– Знаешь, я даже удивлялась, как легко от родителей отклеилась. Другие девчонки лет в тридцать, а все с папами-мамами живут, и все – поздно не приходи, этого не носи, там не работай. А я как в институт поступила, квартирку сняла – такую, знаешь, без кухни, и так только перезванивалась и по праздникам приезжала. Мама вроде бы даже рада была.
Отец всегда возился с компьютерами и с роботами, это было забавно, но не слишком интересовало Ольгу, может быть, потому, что к волшебству умного дома она привыкла с детства. Интереснее было то, что отец умел предсказывать погоду лучше всякого телевизора, а еще предвидел опасность.
– Понимаешь, он всегда такие вещи чувствовал. Например, я прошусь с девчонками на шашлыки, а он говорит: «Оленька, завтра не надо, идите через неделю». Ну, я девчонкам говорю, а они смеются. А потом на этих шашлыках или ногу кто-нибудь сломает, или вообще какие-нибудь придурки к ним привяжутся. В общем, я ему привыкла верить. А за последний год он то и дело начинал, мол, когда нас не будет, ты то-то сделай и то-то. Наверное, поэтому, когда они разбились, я даже не очень удивилась. Плакала, конечно, до сих пор как подумаю, слезы наворачиваются, но не удивилась.
Они погибли два года назад. Самосвал юзом выбросило на встречную. Дождь, мокрая дорога… и машин-то почти не было. Им просто не повезло.
По завещанию Ольга осталась владелицей умного дома. Правда, большинство роботов, как оказалось, не принадлежали отцу, а были взяты в аренду, но остальная начинка и даже безумно дорогой Марвин остались в ее распоряжении. Обменяться из этого захолустья можно было разве что на хрущевскую однушку, поэтому Ольга так и осталась в Заречье, даже когда половину деревни снесли, а вокруг, словно на дрожжах поднялись кирпичные теремки.
Она ездила по конторам от Дубны до Москвы, продавала мелкие гаджеты: ручки-флешки, usb-аккумуляторы, ультразвуковые пищалки против комаров и прочую ерунду.
– Говорят, у меня рука легкая. Если электронику у меня купить, она не ломается. Это я только потом поняла, что все не так просто. А все потому, что месяц назад…
Глобус-шахматы стоял в доме всегда – вторая старая вещь (первой был портрет). Деревянный шар со вполне современными очертаниями нарисованных материков в массивной подставке на колесиках. Если откинуть верхнюю половину, получался маленький шахматный столик, фигурки для которого были с изумительным мастерством вырезаны из темного дерева и слоновой кости.
Ольга видела подобный столик в антикварном магазине, но фигуры ее разочаровали – лица на них были лишь намечены, складки одежды грубоватые. Здесь же каждой пешке придали свое выражение лица.
Почти два года Ольга к шахматам не прикасалась: всякий раз начинала плакать. А тут показалось, крышка закрыта неплотно, она откинула северное полушарие и на шахматной доске обнаружила конверт.
Письмо от отца.
– Если коротко, то дело было так. Мой дед, папин отец жил… ну, скажем в параллельном мире. Как бы магическом. Вот не надо кривиться, я бы тоже не поверила, но ты же компьютер видел. Ну и я видела. Вот… а однажды они разругались, и отец оказался здесь: то ли дед его заколдовал, то ли он сам удрал. Ну и дед сказал, не возвращайся, мол.
– Я тебя породил, я тебя…
– Вроде того. Папа здесь женился, потом я родилась, возвращаться он и не собирался. Только знаешь, что я думаю… вот эти роботы, алгоритмы хитрые: в ладоши хлопнул – свет зажегся, наверное, были ему вместо магии. Наверное, ему было нужно ощущать какую-то власть над вещами, понимаешь? А раз как прежде не получалось, ну он и начал заниматься электроникой.
Власть над вещами – это Егор понимал. Это когда из цветных мазков выглядывает женское лицо, а в черных штрихах угадывается закат, и только от тебя зависит, каким он станет.
– Я уже думала, с ума сойду, все к себе прислушивалась: что во мне не так. Я думаю, он маме все рассказал, поэтому она такая и была всегда… замороженная. И еще выглядела гораздо старше него, в последние годы совсем старушка. Я, что называется, поздний ребенок, но папе-то на вид больше сорока не давали, а по паспорту возраст у них одинаковый.
Ольга принялась копаться в домашней электронике. Опомнилась, когда у Пса после экспериментов отнялись лапы, а везти его в ремонт было никак не возможно, потому что внутри обнаружилась та же чертовщина: каменные кубики и стеклянные деревца в мизинец размером.
– Я теперь уже и не знаю, то ли он сразу их такими делал, то ли они сами потихоньку перерождались. Самый старый уборщик у нас – вообще одна из первых моделей; гудит, как самолет, но до сих пор работает, ни разу не ломался.
Портрет деда она никогда не любила. Он казался ей скучным и мрачным. И страшноватым, если честно. А тут присмотрелась внимательнее и обнаружила несоответствия, слишком нарочитые, чтобы оказаться случайными. Тогда и родилась идея найти реставратора, чтобы снять верхний живописный слой.
– Я несколько человек перебрала, но никто сюда ехать не хотел. Везите, говорят, сами, если надо. А я подозревала, что там внутри – как такое привезешь! Ну, а потом ты вот согласился…
Егор молча уставился в мерцающий кристалл в брюхе компьютера. Надо было или поверить и отказаться от всего опыта прежней жизни, или посчитать ее сумасшедшей и бежать отсюда без оглядки. Но вот же портрет, хотя что там портрет – вот же смартфон радостно подмигивает, звони, куда хочешь.
«Мобильная связь там есть?» – «В доме есть…»
– Я думаю, может, это папа портрет замазал много лет назад, чтоб лишних вопросов не возникало. Только непонятно, кто надписи оставил. То ли отец все-таки выход нашел, то ли дед ему лазейку оставил… Или оно вообще не об этом. А может, – она побелела, – может, они вовсе не погибли, а на самом деле…
Маслов прятал глаза.
– Да нет, – хрипло оборвала себя Ольга. – Таких чудес не бывает.
Ну да, а остальные бывают.
– Что думаешь делать? – неловко спросил он.
– Открыть, конечно. Только надо сообразить, чего от нас хотят.
От нас. То есть Егор автоматически входит в команду избранных. Понять бы, рад он этому или огорчен.
– Допустим, про часы мы решили правильно, и дверь в той стене подвала.
– Портал, – уточнил он.
– Что?
– Портал. Ну, как обычно в книжках, между мирами.
– Да какая разница. Главное, чье имя нам нужно и какие три червяка?
– Или «З». «З» плюс иероглиф.
– Тем более непонятно. Может быть, алхимический символ?
– Пойдем погуглим.
Егора уже не смущало, что Интернет доступен посредством неведомого волшебства. В конце концов, для него и раньше вся эта электроника была сродни колдовству, так какая разница, микросхемы там работают или магические кристаллы!
Егор открыл глаза, судорожно глотая воздух. Простыни были мокрыми, хоть выжимай, а в глазах еще стоял недавний сон: едва не задушившие его клубы желтого тумана и статуя с Ольгиным лицом. Только на этот раз статуя была железной.
Хорошенький такой кошмар. В самый раз после вчерашнего.
Они до двух ночи лазили в поисковиках, но толстого червяка в перевязочках-лапках не нашли.
– Может быть, это тоже надо смыть?
– Я с краешку попробовал, там ничего нет. Только исходная картина.
Ее лицо было совсем рядом, глаза в мягком свете монитора отливали изумрудом. Волосы пахли свежо и чуть горько, где он чувствовал такой же запах?
– Может быть, виньетка? Зашифрованные инициалы?
– Грубовато для виньетки.
– И кстати, «останови именем» – это чьим?
– Понятия не имею. Папа был Александр Иванович.
Егор фыркнул и, не сдержавшись, расхохотался в голос.
– Ты чего! – возмутилась Ольга.
– Ой, не могу… портрет, – еле выдавил Егор, – дедушка Ваня…
Ольга перевела взгляд на картину и тоже согнулась от хохота.
Когда приступ смеха прошел, они некоторое время молча смотрели друг на друга, словно не узнавая. Потом медленно, будто во сне, Егор потянулся губами к невероятно красивому лицу. Бурного удушливого всплеска не было, скорее болезненная нежность, осторожное желание защитить. Но поцелуй на фоне недавнего потрясения, возле демонического портрета – в этом была такая голливудская фальшь, и Егор застыл на полдороге.
Наверное, Ольга тоже это почувствовала, потому что одним стремительным движением скользнула за дверь:
– До завтра. Спокойной ночи.
– Хозяин, спокойной ночи, – немедленно отозвался вездесущий Марвин. – Гость, спокойной ночи.
И вот – ничего себе спокойная ночь. Что сказал бы Фрейд о подобном кошмаре?
На кухне Марвин нарезал копченую скумбрию идеальными прозрачными ломтиками. Интересно, а руки он сам себе мыть будет, рыба-то жирная?
– Гость, здравствуй.
– Привет, Марвин. Где Ольга?
Молчание. То ли команда неверна, то ли верному роботу не положено сообщать. Ну и ладно.
Егор с аппетитом слопал почти всю скумбрию и отправился в кабинет.
Системный блок они вчера водрузили обратно на стол, только крышкой закрывать не стали. Маслов удивился, куда подевалась пыль; не иначе, кто-то из пылесосов постарался. Представилась таблетка-уборщик, с жужжанием взлетающая на стол, как маленькое домашнее НЛО.
Егор снял «дедушку Ваню» со стола и поставил лицом к стенке. Взгляд скользнул по «останови именем». Еще одна загадка, но это пусть Ольга думает. А мы поищем червяка.
Через шесть часов он устал, как собака, и только бесцельно тыкался от ссылки к ссылке, пропуская пестрые изображения мимо взгляда. Но сердце екнуло раньше, чем он понял, что видит.
Хитро изогнутая колбаса с небрежными поперечинами-лапками.
Китайский дракон.
Три дракона? Егор с силой потер глаза и вышел на следующий круг поиска.
Символ силы и доброты… доброе животное, не имеет ничего общего с ужасными драконами в геральдике… три основных вида дракона – кажется, вот она, тройка. Лунг живет в небе, ли – в океане, чиао обитает на болотах. Ну и что с этим делать?
Кстати, вроде бы есть такие электронные драконы.