Ну все, с меня хватит!
Я резко развернулся к нему:
– Да неужели? Расскажи-ка тогда о ее татушке. – Бил явно растерялся, и я помог ему, добавив еще немного вымысла: – Я слышал, это бабочка или что-то вроде. Прямо на ее безупречной заднице.
– Вообще-то, стрекоза. Примерно вот такая. – Он развел большой и указательный палец где-то на пару дюймов. – Зеленая и фиолетовая. Прямо здесь. – Бил показал на свою левую ягодицу.
– Фигасе! Да ладно! – Сет странно на меня посмотрел, но я не обратил на него внимания: мой телефон завибрировал. Олли.
не тупи, иди сюда
Я посмотрел на нее. Она сидела через несколько мест от Кеннеди, которая каким-то образом оказалась в центре собравшихся за столиком. Я вдруг осознал, что мы с Кеннеди оставались наедине только тогда, когда занимались какими-то делами: что-то снимали, обсуждали ее портфолио и так далее. И тут мне в голову пришла идея, от которой поджилки задрожали: было бы здорово сходить с ней куда-нибудь просто для развлечения. Ну не знаю… кофе попить для начала?
Я понимал: шансы невелики, да и от одной мысли, чтобы пригласить Кеннеди куда-то, у меня живот стянуло в тугой узел. Хотя, с другой стороны, в последнее время она вела себя со мной довольно дружелюбно. Может, попробовать сделать шаг – а там как пойдет, посмотрим по обстоятельствам?..
Мысленно пожав плечами, я встал и, проходя мимо, хлопнул Била по спине:
– Честное слово, ты крут!
А потом направился к сестре и сел рядом с ней, в конце столика. На этой неделе она косила под хипстера: вместо гладко зачесанных волос и темных кругов под глазами – шляпка на пышной прическе, галстук-бабочка, подтяжки поверх слишком большой белой рубашки (ее я опознал как одну из своих, рабочих, для кинотеатра) и мешковатые штаны, которые Олли наверняка купила в секонд-хенде. Получилась странная смесь последнего писка моды и винтажа, но тем не менее выглядело неплохо. Надо же, наверное, некий талант подбирать одежду и правда существует.
Я принялся за еду и уже собирался спросить Олли, как она каждое утро решает, что надеть в школу, – но внезапно замер.
Перестал говорить, перестал жевать, перестал даже дышать.
Потому что среди гула разговоров вокруг мой мозг уловил голос Кеннеди и сосредоточился на нем, заглушив все остальное.
– …короче, даже не спрашивайте, что было в субботу вечером, – говорила она.
Сидящая рядом с ней София засмеялась:
– Похоже, вы все неплохо провели время.
Я специально уткнулся в тарелку и не видел реакции Кеннеди, но, судя по голосу, она усмехнулась.
– Еще бы! Ну, насколько я могу вспомнить. Но, черт возьми, на следующее утро я, конечно, за это поплатилась.
– Да кто бы сомневался! – снова засмеялась София.
Меня вдруг охватило непонятное, но очень хреновое чувство. Словно я не хотел бы заниматься тем, что Кеннеди делала в тот вечер, – особенно учитывая, как она выглядела на следующее утро, когда я принес ей портфолио. И в то же время мне стало ужасно обидно, что меня там не было. Может, так ощущается ревность? Я не знал. Но чувство было такое, будто дерьма нахлебался.
Я сделал глубокий вдох и заставил себя сосредоточиться на своей пицце, хотя от одной мысли о еде меня тошнило.
Остаток обеда я провел, уткнувшись в тарелку, пока все мои соседи по столику не разошлись. И всерьез размышлял, не провести ли мне здесь и весь урок истории, но за спиной послышались шаги.
– С чего это вдруг ты снова поддержал меня на английском?
Я даже не обернулся.
– Никого я не поддерживал. Просто есть у меня одна проблема: говорю то, что думаю. Ты тут вообще ни при чем, честное слово.
Молчание. Когда я наконец поднял взгляд, она уже ушла. Ну и ладно.
В режиме автопилота я отсидел историю – и шестой урок, химию, тоже. А добравшись до дома, ушел к себе, лег на кровать и уставился в потолок.
Через некоторое время в дверь постучала Олли. Не важно, чего она хотела, я был не в настроении.
– Проваливай, никого нет дома!
Она вошла и принялась зачитывать с телефона:
– «Три-четыре часа съемок на натуре с тремя сменами одежды. Отбор и обработка фотографий. Десять цветных снимков восемь на десять, оформленных в портфолио». Это похоже на то, что ты сделал для Кеннеди?
– Ну да, в целом похоже. И что?
Она поднесла телефон к моим глазам.
– А то, что ты «в целом» ей тысячу долларов подарил. А она даже спасибо не сказала.
Я взял у нее телефон и посмотрел внимательно. Местная фотостудия предлагала «скидку на портфолио».
– Не тысячу, а девятьсот девяносто девять, – поправил я. – Видишь? В этом месяце акция.
Олли выхватила телефон.
– Черт возьми, Джей, не будь тряпкой! – Она помедлила, выходя из комнаты, и добавила, не оборачиваясь: – Ты способен на большее.
Глава 11
Если вы заранее знаете, что ищете, то будете фотографировать только собственные предубеждения, а это очень ограничивает… и часто не соответствует действительности.
Я ПЕРЕЖИВАЮ ЗА ОТЦА. НУ, ПОМИМО ОЧЕВИДНОГО. Понятно, что человек, чья жена внезапно умерла от рака, может впасть в депрессию или помешаться и временами срываться в рыдания, или начнет пить, сидеть дома, не вылезая из постели, и совсем развалится. Однако, к счастью для меня и Олли, мой отец не такой. Он ничего подобного не делает – если оставить за скобками приступ уныния в день рождения мамы. По крайней мере, при нас. Но именно поэтому я слегка беспокоюсь. Как он справляется со своим горем? С нами-то он точно на эту тему не разговаривает…
После ужина, сделав уроки, я пошел в гараж. Само собой, отец сидел там и по-прежнему возился с допотопным агрегатом. На одном конце верстака лежал разложенный двигатель с пружинным приводом, похожий на механизм гигантских заводных часов. А на другом – деревянный корпус, с которого отец снимал старую краску. Корпус напоминал коробку для обеда – такие берут с собой рабочие на стройке: и закругленная крышка имелась, и ручка для переноски. Правда, рабочего явно звали Халк, а коробка его была сделана из массива дуба.
Я посмотрел на отца – тот сидел на табурете, склонившись над верстаком, – и покачал головой. Сколько часов он уже убил на эту фигню – а над ней еще работать и работать. И чего ради-то? Какой-то древний предшественник проигрывателя. Наверняка и звучит хреново – если вообще работает.
Я перевел взгляд на винтажный плакат с мотоциклом. И задумался о том, как делали снимок, сколько времени и усилий потребовалось фотографу, чтобы привести мотоцикл и девушку в идеальный вид, чтобы поработать с освещением, фоном, камерой, пленкой и чтобы потом обработать фотографии.
Интересно, кто-нибудь взялся бы за такое бесплатно?
Отец заметил меня и обернулся.
– Привет, Джей! Чем занимаешься?
Я пожал плечами:
– Да так… домашку сделал… подготовился к завтрашнему тесту по химии. Решил вот сюда заглянуть. – Я кивнул на железки, которые он чистил. – Честно говоря, не понимаю, зачем оно тебе надо.
– Ты о чем?
– Не обижайся, но… – Я запнулся. – Какой в этом смысл? Ты ведь потратишь уйму времени на то, чтобы починить древний хлам, а в результате звук он будет воспроизводить в разы хуже, чем мой телефон и пара наушников.
– Я не обижаюсь. Ты прав. В каком-то смысле.
– В каком-то смысле?
Он взял ржавую заводную ручку с деревянной рукояткой и принялся медленно крутить ее в ладони, отвечая на мой вопрос:
– Если тебе важна только точность воспроизведения, то ты прав: слушай на телефоне. Но помни, когда-то такие цилиндрические фонографы были лучшими из доступных музыкальных проигрывателей. Они создавались вручную – мастерами, которые гордились своей работой. А покупали их семьи, действительно обожавшие музыку, потому что это было дорогое удовольствие. В то время, когда его сделали, в 1903 году, такой фонограф стоил тридцать долларов. По сегодняшним меркам это целая тысяча. Как думаешь, многие могли себе позволить выложить столько денег, чтобы просто послушать музыку?
Эта тема явно задевала отца за живое. А все приходившие в голову ответы звучали язвительно, поэтому я лишь пожал плечами.
– Я знаю, что сейчас он похож на груду покрытых смазкой запчастей и грубо обструганных старых деревяшек, – продолжал отец. – И я понимаю, тебе это кажется дурацкой затеей, ведь ты не видишь скрытого здесь потенциала. – Он помолчал. – Смотри, больше века назад кто-то вложил в него свою душу, а теперь ему дорога только на помойку. А новый такой никто уже не сделает. Никогда. Если я могу вмешаться и восстановить его, чтобы он стал как новенький, то, мне кажется, я должен попробовать. – Он посмотрел на кучу железок. – Люблю возвращать вещи к жизни…
И тут до меня дошло. Отец ничем не мог помочь маме, но кое-что он действительно был способен починить и собрать воедино.
– К тому же, – вдруг добавил отец, явно оживившись, – он работает без электричества! Только представь себе, как здорово будет иметь такую штуку, если наступит зомби-апокалипсис!
Ну вы поняли, да?
Я снова посмотрел на плакат. Если уж тратить время на ремонт древнего хлама…
– Тогда как насчет этого? – Я кивнул на мотоцикл.
Отец глянул и ответил:
– Староват я для красоток.
Я скрестил руки и сердито посмотрел на него, словно отец на ребенка, который решил поумничать.
– Когда-то мне и правда очень хотелось себе такой, – наконец признался он. – Но это было до… ну сам знаешь. Да и не задаром же их раздают.
В голове пронеслись десятки мыслей, но ни одна не складывалась в слова.
– Знаешь, мы вовсе не против, если ты время от времени будешь немного развлекаться, – наконец сказал я.
После разговора с отцом мне захотелось побыть в одиночестве. А ведь только что сам поучал его, как важно развлекаться…
Около девяти вечера я уже стоял с камерой на углу улицы. Ждал. Да, одно из условий проекта состоит в том, чтобы снимать не то, что хочется, а то, что само меня найдет, но все равно ведь надеешься наткнуться на необычную модель: этакое шоколадное мороженое с маршмеллоу, орехами и декоративной обсыпкой. В