— Ты-то как? — частила Лида. — Ты извини, Дашка, долго сейчас говорить не могу, белье на плите кипячу. Ох, елы-палы, газ убавить надо! Все нормально у тебя, доехала, разместилась?
— Я? Да вроде все нормально… — замялась я, не зная, как подобрать слова? О какой школоте говорила Лида, мне было непонятно. Я же вроде в последние лет одиннадцать в московской школе учительницей подвизаюсь… А может быть, уже не там? — К Максу вот на Желябова забежала, по старой памяти…
— А! — понимающе усмехнулась Лида. — Это «Зингер», что ль, который? Этакий колоритный персонаж… Привет ему передавай и большую благодарность за гостеприимство! Ясно все! По старой памяти, говоришь… А может, по новой дружбе?
— Ты о чем? — смутилась я.
— Сама понимаешь, о чем я! Ты приглядись, Дашка! — все так же беззаботно и весело щебетала подруга. — Мужчина холостой, свободный, да и внешне ничего. Хотя, если он стричься так и не начнет, замучаешься его волосы потом из ванной убирать… Да это я так, шучу, не обращай внимания! В общем, очень рада я, что у тебя все окей, мне Тасю купать пора! Артем! Неси ее пока в ванную! Ладно, Дашка, давай, чао, мне сейчас некогда! Ты на выходных-то заезжай в гости, предупреди только! А то ты так и не видела еще малую! Обмоем пяточки-то! Передам Андрюхе от тебя привет! Звони, не пропадай! — и из трубки понеслись короткие гудки.
Расстроенная, я положила трубку на рычаг и отчаянно принялась думать, что еще можно сделать. Разговор с Лидой мне ничем не помог — разве что я убедилась, что теперь у нее — прежняя, налаженная и хорошая жизнь. А вот свою жизнь в Петер… Ленинграде семидесятых мне еще только предстоит устроить. Вряд ли меня ждут приключения, похожие на приключения итальянцев в России, но, кажется, и в этот раз случится много всего интересного.
Кое-что, однако, мне все же удалось выяснить в коротком разговоре с подругой. Присев на стульчик возле телефона в прихожей, я попыталась собрать воедино крупицы полученной мной информации. Судя по всему, в Ленинград я приехала совсем недавно. Может быть, просто приехала на выходные погостить? Я кинула взгляд на календарь, висевший на стене над телефоном. Все цифры до третьего октября — пятницы — включительно были зачеркнуты чьей-то шариковой ручкой. Значит, сейчас рабочий день. А почему тогда я не на работе?
Предположим, учительница московской школы Дарья Ивановна и впрямь по давней традиции, сложившейся у ленинградцев и москвичей, решила взять один день за свой счет и махнуть на выходные из одной столицы в другую, захватив еще и пятницу? А что? Многие так делают и по сей день. Москвичи, устав от шумной суеты, устраивают себе выходной в пятницу или берут билеты на пятничный вечерний поезд, бегут после работы на вокзал и уже утром в субботу гуляют по Эрмитажу, слушают музыкантов на квартирниках и любуются стрелкой Васильевского острова. А если ты любишь спать в поезде под стук колес — к твоим услугам несколько ночных поездов — и «Красная стрела», и «Мегаполис», и «Две столицы»… Очень удобно: заснул в одном городе, проснулся в другом. Езди — не хочу!
Питерцы же, в свою очередь, нередко устраивают вылазки на выходные в Москву, чтобы погулять по Кремлю, удивиться ценам на товары в ГУМе, восхититься огромным и невероятно удобным московским метро и посетовать, что уж в Питере точно никогда не будет такого. Слыханое ли дело — каждый год открываются по пять-десять новых станций! Правду говорят: «Москва — это отдельное государство в России».
Однако я очень сомневаюсь, что в самый разгар учебного года у советской учительницы получилось взять даже один день отпуска. Почему же тогда я здесь?
Хлопнула дверь в комнате, располагающейся неподалеку от прихожей. Из нее показался все тот же старенький чудаковатый профессор — сосед Макса. Бормоча себе под нос что-то из творчества Цветаевой, он потопал на кухню. Я услышала удаляющиеся шаги и хриплый голос, декламирующий:
— С рокового мосту
Вниз отважься!
Я тебе по росту,
Рыцарь Пражский!
Задумчиво глядя вслед профессору, я уже в который раз порадовалась, что нам с Максом прошлой зимой удалось помочь Лиде… А то, чего доброго, и она бы, сойдя с ума от горя, отважилась прыгнуть «с рокового мосту»… Кстати, о Лиде… Судя по ее отрывистым репликам, которые я запомнила, подружка явно предполагала, что в Ленинграде я задержусь. Значит, мое теперешнее пребывание в бывшей столице — вовсе не туристическая поездка на выходные? Может быть, Дарью Ивановну, в тело которое уже в четвертый раз попадает бывшая продавщица из «Магнита» Галочка, направили в долгую командировку. Как же это выяснить? Из всех номеров телефонов этой вселенной я помнила наизусть только один — Лидин.
Поджав губы, я отчаянно пыталась вспомнить еще хоть один телефонный номер моих знакомых из СССР: Николая, который теперь в тусовке хиппи был известен под именем «Клаус», моей хорошей приятельницы Софочки, сыгравшей ключевую роль в поиске неуловимого преступника по кличке «Мосгаз»… А может быть…?
Ну конечно! Я мигом вскочила с табуретки и, едва не сбив с ног пожилого профессора, возвращавшегося в комнату с горячим чайником, ринулась в комнату, где Макс оставил мои вещи.
— Поосторожнее, душенька! — беззлобно попенял он мне и, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Сласть ли, грусть ли.
В ней — тебе видней,
Рыцарь, стерегущий.
Реку — дней.
— Извините, пожалуйста! — скоговоркой пробормотала я и, в несколько секунд преодолев расстояние от прихожей до комнаты, влетела туда, включила свет и, узнав свою небольшую дорожную сумку, мигом расстегнула молнию и принялась выбрасывать оттуда лежащие в ней вещи… Все они были мне хорошо знакомы: туфли, несколько простеньких кофт, юбки, пара новых неразношенных туфель, аккуратно завернутых в холщовую тряпку, аптечка с йодом и другими нехитрыми советскими лекарствами, мыльно-рыльные принадлежности… Обычный набор женщины, собравшейся в поездку…
Вдруг в дальнем конце комнаты что-то зашевелилось. Вздрогнув, я отскочила в сторону. Это еще что там такое?
— Свет выключи, как шебуршаться перестанешь! — попросила меня высунувшаяся из-под одеяла лохматая голова и, снова спрятавшись, раскатисто захрапела.
Однако всего через пару секунд у меня отлегло от сердца. Выдохнув, я кивнула. Бояться было нечего. Обладателя головы я с трудом, я узнала, хоть и не смогла вспомнить его имя. Это был товарищ Макса, приехавший к нему на прошлые новогодние праздники аж из самого Владивостока! Я и забыла совсем, что добрейшей души хозяин комнаты нередко привечал у себя постояльцев и, согласно обычаям, устоявшимся в среде хиппи, никогда не брал оплату. Этакий советский «каучсерфинг». Правила проживания гостей коммунальной квартиры на улице Желябова, на которой располагалась знаменитая советская пышечная, были просты. Их мне озвучил Макс по прозвищу «Зингер» сразу же, как только я заявилась прошлой зимой на порог его квартиры. Эти правила заключались в следующем: не гостить больше трех дней, мыть за собой посуду, не забывать пополнять запасы в холодильнике, если что-то взял, и приводить в гости не больше одного человека.
Не особо надеясь на успех, я еще раз перетряхнула сумку, и нашла наконец то, что искала: за чуть порванной подкладкой видавшей виды сумки я нащупала знакомый пухлый блокнотик. Это то, что мне нужно! Выключив свет, я, стараясь не шуметь, вышла из комнаты и тихонько прикрыла за собой дверь.
Наспех пролистав страницы блокнота, я нашла нужный мне номер и набрала цифры на крутящемся диске телефона.
— Алло! — протянул приятный мужской голос. Я позвонила в учительскую школы.
— Мэл Макарович! — узнала я нашего школьного физрука. — А Катерину Михайловну можно? Это Даша… Дарья Ивановна.
— Добрейшего денечка, — учтиво поздоровался физрук. — Минуточку… — и через пару секунд я услышала в трубке: — Здравствуйте, Дашенька! Как добрались?
— Спасибо большое, очень хорошо, — снова отозвалась я, жалея, что заранее не сочинила легенду и на ходу придумывая, что сказать. Однако собеседница, кажется, совсем не удивилась моему звонку.
— Вы вроде женщина молодая, а самое важное-то и забыли, — нестрого попеняла мне коллега.
Катерина Михайловна была мне кем-то вроде старшей подруги. Приятельствовать мы с ней начали сразу же, как только я второй раз в жизни попала в СССР. На дворе тогда стояла осень 1963 года, и я с величайшим удивлением обнаружила, что молоденькая штамповщица Даша — уже вполне себе состоявшаяся и взрослая преподавательница русского языка и литературы Дарья Ивановна. По странному стечению обстоятельств у нас с Катериной Михайловной оказались одинаковые сумки, и я случайно прихватила ее сумку с ученическими тетрадями вместо своей. Обаятельная учительница с первых дней отнеслась ко мне по-матерински и считала кем-то вроде старшей дочери. Она приглашала меня в гости, давала мудрые жизненные советы и делилась рассказами о военном прошлом. Все четыре года Великой Отечественной Войны Катерина Михайловна провела на фронте и получила не одну медаль. Ну а я, в свою очередь, иногда помогала ей донести до дома тяжеленную сумку с тетрадями и терпеливо выслушивала рассказы про мигрень и прочие болячки, свойственные зрелым людям… А еще я подружилась с ее давнишней приятельницей и бывшей соседкой по коммунальной квартире Софьей…
— А что именно я забыла? — осторожно поинтересовалась я, каким-то внутренним чувством поняв, что сейчас мне скажут что-то важное.
— Да листочек-то свой с адресами и телефонами, — продолжала мне выговаривать коллега. — Погодите-ка! Я его, как нашла, себе на стол положила, чтобы не потерять. Вот сижу и жду, когда же вы позвоните. Техничка наша переложила куда-то наверное, когда столы протирала. Уж сколько раз я ей говорила, чтобы не трогала ничего на столах… Дарья Ивановна, вы уже соберитесь, пожалуйста, все-таки должность у Вас теперь хорошая, надо соответствовать. Негоже Вам растяпой-то быть, как сказал классик, «уж не к лицу и не по летам»… Учителя же теперь на Вас равняться будут! Покажете себя с хорошей стороны — задержитесь надолго, попомните мое слово. Это мне в моем возрасте уже тяжеловато, а Вам — в самый раз! Вот, нашла!