Проект «Справедливость» — страница 4 из 56

Я повернул голову, стараясь не дышать, хотя запах подозрительно быстро выветривался. Коробка слегка помялась. В этот момент я внезапно подумал о том, что из-за ее содержимого убили старичка. Хороший был дедок! И мне не понравилось, что такую ценную коробку вырывает из моих рук и бросает на пол какой-то недоросль. Я приблизился к смеющемуся недругу. Он не перестал ржать, даже когда между нами оставалось менее метра. Мой кулак пошел легко от груди, целясь в подбородок. Раздался хрустящий звук, и детина опрокинулся навзничь. Он упал и лежал, раскинув руки, бессмысленно хлопая глазами. Смех моментально стих.

— Это бокс, детка, — сказал я. — Один удар — и ты раскис.

Дальнейшее помню смутно. Кто-то прыгнул мне на спину, другой вцепился в мои руки. Землянин кричал и ругался, призывая оставить меня в покое. Секретарь куда-то убежал. Я попытался стряхнуть нападавших, но не смог. Меня ударили чем-то по голове, потом еще раз… в глазах и мыслях помутилось. Последнее, что я запомнил, перед тем как провалиться в темноту, — это пол, выложенный серым с черными прожилками мрамором.

Что происходило между моим падением и болезненным пробуждением, я, понятное дело, не знал. Но пришел в себя на кушетке, которую принесли в этот самый холл. Глаза едва открывались, но уши слышали нормально.

— Идиоты! — громыхал чей-то голос. — Вы же видели: землянин с коробкой, ни хрена не знает, ищет дом маркиза Ори. Это курьер маркиза Ори, бараны! Остолопы, вы напали на чужого курьера! В этих стенах! Что скажет граф, когда ему доложат?! А ему доложат!

Мои руки зашевелились. Я внезапно обнаружил, что они не вытянуты вдоль тела, как бывает у раненых, а сложены на груди. Но на моей груди покоилась еще какая-то тяжесть. Онемевшие пальцы задвигались, нащупывая шероховатую поверхность. Коробка! Кто-то положил мне коробку на грудь и сверху поместил мои же руки, дескать, вот тебе твоя вещь, мы ее даже трогать не хотим, нам чужого не надо. Похоже, я неожиданно стал важной персоной. Курьер маркиза Ори, надо же!

Глава 2

Окончательно я пришел в себя уже в карете. Меня, крепко сжимающего коробку, посадили на заднее сиденье. Рядом сел маг-землянин с синей меткой на щеке. Его отрядили в сопровождающие.

— Гони к третьему дому маркиза Ори, — услышал я напутствие кучеру. Невидимый мне мужчина говорил властным голосом. — Не останавливайся и не задерживайся! Вместе с курьером передашь вот это письмо. Если будут расспрашивать, то скажешь, что сам ничего не знаешь, пусть свяжутся прямо со мной. И добавишь, что люди графа Мара выражают почтение людям маркиза Ори и надеются, что нашу дружбу ничто не сможет поколебать. Езжай!

Карета сразу же тронулась. У меня слегка зарябило в глазах, когда розовый узор на внутренней атласной обшивке вдруг затрясся.

— Нам дали личную карету мастера-наставника, — сказал землянин, хватаясь за нависающий над головой кожаный поручень. — Ты как? Пришел в себя хоть немного? А то после удара статуэткой по голове…

— Мне лучше. Я помню, ты пытался их остановить. — Я заговорил гладко, не запинаясь, язык вполне повиновался мне. — Спасибо.

— Слава яйцам! — вдохновенно воскликнул землянин, встряхнув длинными рыжеватыми волосами. — А то я уж думал, тебе кранты! Но броситься с кулаками на Журпа — это что-то! Как ты его уделал! Я знал, что он когда-нибудь нарвется со своими шуточками. У меня у самого руки давно чесались, но мы с ним в разных весовых, так сказать…

— Ты давно тут? — спросил я, прикрывая глаза, чтобы унять рябь.

— Да года полтора, — бодро ответил тот. — У брата нашли магические способности, а он похлопотал за меня. У него они, конечно, лучше, но меня тоже взяли. Граф Мар — неплохой чувак. Я, ясен пень, с ним не говорил, так, видел пару раз, но его мастера — нормалек. Дело иметь можно. Не цепляются без причин. А ты-то как? Давно в курьерах? Меня, кстати, Виталий зовут.

На вид моему собеседнику было около двадцати. Мне стало интересно, откуда он. Его манера изъясняться была похожа на речь подростка. Мы использовали подобные словечки, только, пожалуй, у Виталия они были слегка устаревшие.

— Глеб, — представился я. — А ты вообще откуда?

— Из Жданова, — ответил он. — А ты?

— Москва. — Я придирчиво осматривал коробку, но ее, похоже, не открывали. Как и многие предметы, коробка изменилась при переходе. Картон сохранился, но стал более плотным. Клейкая лента превратилась в полоски желтой бумаги, приклеенные намертво. — Этот твой Жданов где? Дома часто бываешь?

— На Украине, — ответил Виталий, посматривая в окно через красные шторы. — А дома не был ни разу. Не пускают, пока не научат. Я ведь ни с кем из наших не общаюсь, даже не вижу никого. Поспал, пожрал — и на занятия. Потом пожрал — и снова спать. Это меня к тебе приставили, как земляка, чтобы ты не сильно переживал. — Виталий хохотнул, толкнув меня в плечо. — Ты им дорог, брателло! Хотели даже лекаря вызвать, но передумали. Сказали, что тогда ваши люди решат, что курьера обработали. Но рад, что тебе лучше, рад!

Его искренность не вызывала сомнений, но я не мог припомнить Жданов, хотя гордился знанием местной географии. Моя бывшая подружка обожала путешествовать и таскала меня за собой везде, включая ближнее зарубежье.

Я хотел еще спросить про Жданов, но карета внезапно остановилась.

— Приехали, что ли? — неуверенно спросил Виталий. — Что-то быстро.

Мне тоже показалось, что быстро. Я уже взялся за деревянную ручку каретной дверцы, как услышал крик нашего кучера:

— Эй, чего стоим?!

— Не знаю, впереди затор! — издалека донесся ответ. — Какие-то дрова посреди дороги!

Мы с Виталием переглянулись. Я никогда не слышал о заторах в городе, и ученик магической школы, похоже, тоже.

В этот момент дверца со стороны Виталия резко распахнулась. Около кареты стоял уже знакомый по квартире старика высокий блондин с сухими и тонкими губами. На этот раз он был одет не в синий пиджак, а в темно-фиолетовый сюртук явно маленького размера. Лоб блондина украшала двойная черная метка. Незнакомец смотрел на меня тяжелым взглядом, сжимая в руке небольшой черный жезл.

— Отдай коробку, Глеб. Отдай по-хорошему.

Мне больше всего не понравился даже не взгляд, а жезл — обычная, казалось бы, палка с шаром на конце. Он тускло блестел в ярких солнечных лучах. Виталий тоже не сводил с жезла глаз. Лицо моего приятеля почерствело и потемнело. Было нетрудно понять, о чем думает маг-недоучка: пытается угадать, каким разделом магии владеет обладатель металлической палки, явно полноценный маг.

Я толкнул свою дверцу и кубарем вывалился из кареты. У меня был шанс скрыться, даже созрел план — бегу к ближайшему дому и прячусь где-нибудь в подворотне. Этот тип не так уж быстр. Все маги с жезлами хоть и смертельно опасны, но быстрыми бывают редко. Я приземлился около большого заднего колеса… и сразу же увидел короткое копье с горящим наконечником в каком-то метре от меня. Оно слегка подрагивало в руках толстяка, одетого в красный жилет. Того самого толстяка, который приказал старичку-подводнику не закрывать дверь.

Копье резко спутало мои планы. Обращению с этим оружием тоже учит один из разделов магии, формы которого очень быстры. Мне приходилось видеть показательный бой между копьеносцем и магом-ритуалистом. За боем следили несколько лекарей, которые должны были ослабить формы, не допустив смертоубийства. Бой закончился очень быстро: ритуалист проиграл, хотя мне сказали, что если бы копьеносец затянул чуть-чуть или не смог бы прервать рождение медленных форм, то фортуна повернулась бы лицом к его противнику.

Толстяк теперь ничего не говорил. Его пухлые губы кривились в усмешке. Я уже знал, что он сделает в следующую секунду. Даже знал, куда ударит: в левую половину груди, чтобы не повредить коробку, которая была справа.

В тот момент мне внезапно стало жаль, что я нахожусь в тени кареты. Это значит, что на меня не падает солнце. Пусть это не земное солнце, но все же захотелось в последний раз ощутить кожей тепло лучей.

Однако глаза толстяка внезапно расширились. Он отвел от меня взгляд и устремил в глубь кареты.

«Виталий! — догадался я. — Или что-то сделал или делает!»

К сожалению, я не мог выяснить, чем именно занимается мой земляк, и даже не мог помочь ему. А просто нырнул под карету и выскочил аккурат между желтыми передними колесами и задними ногами лошадей. Меня не волновала мысль, что лошади могут ударить копытами: было не до этого. Хотелось опередить магов, обогнать их.

Сзади раздался хлопок. Тут же полыхнуло, кто-то крикнул. Я уже выскочил из-под кареты и разгонялся, направляясь к ближайшему переулку, когда увидел Виталия. Он тоже оставил карету и тоже бежал. Только бежал, охваченный зеленоватым пламенем.

Кто-то может заподозрить меня в том, что я прибеднялся, когда сказал, что мало знаю о городе, но это пламя было мне хорошо известно. Ложный огонь. О нем говорили с ужасом, уважением и печалью, ведь он не жжет одежду и не дает тепла.

О ложном огне мне очень поэтично рассказал коллега. Думаю, что это — психологическое оружие наподобие слабого инфразвука, который пугает, но не убивает. Коллега сказал, будто цитируя книгу, что «человек всю жизнь копит внутри себя непроявленные чувства. Они просто тлеют, почти не мешают, но когда что-то случается, чувства разом вырываются наружу и становится очевидной их мощь. Ревущее пламя спрятанных чувств обжигает тело, не принося ему видимого вреда, но сводя человека с ума от боли. Многие знают, что такое „закипеть от гнева“. Но этот гнев основан на недавних, скоротечных событиях. Если же собрать все чувства, накопленные в жизни, и разом выпустить их, то не закипишь, а вспыхнешь».

Версия была красивой, но столь же поэтично можно описать инфразвук. «Он вызывает первобытный страх предков человека перед пещерным медведем», «он пробуждает в тебе ужас новорожденного, впервые увидевшего свет», «он…», короче говоря, все эти эпитеты не имеют ни малейшего отношения к реальному воздействию. Подозреваю, что и ложный огонь можно вызывать с помощью хитроумного приспособления и просто воздействовать на эмоции.