Было довольно странно вести светскую беседу с человеком, который еще недавно хотел меня убить. Но по сравнению со многими прошлыми событиями эта странность была терпима.
— Нет, — ответил я. — Никогда.
— А что вы обычно ощущаете, когда…
Я не буду занимать ничье внимание вопросами, на которые ответил «нет», а перейду сразу к наиболее важной части беседы. Она касалась моих родителей.
— Ваша мать — обычный человек? — внезапно спросил губернатор. Он по-прежнему сидел, закинув ногу на ногу.
— Конечно, — ответил я. — Обычный и самый заурядный.
— Кем она работает?
— Переводчиком. Еще учит французскому и английскому.
— А отец?
— Его не знаю. Он никогда не жил с нами. Может, хватит вопросов, монсеньор?
— Потерпите, сударь, прошу вас. Я стараюсь не только ради себя, но и ради вас. Кто знает, куда приведут мои вопросы? Может быть, я смогу помочь вам, ведь я, как никто другой, заинтересован в вашем могуществе.
Я не испытывал раздражения. Мой разум был холоден и беспощаден. Рассудив, что отказ отвечать на такие простые вопросы будет расценен как обида, я решил продолжать. То, что было внутри меня, нельзя назвать обидой. Это нечто большее.
— Кем работал ваш отец? Вы что-нибудь о нем знаете?
— Мало знаю. Наверное, тоже был переводчиком. Мама рассказывала, что он знал много языков.
— Насколько много? Пять? Десять?
— Не имею представления.
Губернатор вздохнул и замолчал. Потом встал с кресла и направился к шкафу, сделанному из такого же светлого дерева, как и вся мебель в комнате. Хозяин ратуши распахнул дверцы шкафа, и я увидел свою миску, а рядом с ней — тот самый белый кувшин, который был подвешен надо мной. Я с трудом сдержал дрожь.
— Возьмите. — Губернатор показал мне на миску. — Возьмите и посмотрите на нее хорошенько.
Как только я вернул шпагу обратно в корзину, злополучная посудина снова оказалась в моих руках. Я испытывал смешанные чувства: она мне не нравилась, но одновременно вызывала любопытство. Что хочет сообщить мой собеседник?
Миска выглядела обычно: неровные, выщербленные от времени края, темные разводы на самом дне — в ней ничего не изменилось.
— Это все-таки артефакт, сударь, — сказал губернатор. — Но он действует лишь в присутствии одной субстанции. Я сам удивился, когда это обнаружил. Плесните туда воды.
Я взял кувшин с полки, старательно следя за рукой, чтобы не допустить дрожи в пальцах. Быстро наполнил миску наполовину и поставил кувшин на место.
— Посмотрите туда, — предложил губернатор. — Что вы видите?
Под небольшим углом вода казалась прозрачной и обычной, но когда я приблизил лицо, то заметил нечто белое.
— Что это, монсеньор? Вода становится белой, если смотреть близко.
— Это потолок, Глеб, — ответил губернатор, показывая рукой вверх. — Только потолок не ратуши, а совсем другого помещения. Когда вы, будучи на грани жизни и смерти, все-таки заставили кувшин перевернуться, я поспешил к вам на помощь и увидел это. Миска с водой отражает другую комнату, которая расположена далеко отсюда. И в этой комнате кое-кто есть.
В череде событий, произошедших за последнее время, тайна миски занимала отнюдь не главное место. Больше всего мне хотелось узнать нечто другое, но я решил немного подождать.
— Кто есть, монсеньор?
— Думаю, миска соединена точно с такой же миской. Это большое искусство — сделать два взаимозависимых предмета. К счастью, я им частично владею и могу оценить трудоемкость! — Кстати, в той комнате находится автор этих артефактов. Вы с ним сможете пообщаться, если научитесь читать по губам. Но раз уж мы упомянули о взаимосвязанных предметах, то расскажу вам, пожалуй, о вашем втором теле, которое намереваюсь создать. Обычно я сначала заключаю договор, а потом ставлю ученика перед фактом, но с вами лучше всего быть полностью открытым. Честность способна простить что угодно, даже самый неблаговидный поступок, но не способна простить ложь. Я буду с вами предельно искренен.
Мне пришла в голову простая мысль, что пока ничего не остается, кроме как предоставить событиям течь своим чередом. Лучше подождать, вникнуть в ситуацию, а потом…
— О каком втором теле? — спросил я.
— Пойдемте. Покажу вам кое-что.
Губернатор вышел из комнаты и направился по коридору мимо висящих на стенах картин с изображениями зданий и прудов. Я следовал за ним, любуясь не столько пейзажами, сколько резными золочеными рамами. Хозяин ратуши спустился по лестнице, открыл дверь, ведущую в нижние помещения, и сделал приглашающий жест. Вычурный средневековый стиль убранства мигом сменился минимализмом. Теперь стены были белыми, как и пол. Через стекла в потолке проникал солнечный свет. До этого я готов был поклясться, что над нами располагаются другие помещения и никакого солнца наверху быть не может.
Вскоре мы оказались в большой длинной комнате, уставленной прозрачными шкафами, напоминающими прямоугольные кубы льда. Казалось, в каждом шкафу навеки замерзла гигантская рыба, но, приглядевшись, я понял: это вовсе не рыбы.
— Вот, — сказал губернатор, показывая платком на шкафы. — Взгляните. Скоро там будет и ваше второе тело.
Я подошел к ближайшему «куску льда». Сквозь прозрачную оболочку увидел: внутри стоит обнаженный человек в расслабленной позе. Впрочем, человеком это было назвать трудно, учитывая необычно темный цвет кожи.
— Кто это? — спросил я. — И что значит «второе тело»?
Мой голос звучал подозрительно спокойно. Может быть, за последние дни я утратил способность сильно удивляться?
— Это — один из моих учеников, — произнес губернатор, с одобрением глядя на темную фигуру. — Я дал ему второе тело, чтобы защитить. Его сейчас очень трудно убить. Глубокие сильные раны быстро затягиваются, а утраченные конечности вырастают вновь. Всему причиной второе тело. Вы разбираетесь в земной физике, сударь?
Вопроса о физике я почему-то ожидал меньше всего.
— Не очень хорошо, монсеньор.
— Тогда буду краток. Ваши физики сказали бы, что это скорее не тело, а антитело, впрочем, неважно. Связь между телами не зависит от расстояний. Когда вы обретете второе тело, то почти любое повреждение, которое могло бы стать причиной вашей гибели, будет быстро «заращено». Второе тело всегда стремится достроить первое по своему подобию, хотя мелкие изменения допустимы. Конечно, всему есть предел. Если повреждения слишком велики или вы, например, полностью сгорите в огне, то восстановление невозможно. Надеюсь, до этого не дойдет.
У меня уже давно крутился на языке очень важный вопрос. Однако проклятый барьер мешал его задать. Вопрос был слишком прямолинеен для Лима. Но сейчас я вдруг почувствовал, что путы не столь жестки. То ли запрет на мгновение ослаб, то ли случилось еще что-то, но мне удалось воспользоваться ситуацией.
— Кто вы такой, монсеньор?! — вдруг выпалил я. — Кто вы, черт возьми, такой?!
— Мы подходим к этому, сударь, — улыбнулся губернатор. — Думаю, вам скоро все станет ясно. Скажу лишь, что изначально у моего существования была определенная цель. Я появился на свет с этой целью, умею это лучше всего. Сводить счеты, мстить и карать — вот что я умею. Но лучше, если вы докопаетесь до истины сами, без моей помощи. То, что я расскажу, будет лишь словами, а то, что вы поймете самостоятельно, станет очень важным. Вы прочувствуете правду! Ту правду, которую так любите. Для этого я не буду давать вам никаких особенных поручений, не прикажу кого-нибудь убить, когда выйдете из старого города. Нет! Вы — особенный ученик. И если другим я давал сложные задания, то вам скажу мое единственное условие: вы откроете детективное агентство. На Земле и в Лиме, но для начала можно только на Земле. Это все, чего я от вас хочу.
Наступает момент, когда чаша терпения все же переполняется. Я наконец сумел задать прямой и ясный вопрос, но получил на него весьма необычный ответ.
— Детективное агентство? При чем тут детективное агентство? — Я уже не пытался скрывать раздражение в голосе. — Кого мне ловить? Жуликов? Уличать чужих жен в изменах?
Губернатор подошел к другому прозрачному кубу и постучал по стенке пальцем. Раздавшийся звук напоминал удар небольшого молотка по толстому стеклу.
— Этот мой ученик мертв, — сказал хозяин ратуши, рассматривая темное тело. — Обитатели Лима убили его. Если вы подойдете поближе и вглядитесь, то увидите, что тело распалось на мельчайшую пыль. Оно просто кажется целым. У меня было двенадцать учеников, из них живы лишь трое. Вы будете тринадцатым.
Пока не хотелось никуда подходить. Я стоял на месте, ожидая ответов на свои вопросы. Трое из двенадцати — слишком маленький процент выживших.
— Вы полагаете, взаимоотношения Земли и Лима ограничиваются Цензором? — спросил губернатор, не оборачиваясь ко мне. Он все еще рассматривал труп, если, конечно, это можно назвать трупом. — Нет, все гораздо шире, только мало кто может об этом рассказать. Вы поймете сами. А когда поймете, то… я уже упоминал о том, что считаю вас бомбой замедленного действия.
— Я бы хотел узнать что-то конкретное! — Теперь я почти вспылил. — Почему я должен угадывать намеки?! Я чуть не сдох, выполняя эти самые «упражнения», и согласился выслушать вас, прежде чем принимать какие-то решения. Но ничего не слышу! Мне трудно задавать прямые вопросы о Лиме, я и так изворачиваюсь изо всех сил, чтобы спросить хоть что-то. А тут намеки, намеки, намеки! Сколько можно?! Ответьте прямо, кто ваши враги и что нужно от меня!
Теперь губернатор посмотрел на меня и укоризненно покачал головой:
— Я прощаю вашу грубость, сударь, но запомните: человек, вступивший на путь мщения, должен быть всегда спокоен и вежлив, иначе ничего не получится. Вы же собираетесь отомстить мне, не так ли? Пусть. Я бы хотел сейчас объяснить, в чем ваша роль, но опасаюсь, что во время допроса в Лиме вы обо всем расскажете. Вас будут допрашивать после того, как вы выйдете отсюда. Догадываетесь об этом? О многом я не могу говорить прямо, и тем более не могу врать вам. Пообещайте, что при допросе утаите некоторые вещи, и я вам расскажу, что к чему. Как утаить — научу, врать не придется. Согласны? Да, еще в качестве