прочем, я уже начал понимать, что обычно выдают лишь ванильный пломбир, и учился обходиться полученным и использовать его на все сто.
И ладно бы я не встретил затянутую в кожу монахиню с ручной макакой или сварливого старика в коротких брюках, похожего на мистера Крабса, который выполз из вытрезвителя на неделю раньше положенного… Но в этот раз мне не достался даже стандартный зверинец мама-папа-два-детеныша. Все было гораздо хуже.
Просто полный абзац.
Когда сработал будильник, я увидел две парочки примерно моего возраста, которые шли в мою сторону и громко смеялись. Восторга я не испытал, но камеру все равно приготовил. Когда они подошли ближе, я узнал Кеннеди и еще одну девчонку из нашей школы. С ними были какие-то парни – лет девятнадцати или двадцати как минимум.
Вот так удар под дых! Конечно, я знал (теоретически), что Кеннеди меня френдзонит. Она никогда не говорила открыто, что у нее нет парня, и, конечно, я знал (теоретически), что она имеет полное право встречаться с кем угодно. Но вот такой переход от теории к практике прямо на моих глазах был будто удар кувалдой в солнечное сплетение. Только представьте себе, идут они такие, обжимаются, гогочут пьяным смехом – и сразу ясно, чем они займутся, как только доберутся до места назначения.
Мне захотелось бросить камеру и сбежать. Или хотя бы нагнуться и завязывать шнурки, пока эта компашка не пройдет мимо. Но было слишком поздно: они пришли на угол улицы в 9:09 – чего я никак не ожидал. Мне придется их сфотографировать – или хотя бы попытаться.
Уже собираясь спросить разрешения на съемку, я вдруг подумал: Кеннеди ведь может сообразить, что происходит, и помочь мне вывернуться. Эта девчонка же не дура и наверняка догадывается о моих чувствах. Возможно, она позволит мне избежать неловкой ситуации и скажет: «Джей, мы бы с удовольствием, но нам уже пора». А потом мы с ней как-нибудь встретимся и поговорим об этом.
Ага, размечтался! Скорее мартышки отрастят себе мохнатые крылышки и начнут летать по небу.
Кеннеди скользнула по мне взглядом, но потом присмотрелась – и все-таки узнала.
– О, привет! Как дела… э… Джеймисон?
Я объяснил ей, что делаю на углу, выдав обычную версию о «школьном проекте», и она повернулась к остальным:
– Ребята, это Джей, из нашей школы. Он фотограф и хочет нас щелкнуть для учебного проекта.
Язык у нее заплетался, и она назвала меня «ф-фото-граф».
Ее спутники с энтузиазмом согласились. Когда они готовились позировать, я услышал, как Кеннеди шепнула второй девушке: «Это тот самый парень, про которого я тебе говорила». То есть попыталась прошептать, но получилось громко – как бывает, когда человек в стельку пьяный.
Вторая девушка глянула на меня, пока я готовил камеру, и ее шепот вышел таким же звучным:
– Тот самый? Хм… А он ничего так…
Кеннеди повернулась к парням и повысила голос, заорав, как пьяный болельщик на стадионе:
– Давайте фотаться!
Четверка сбилась в кучу – девушки впереди, парни позади, – и я начал снимать. Они ржали и цеплялись друг за друга – в основном чтобы не упасть, – а потом парень за спиной Кеннеди приобнял ее и с радостным воплем схватил за грудь, явно ожидая, что это будет запечатлено. Я навел камеру, кивнул – мол, готово, – но на кнопку спуска затвора так и не нажал.
Он отпустил Кеннеди, я снял еще несколько кадров, а потом сказал:
– Спасибо, ребята, достаточно.
Прежде чем уйти, я подошел к Кеннеди и тихонько спросил:
– Эй, ты в порядке? Я видел, как он тебя схватил. Хочешь, отвезу тебя домой?
Она рассмеялась мне в лицо:
– Ты серьезно? Да у меня все зашибись!
Развернулась и присоединилась к хохочущим спутникам, которые шагали по тротуару, шатаясь из стороны в сторону. Я постоял еще минутку, потом не спеша убрал фотоаппарат в рюкзак и тоже пошел. Только не шатался. И не ржал.
Дома я скинул сделанные фотографии на компьютер, но не смог себя заставить на них посмотреть. И без того на душе было погано, не стоило опять сыпать соль на рану. К тому же я знал, что эти снимки для моего сайта не годятся. Поэтому решил прогуляться по интернету и начал с «Анонимных фоторепортеров».
Похоже, самым животрепещущим сейчас был вопрос, нужно ли знать заранее, что фотография в итоге будет черно-белой (и сразу ставить настройки соответствующим образом), или делать снимок и уже позднее решать, сравнив варианты в цвете и без. Я, наверное, полчаса убил на чтение, потом закрыл вкладку и отправился на свой собственный сайт, чтобы проверить посещаемость.
Когда я его только создал, туда не заходил никто, кроме меня. Мне это было известно, потому что Сет показал, как смотреть статистику, и я следил за ней каждый день – минимум неделю. До сих пор бывали дни без единого посетителя, и нередко. Когда я пожаловался, что у меня не сайт, а город призраков, Сет мне напомнил: я делаю это для мамы.
– Если тебе важнее всего посещаемость, надо было делать порносайт, как я и предлагал, – заявил он. – Чего теперь-то ныть?
Ну спасибо, дружище, утешил!
Сегодня на сайте появился комментарий. Кто-то написал:
Мне нравится твой стиль – на грани между спонтанностью и обдуманностью. Некоторые фотки очень неплохие. Так держать!
Меня заинтересовал и сам комментарий. Но еще больше – подпись под ним: АндреАФ. Не кто иной, как модератор форума «Анонимных фоторепортеров». С ума сойти!
Хорошее настроение продержалось целых шестьдесят секунд, а потом испарилось. Я выключил компьютер и остался сидеть в темноте. Итак, какой-то парень, который, возможно, разбирается в фотографии (а возможно, и нет), сказал, что ему понравились мои фотки. Ну и? Здорово, конечно, но маму это не вернет, друзей мне не прибавит и даже чашку кофе в «Финче» не оплатит.
И не заставит девушку влюбиться в меня, если ей, очевидно, плевать, жив я или мертв.
В конце концов я сделал то, что и собирался, – принялся разбирать сделанные фотографии. И да, при виде Кеннеди рядом с уже совсем не теоретическим парнем я снова почувствовал удар под дых.
Еще хуже стало от осознания, что она никогда и не рассматривала меня как возможного кандидата.
Кеннеди обо мне и не думала, ясное дело. И ненависти ко мне не испытывала – а это было бы лучше, чем ничего. В реальности же на ее радаре я вообще никак не отображался.
Ты для нее никто, так что плюнь и забудь.
Я повторял это себе снова и снова, будто мантру. Ну ведь понятно же все, какие могут быть сомнения?
Но почему-то моя мантра не работала. У меня никак не получалось забыть Кеннеди. В любом случае у нее есть новый парень – студент колледжа и все такое, – и вряд ли мне снова придется иметь с ней дело.
Глава 12
Искусство – это побочный продукт полной концентрации внимания.
– ИТАК, УДАЛОСЬ ЛИ АВТОРУ ДОСТОВЕРНО ПЕРЕДАТЬ опыт, или к концу истории все еще остались вопросы без ответов?
Я изо всех сил старался не влезать. Хотя и трудно было удержаться. И не встретиться взглядом с мисс Монтинелло. К счастью, половина моего мозга застряла на привычном углу улицы, наблюдая за стремительным столкновением фантазий с реальностью, но все равно очень хотелось ответить. Что обычно ни к чему хорошему не приводило.
Кто-то поднял руку вместо меня.
– Да.
В классе раздались смешки.
– Не потрудитесь ли объяснить подробнее, мисс Кнудсен?
Я оглянулся: интересно, с каких пор мисс Автомат Калашникова сидит сбоку от меня, а не сзади? Судя по лицу, объяснения у нее не было, но она все равно попыталась:
– Лично мне история показалась достоверной, потому что она захватила меня: создала ощущение подлинности и вовлекла эмоционально. И да, некоторые вопросы остались без ответов, но это не испортило впечатления.
– Вот как? Разве нам не нужна ясная концовка?
– Ну… – АК-47 глянула на меня, на долю секунды, и тем не менее я оторопел. Вместо обычной жесткости в ее глазах читалось: «Эй, помог бы, а?» Пока я соображал, что делать, она продолжила: – Местами автор связал концы с концами, а местами – нет. Я не против, потому что в таком случае читатель сам представляет себе разные варианты развития событий, а не ест готовое с ложечки.
– Разве автор не должен рассказать, как развивались события? А если не рассказал, то, получается, поленился?
Я вдруг представил себе кучу ярких подарков на день рождения, слишком затейливо обернутых, целиком замотанных ленточками.
– Может быть, у некоторых аллергия на бантики, – ляпнул какой-то идиот.
– А это вы к чему? – спросила мисс Монтинелло.
На меня-то она почему смотрит? Ах да, это же я тот самый идиот.
– В реальной жизни концы с концами никогда не сходятся идеально. Поэтому художественное произведение выглядит менее реалистично, если все завязано в один большой бантик – это же типичная голливудщина. Смутные наметки дальнейшего развития событий иногда лучше, чем «и с тех пор они жили долго и счастливо». И жизнеподобия куда больше, – схитрил я, просчитав риски: мисс Монтинелло употребила слово «жизнеподобие» на уроке пару недель назад. Будь это пару дней назад, она могла бы вспомнить и решить, будто я над ней насмехаюсь, а так, скорее всего, купится.
Мисс Монтинелло задумчиво кивнула:
– Хороший довод.
Уф!
Она посмотрела на АК-47 и вопросительно подняла брови. Та кивнула.
– Вот именно! И когда все разжевывают, с нами словно говорят свысока. Лучше, если автор не считает своих читателей дураками.
Перед моим мысленным взором появился учебник, в котором ответами снабжались не только нечетные проверочные вопросы в конце главы, а все без исключения.
– Если бы в учебнике математики приводились ответы не на половину вопросов в конце каждого раздела, а сразу на все, ученик усвоил бы материал лучше или хуже? – спросил я.
Да, признаюсь, я списываю у своей синестезии. Ну и пофиг, все равно больше ни от кого подсказок не дождешься!