К тому времени, когда группа вернулась на Late Show в следующем году, Леттерман в своем вступлении упомянул еще об одном впечатляющем достижении. «Когда они впервые выступали в нашей программе, они меня до смерти напугали, – сказал он. – Но с тех пор их альбомы разошлись миллионными тиражами, а еще они получили "Грэмми"». Группа исполнила «86», новую песню, в которой Армстронг сетовал на то, что, несмотря на все похвалы, выступления с аншлагом на аренах по всему миру и попадание на многочисленные обложки журналов, он все еще убит горем из-за запрета появляться на Гилман-стрит. «Мы играли перед 20 000, 30 000 зрителей, – сказал фронтмен в интервью SPIN, – а я так и не испытал того чувства, которое испытывал, играя в этом месте».
Статус международной суперзвезды Green Day расколол панк-сцену надвое. «Некоторые группы ушли глубже в андеграунд, чтобы отказаться от амбиций, а некоторые пошли другим путем, – говорит Аппельгрен. – К сожалению, до сих пор существовало мнение, что быть амбициозным – значит быть радиоактивным. Либо вы притворялись, что у вас нет никаких амбиций, либо они у вас были, но вы не хотели в этом признаваться».
Панк-клубы, такие как Gilman, буквально засыпало новичками, и такой быстрый рост имел свои плюсы и минусы. «У нас был наплыв публики, который очень помогал нам оставаться в плюсе. Это очень, очень помогло нашим финансам. Мы могли платить за аренду и выживать», – говорит Люциус. С другой стороны, это иногда привлекало нежелательное внимание. «Мимо нас проезжали туристические автобусы – экскурсантам показывали дом Green Day. Ведущие новостей просили у нас разрешения поснимать внутри, но мы не дали. Мы взяли пример с riot grrrls[20]: никакой прессы, идите на хер».
Испытывая некоторое чувство вины за то, что невольно привлекли внимание к своей местной сцене, Green Day делали все возможное, чтобы защитить тех, кто не стремился к такому вниманию. Когда в интервью их спрашивали о Gilman или о других группах из Области залива, они обычно держали язык за зубами или меняли тему, избегая «панксплуатации», как они это называли. «Я всегда думал о песне Germs "What We Do Is Secret"[21], – позже объяснял Армстронг Rolling Stone. – Я действительно не могу говорить об этом».
Однако для тех групп, которые были достаточно предприимчивы, чтобы преуспеть и отмахиваться от обвинений в продажности, внезапно открылись возможности, раньше казавшиеся нереальными. MTV и радиостанции были более склонны давать шанс рок-группам поменьше, а независимым студиям было легче размещать свои релизы в сетевых магазинах и торговых центрах. «Был эффект постепенного стимулирования других групп, – говорит Ливермор. – Почти любая группа с нашей студии могла бы позвонить кому угодно на другом конце страны и сказать: "Привет, мы с Lookout, хотим приехать в ваш город", – и они получали концерт».
Dookie были тем приливом, который поднял все лодки в 1994 году, ставшем годом прорыва для панка. В первую очередь, Epitaph Records, независимая студия из Лос-Анджелеса, основанная гитаристом Bad Religion Бреттом Гуревицем, в одночасье добилась невероятных успехов. Их самая популярная группа, квартет Offspring из округа Ориндж, имела невероятные продажи благодаря своему апрельскому релизу Smash. Этот альбом в 1994 году стал платиновым и разошелся тиражом больше, чем любой независимый альбом в истории – было продано больше экземпляров, чем могло даже поместиться в офисе Epitaph. «Пластинки Offspring заполнили все мое здание на бульваре Санта-Моника, от пола до потолка, – сказал Гуревиц в интервью Rolling Stone. – Внутри здание выглядело как кубик Рубика из поддонов с виниловыми пластинками, кассетами и компакт-дисками Offspring. Потом у нас появилось еще одно здание в центре города – его тоже заполнили, как и арендуемые помещения в сторонних зданиях».
В том году Epitaph также выиграла от менее масштабных хитов Let’s Go от группы Rancid и Punk in Drublic от NOFX, и оба в итоге стали золотыми. Rancid, в которой участвовали Тим Армстронг и Мэтт Фримен из Operation Ivy, стали любимцами MTV благодаря своим кожаным курткам с заклепками и ирокезам высотой сантиметров в тридцать – новое поколение меломанов знакомилось с эстетикой панк-рока. Панк-ветераны Bad Religion, совершившие переход с лейбла Epitaph на Atlantic, достигли 87-го места в чарте Billboard в сентябре того же года со своим дебютом на крупном лейбле – альбомом Stranger Than Fiction.
Epitaph была не единственной независимой панк-студией, получившей неожиданные доходы от Dookie. У Fat Wreck Chords, студии из Сан-Франциско, соучредителем которой был лидер NOFX Фэт Майк Беркетт, имелся целый арсенал поп-панк-групп, таких как Lagwagon, No Use for a Name и Face to Face, и они наблюдали, как растет их аудитория, и теперь могли продать пару сотен тысячи альбомов. Чтобы удовлетворить вновь возникший в стране интерес к поп-панк-группам, стало появляться или расширять свою деятельность множество новых инди-студий: Hopeless, Go-Kart, Fearless, Nitro, SideOneDummy, Vagrant.
Почувствовав несомненный расцвет нового рок-движения, крупные лейблы начали вкладывать огромные деньги в группы, подобные Green Day, в надежде заполучить новых звезд панк-рока. «Большая шестерка» вышла на охоту, расхватывая шедевры из четырех аккордов направо и налево. «Контракты подписываются стремительно, – сообщалось в сентябрьском номере журнала SPIN за 1994 год. – Итак, Green Day для панк-сообщества – это действительно новая Nirvana, предвестник грядущих кардинальных перемен».
Панк снова стал прибыльным, и крупные лейблы захотели в него вкладываться. Каждый толковый представитель A&R теперь искал достойных преемников Green Day. «После Dookie еще один аспект андеграунда стал коммерчески жизнеспособным, – говорит Гиттер. – Итак… кто станет новыми Green Day?»
Глава 2JawbreakerDear You. DGC (1995)
Ист-Бей[22] стал настолько неприветливым местом для Green Day после того, как они подписали контракт с крупным лейблом, что когда Билли Джо Армстронг появлялся на людях, он иногда менял внешность, приклеивая фальшивую бороду. После того, как группе запретили выступать на сцене Гилман-стрит, фронтмена одаривали ледяными взглядами и украдкой перешептывались, когда тот заходил в определенные заведения и места для тусовок по всему городу. Даже такая обыденная вещь, как поход в туалет, была омрачена: стоя у писсуара, Армстронг смотрел прямо перед собой и видел нацарапанные на стене недобрые слова о своей группе.
Однажды вечером в начале 1994 года Армстронг изо всех сил старался смешаться с плотной толпой, чтобы посмотреть на одну из своих любимых местных групп, Jawbreaker. К счастью, все взгляды в зале были прикованы к обаятельному лидеру группы Блейку Шварценбаху. В перерыве между песнями Шварценбах сказал публике, что ему нужна пара минут, чтобы развеять слухи, которые ходят о группе. На панк-сцене поговаривали, что Jawbreaker подписали контракт с крупным лейблом, и он хотел прояснить ситуацию.
Эти слухи были недалеки от истины. Группа только что отыграла несколько концертов на разогреве у Nirvana в поддержку их первоклассного альбома In Utero. Nirvana обладала уникальным талантом в рок-музыке, и любая группа, дышащая тем же воздухом, что и они, имела хорошие шансы быть провозглашенной их преемницей. К тому же, многие группы, с которыми Jawbreaker давали концерты, уже стали предметом ожесточенного соперничества крупных лейблов, от Samiam до Jawbox. Казалось, Jawbreaker были последними инди-музыкантами, которые не пошли по пути своих товарищей.
Итак, вот она, правда, прямо из первых уст: эти слухи – полная чушь, о чем решительно заявил Шварценбах. Да, к Jawbreaker обращались крупные лейблы, но нет, группа не заинтересована в том, чтобы продаться, ни сейчас, ни когда-либо вообще.
В последнее время Шварценбах на концертах стал часто разглагольствовать на эту тему. Это был надежный способ привлечь публику на свою сторону, кроме того, он действительно так думал. Крупные лейблы проявляли интерес к его группе, но у Jawbreaker не было планов подписывать контракт ни с одной из них. У них был девиз: самостоятельность или смерть. Честно говоря, ему надоело это повторять.
Зрители восторженно приветствовали подтверждение того, что одни из самых любимых артистов на сцене прочно удерживают свое место в андеграунде. Но пока все вокруг него хлопали, Армстронг поймал себя на том, что качает головой. Он сразу почувствовал себя очень одиноким, зная, что все, вероятно, считали его предателем. Более того, Армстронг беспокоился о Jawbreaker. Стоять перед несколькими сотнями свидетелей и обещать, что ты никогда чего-то не сделаешь – значит обречь их на неминуемое разочарование. Ни одна группа никогда не думает, что продастся, пока однажды не продается.
В начале девяностых трое участников Jawbreaker снимали квартиру на верхнем этаже заваленного шприцами здания на Сикамор-стрит в районе Мишн в Сан-Франциско, хотя они никогда бы не назвали этот город своим домом. «Нас считали группой из Сан-Франциско, но мы всегда были немного в стороне, – говорит Шварценбах. – Я думаю, это помогло нам стать самобытными и работать так, как мы работали».
Этот разрыв отчасти был результатом разницы в возрасте между участниками группы и панками, составлявшими ядро сцены Области залива. Хотя эти трое сами только что окончили колледж, они чувствовали себя древними по сравнению с местными подростками, часто ходившими на панк-концерты в этом районе. «Мы были слишком стары для сцены Gilman и Ист-Бэй, в социальном плане. "Мы ее переросли", – говорит Шварценбах. – Она была молодой. Многие ребята-беглецы находили убежище в андеграунде».