– Что из себя представляет ковчег? – спросил кто-то из сидящих впереди.
– Ковчег – это бывшая военная база в сердце Алтайских гор, она имеет наземный комплекс и шесть подземных уровней, уходящих на глубину более ста метров.
– А что останется на месте базы, когда она уйдёт в поток? – спросил тот же голос.
– Ничего, – просто ответила Ольга, – исчезнет огромный массив, состоящий из земли, скал и строений.
– Тогда напрашивается следующий вопрос, – подал голос Аркадий, – что будет, если ландшафт за время нашего пребывания в потоке изменится?
– По тестам и расчётам, база займёт то же положение, что было до ухода в поток. Даже если через пятьдесят лет там окажется степь, база появится под землёй и на земле без разрушений, то есть займёт устойчивое место в пространстве. За возвращение будет отвечать компьютер. В его задачу входит расчёт координат и замещение предметов в наиболее выгодной для ковчега позиции. В любом случае компьютер выберет оптимальные координаты и вытеснит всё лишнее, мешающее восстановлению привычного положения. Единственное, что может помешать нормальному восстановлению и выходу из временного потока, если Земля, как планета, будет уничтожена.
Вопросов больше не последовало.
Майор закрыл глаза. Жутко хотелось спать, он так и не успел выспаться перед разбудившим его звонком, но тяжёлые мысли не давали забыться. А что, если куратор права, и все остальные обречены. Что будет дальше? Цивилизация погибнет, и на их плечи ляжет обязанность по её восстановлению. Он не готов к такой ответственности. Что, если, выйдя из ковчега после расконсервации, он увидит безжизненную пустыню, в которой ничего не может выжить, или огромную ядерную помойку на месте лесов, полей и городов? Как он будет себя чувствовать, зная, что семь миллиардов людей погибло?
Если бы он сидел чуть ближе к Ольге и другим учёным, прибывшим с ней, то стал бы свидетелем очень интересного разговора.
– … что ж, теперь я согласен, что не стоило говорить им всей правды, – очень тихо, почти шёпотом, произнёс пожилой мужчина.
Куратор ковчега кивнула.
– Я всегда придерживалась этой мысли. Не стоит им знать, что мы никогда не вернёмся в этот мир. Эксперименты с потоком привели к совершенно неожиданному результату: мы вместо путешествия во времени нашли новый дом. Там мы сможем начать всё сначала.
Сидящий рядом с ней учёный согласно кивнул.
– Вы – сильная женщина. Вы отказались воспользоваться правом и включить мужа в проект. Мне-то уже всё равно, жена умерла, детей так и не завели, но вы?
– Что – я? – ухмыльнувшись, спросила Ольга. – Да, я бегу! Бегу туда, где мы никогда не сможем быть вместе, и я счастлива. У меня никогда бы не хватило сил сказать ему, что я его не люблю, или что ухожу от него. Мы давно чужие люди. Слишком много лжи и недомолвок… Как вы думаете, стоит их брать в новую жизнь? Через несколько месяцев, проведённых в ковчеге, мы выйдем совершенно в другой точке пространства. За шесть лет изучения того мира – можете называть его параллельным – мы не видели ни людей, ни других разумных существ. Равнины, горы, леса, океаны – и ни следа человека. Нам дан уникальный шанс. Уже перед вылетом я получила сообщение от профессора Соколова. – Она достала из сумочки КПК и протянула собеседнику.
Тот, нажав несколько кнопок, уставился на экран. Сообщение было коротким: «Поторопитесь, иначе будет поздно, все обречены, у вас осталось двадцать шесть часов».
– Мир ещё не знает, что его ждёт, – шёпотом, пугливо оглядываясь, сказала Ольга, видя, что собеседник прочел сообщение. – Совсем немного людей в мире знают, что должно произойти, один из них уже не выдержал напряжения и совершил самоубийство. Послезавтра Земля перестанет существовать.
Профессор Сергеев, а это был именно он, внимательно посмотрел на собеседницу. Не зря её назначили на должность куратора, не зря все профессора за глаза называли эту молодую, деятельную женщину «железная леди». Сергеев был одним из немногих посвященных, кто знал, что Земля обречена.
В ядре планеты вот уже несколько лет протекали совершенно необъяснимые процессы, приводящие к многочисленным природным катаклизмам, и вот теперь всё входит в завершающую стадию. Единственное, что смогли просчитать учёные, так только то, что в результате процессов ядро сожмётся до нескольких десятков километров в диаметре. Силой давления части коры выдавливаются в разные стороны. На взрыв нет сил. Энергия расходуется до нуля. Всё остывает. В итоге – астероид, глыба камня, похожая по форме на неправильную картофелину.
Вот что ждало планету в течение следующих месяцев. Но девяносту процентам населения земли это будет глубоко по фигу, так как уже послезавтра они погибнут в результате многочисленных цунами, извержений вулканов, ураганов и прочих прелестей природных и следующих за ними техногенных катастроф.
Профессор глянул в иллюминатор, но не увидел земли: самолёт шёл через мощный грозовой фронт, его изредка встряхивало. А внизу доживает последние часы человечество.
Сергееву было тяжело признавать, что Соколов был прав, он спровоцировал интенсивное оборудование ковчега, он протолкнул вопросы финансирования, и вот теперь дал возможность спастись, включив в состав проекта «Изоляция». А сам отказался идти с ними. На вопрос своего ученика «почему?» ответил просто:
– Мне восемьдесят девять, Андрюша, я на этом шарике родился, на нём и умру. Я буду видеть последние дни мира. А это уже немало. Конечно, если бы я пошёл с вами, то увидел бы начало новой цивилизации, но я остаюсь, чтобы увидеть конец старой, той, в которой жил.
Он слабо, по-старчески, пожал руку Сергеева, и пошёл прочь, опираясь на дорогую трость из красного дерева с серебряной рукоятью.
Через пять часов после старта самолёт приземлился на закрытом военном аэродроме, колёса ударились о бетонное покрытие, и вскоре летающая машина замерла.
Это был последний самолёт, привезший участников проекта «Изоляция». Остальные шесть бортов уже прилетели. Людей разместили в двух автобусах, и под охраной из нескольких грузовиков с солдатами повезли в горы. Через два часа двери ковчега закроются, чтобы открыться в другом измерении, в миллионах световых лет от умирающей земли. Проект «Изоляция» вступал в завершающую стадию. По замыслу Соколова, он должен был изолировать группу людей от умирающей планеты. Теперь осталось осуществить это технически. Права на ошибку не было.
– Ваша комната, – указывая на дверь под номером 1036, произнёс крепкий плечистый парень лет семнадцати, в серой форме обслуживающего персонала. – Десять – это номер уровня.
– И сколько здесь всего народу? – поинтересовался майор.
– Сейчас на базе восемьсот пятьдесят человек участников проекта и двести пятьдесят сотрудников – ремонтники, врачи, научные сотрудники, отвечающие за оборудование, три десятка охранников. – Он протянул небольшую коробочку.
– Что это? – спросил Мечислав.
– Это препарат, который вы должны выпить ровно через четыре часа. Он снимет болезненные ощущения во время входа в поток. Каждый день вы будете принимать одну пилюлю. В принципе, это необязательно, но позволяет избежать дискомфорта.
– Откуда ты знаешь?
– Мне так сказали, я передаю вам, – пожав плечами, ответил парень.
– Тебя зовут Денис? – спросил Молот.
– Да. У вас ещё есть вопросы, Мечислав Дмитриевич?
Майор отрицательно покачал головой.
– Тогда всего хорошего, – и парень удалился по коридору.
Мечислав вошёл в свою комнату, находящуюся на глубине пятидесяти метров. Внимательно осмотревшись, поставил сумку на пол.
Что ж, почти однокомнатная квартира, только без кухни. Трёхметровая прихожая. Справа две двери, одна ведёт в туалет, вторая – в ванную, в которой раковина и душевая кабина.
Прямо комната, почти полный квадрат, раскладной диван, телевизор, кондиционер и… Молот протёр глаза. Не может быть панорамного окна на глубине пятидесяти метров, из которого открывается великолепный вид на реку и лес.
Майор сделал несколько шагов и попытался открыть окно. Тут же всё стало понятно: так называемое «умное» окно. Вернее, не окно, или не совсем окно: большой монитор в форме окна с довольно реалистичным движущимся изображением. Возможно, это было голограммой, но майор не больно рубил в таких тонкостях.
Что ж, боязнь клаустрофобии ему не грозила. В юности, во время службы в армии, он принимал участие в чеченской компании, и провёл почти пять месяцев в зиндане, огромной яме глубиной пять метров, и три месяца не видел белого света. И ничего, не спятил. А значит, и здесь не пропадёт, а окно с изменяющимся суточным циклом ему поможет.
Небольшой журнальный столик с парой удобных кресел, на столике универсальное устройство связи: видеотелефон и мобильник в одном лице. Небольшой шкаф у стены напротив. Вот, в принципе, и всё.
– Ну что ж, – громко произнёс майор в пустоту, – видали дома и похуже.
Он открыл сумку, извлёк оттуда запасной камуфляж, пару кроссовок, тренировочный костюм, носки, трусы, майки, нетбук занял место на журнальном столе. Вот и всё, что он взял из прежней жизни.
Последней из сумки появилась старая фотография, на которой запечатлена его группа. Девять человек в камуфляже с автоматами, некоторые улыбаются, некоторые остаются серьёзными. Вадик держит в руках шашлык. Через шесть часов во время штурма захваченного террористами офисного здания, он, закрыв телом заложника, примет в грудь автоматную очередь. Артур Костин, весельчак и балагур, душа группы, погибнет спустя год при разминировании: всё, что удастся собрать, уместится в трёхлитровую банку. Ваня Никишин, по кличке Ястреб, уйдёт из «Альфы» по ранению и примет постриг в монастыре, станет отцом Василием.
Ещё какое-то время Мечислав смотрел на фотографию, после чего поставил её на стол.
«Те, кто умер, уже мертвы, те, кто жив, умрут, – подумал он про себя, – а я выйду отсюда через двадцать дней и увижу то, что будет через пятьдесят лет».