курдюк, ничего не поделаешь!

И она съела весь курдюк без остатка. А хорасанская лиса все дергалась и дергалась в отчаянии. Тогда исфаганская лиса ей посоветовала:

— Когда придет хозяин капкана, ты, подруга, притворись мертвой. Он ударит тебя, но ты все равно лежи как мертвая. В это время в сторонке покажусь я. Тут хозяин капкана подумает: «Ну, эта лиса уже сдохла, вытащу-ка я ее из капкана и поставлю его для той лисы». Хозяин капкана направится ко мне, а ты тем временем вскакивай и удирай. Я же отвлеку его сначала, а потом догоню тебя.

И она стала караулить неподалеку. Немного погодя приходит хозяин капкана и видит, что в капкан попалась лиса. А поблизости виднеется еще одна. Стал хозяин капкана и так и сяк поворачивать лису, но та, видать, уже сдохла. Хозяин капкана ударил ее раз-другой, но лиса и тут не шелохнулась. Тогда хозяин капкана подумал: «Ну, с этой лисой все кончено, поставлю-ка я капкан для другой». Вытащил он лису из капкана, отбросил ее в сторону, потом, подкравшись потихоньку, установил капкан неподалеку от другой лисы и засел в засаде.

Хорасанская лиса вскочила и бросилась бежать. А исфаганская лиса стала делать вид, что она вот-вот попадется в капкан, и отвлекла хозяина. Тут к исфаганской лисе подбежала хорасанская лиса, и обе помчались прочь унося ноги. Лисы были уже далеко, когда хозяин капкана решил: «А ну, заберу-ка я добычу». Возвратился он, поглядел, а там — ни лисы, ни ее духу. «Эх, — подумал он и вздохнул, — поддался я на хитрость лисицы».

А лисы бежали, бежали и добрались до дома одного старика. У этого старика было два петуха и четыре курицы. Лисы решили: «Сегодня ночью нападем на курятник… Но прежде окунем хвосты в воду. Если у нас на шерсти хвостов станет болтаться намерзший лед, мы будем гораздо страшнее». Уселись они на берегу и опустили хвосты в воду. Хорасанская лиса время от времени шевелила хвостом, поэтому хвост у нее не примерзал. А у исфаганской лисы хвост накрепко примерз, пристал ко льду, а она об этом не знала.

Когда солнце село и настало время сна, хорасанская лиса сказала:

— Ты, подруга, посиди пока, а я пойду поймаю кур.

Она побежала и схватила обоих петухов. В курятнике поднялся страшный переполох. Хозяин кур забеспокоился и пошел в курятник.

— Ах, пропали мои куры! — закричал он и погнался за лисой.

А хорасанская лисица прибежала к исфаганской лисе и стала тут есть петухов.

— Ну, иди сюда, подруга, съедим их вместе! — позвала она исфаганскую лису.

Та хотела подбежать, да не смогла, — ведь хвост-то у нее примерз.