да вешала трубку.
– Чем же?
– Оба зануды! – Полина рассмеялась. Я понимал, что она шутит, но мне стало неприятно. Я поднялся, принес печенье, поставил перед Полиной. Настроение окончательно испортилось. – А как у тебя дела? – весело спросила она, не замечая моего состояния, – от этого мне стало еще хуже. И вот чего сейчас я просто физически не мог, – это рассказывать о посещении психиатра. У меня было такое чувство, будто я побывал у него на приеме в качестве пациента.
– Да все, как в твоем видении, – сухо, не желая вдаваться в подробности, сказал я. – Мишарин не считает, что Борис мог совершить это убийство. На его взгляд здесь замешаны деньги, то есть в этом вопросе поддерживает точку зрения следствия.
Полина долго молчала, о чем-то думая, время от времени откусывая от печенья и запивая чаем.
– Деньги, – наконец произнесла она. – Может, в этом что-то есть.
– Что ты имеешь в виду? – Я тоже взял печенье и стал жевать, просто так, чтобы производить какие-то действия.
– Когда мы рассматривали версию о бывшем пациенте, думали лишь о врачебной ошибке.
– Ну правильно, – хмуро откликнулся я. – А что еще мы могли подумать в таком соотношении, как врач – больной.
– Вот! – непонятно чему обрадовалась Полина. – Если бы речь шла об обычном враче, например кардиологе, и об обычном больном, то, конечно, ничего другого и в голову не пришло бы. Но суть в том, что наш врач – нарколог, а его пациенты – наркоманы и алкоголики.
– Ну и что? – спросил я, все еще не понимая, к чему она клонит.
– А то, что наш чудесный доктор – обладатель тайн человеческих, причем не самых приятных. Не многим понравится, если его коллеги по работе, друзья и знакомые узнают, что он бывший алкоголик или еще того хуже – наркоман. А если человек занимает высокое положение в обществе, то представь…
– Ты имеешь в виду шантаж! – догадался я. – Думаешь, Сотников мог кого-то шантажировать?
– Я думаю, он мог постоянно этим заниматься. Отсюда и деньги, о которых жена не знала, тайные, так сказать, доходы.
Версия о шантаже мне очень понравилась. И не только потому, что казалась простой и логичной, но и потому (главным образом поэтому), что полностью реабилитировала меня.
– Я, кстати, собирался сегодня заехать в регистратуру клиники за списком пациентов Сотникова. Вот и посмотрим, были ли среди тех, кого он пользовал, богатые люди.
– Я почему-то уверена, что были. Клиника частная, платная, думаю, расценки там немаленькие, так что и контингент соответствующий. А… – Она хотела задать вопрос, но не решилась. Я понял, о чем Полина подумала.
– Ты хотела спросить, где мои родители нашли деньги на лечение Стаса? – Произнося это, я внутренне содрогнулся. – Не знаю, мне они не рассказывали. Но у мамы было колечко с изумрудом, старинное. Наверное, жутко дорогое. Помню с детства, она его всегда носила на безымянном пальце на правой руке, а когда я вернулся из армии, кольца не было. Конечно, я ее не спрашивал, куда оно делось. Но, думаю, туда и делось.
Полина поняла, что тема мне неприятна, и поспешила перевести разговор.
– А что вообще ты думаешь делать?
Я рассказал, что собираюсь пригласить Алевтину в «Нептун». Полина слегка побледнела, но сделала вид, что ее это нисколько не задевает. Я тоже сделал вид, что ничего особенного в этой поездке не вижу, и изложил свой план.
– Мы поедем туда завтра, но договорюсь с ней об этом сегодня. Похоже, у нее нет никаких секретов от папы, вот пусть и поделится с ним.
– Ты что, – удивилась Полина, – думаешь, на нее совершит нападение Мишарин? Как-то не верится. Все-таки он отец…
– А я уверен, что это он. Напавший в подъезде и убийца Сотникова – необязательно одно лицо. Напавший – это тот, кто подставляет Бориса, чтобы отвести подозрения от Алевтины. Мишарин больше всего подходит. Он, как никто другой, знает, так сказать, печальную историю его болезни. У него есть все возможности его подставить.
– Но совершить нападение на свою дочь… – начала Полина, но я ее перебил:
– Нападение было, как ты сама видела, предельно осторожным. Он использовал шарф, ну или что-то подобное. Алевтина отделалась легким испугом.
– Все равно, – проговорила Полина с сомнением в голосе, – мне трудно поверить, что Мишарин, солидный, пожилой человек, совершает такое хулиганское действие. И потом, я вот тут подумала, мы упустили один момент. Мы решили, что Бориса подставляют. И приняли это как факт. Но ведь Сотников сказал, что подозревает кого-то из своих бывших пациентов, что на него уже покушались. Может, Бориса вовсе и не подставляют, а он и есть убийца.
– В таком случае это противоречит версии о шантаже.
– Противоречит, – согласилась Полина. – Бориса шантажировать бессмысленно. Больших денег у него нет, положения в обществе тоже, живет он замкнуто, почти ни с кем не общается, разве что по делу. Да, в качестве объекта для шантажа Борис категорически не подходит.
– И потом, липовый список из регистратуры, не забывай об этом.
– Липовый он или нет, – резонно возразила Полина, – мы еще не знаем. Может, у Сотникова действительно было мало пациентов.
– Но не до такой же степени. Тридцать человек за пятнадцать лет. Вот через час подъеду в регистратуру и все узнаю.
Список, который прислали на адрес агентства, действительно оказался фальшивым. Настоящий список был таким огромным, что за сутки мы с Полиной и половины его не смогли обработать. Пациенты Сотникова, по тому, что мы смогли узнать, были и в самом деле людьми не бедными – в основном бизнесмены и довольно успешные, но ни одной выдающейся личности найти не удалось. Во всяком случае, в той, обработанной части списка. Впрочем, версию о шантаже это подтверждало, вот только что с ней было дальше делать, не совсем понятно. Не станешь же обзванивать всех пациентов и спрашивать, не шантажировали ли их. Больше всего меня, конечно, порадовало одно имя. В списке был Стас, а не я. Просто камень свалился с души. Хотя это и не объясняло всех остальных недоразумений.
Вообще от посещения клиники у меня остались вполне приятные впечатления. С самого начала мне стало везти. Вахтер на посту оказался тот самый, который дежурил в ночь убийства. Правда, ничего нового узнать от него не удалось: никого из посторонних ни вечером, ни ночью он не видел. Девушка в регистратуре без лишних слов распечатала уже подготовленный список. Мне даже удалось поговорить с главврачом реабилитационного центра и двумя медсестрами. К Сотникову в клинике относились с большим уважением, но, по-моему, его недолюбливали. Никто ничего необычного в его поведении не заметил, по словам медперсонала, он был таким, как всегда. Не выглядел ни нервным, ни испуганным. О том, что его хотят убить, никому не говорил.
По сути, никакой полезной информации, кроме списка, я не получил, но впечатление от этого визита было приятным. Уж не знаю почему. То ли из-за того, что персонал был вежливый и доброжелательный, то ли потому, что никаких воспоминаний клиника во мне не пробудила.
Как бы мы ни пытались обмануть и себя и друг друга, предстоящая поездка с Алевтиной в «Нептун» до невозможности тяготила и меня, и Полину. Весь день мы делали вид, что работа со списком занимает все наше внимание. Я проверял фамилии пациентов по Интернету, Полина наводила справки по телефону, потом мы устраивали небольшие совещания и продолжали свой сизифов труд. Но и я, и она не переставали думать о том, что должно произойти сегодня вечером. Я понимал, как неприятно Полине, что свидание с Алевтиной произойдет в нашем месте. Но мне самому все предстоящее казалось настолько мучительным, что я почти не мог ей сочувствовать. В конце концов меня так это извело, что я уже хотел, чтобы поскорее настало назначенное время. Полина почувствовала мое нетерпение, но для себя объяснила его по-другому.
– Не забудь ей поставить «Колокола», – мстительно проговорила Полина, когда я в очередной раз бросил взгляд на часы, каким-то непостижимым образом уловив его. Она понимала, что этот момент будет для меня одним из самых тяжелых. – Наши «Колокола», – добавила Полина, чтобы уже не оставалось сомнений, для чего она это сказала.
– Ну, может, не все совпадет, – с натянутым смешком произнес я, – может, твои видения ошиблись в музыкальных пристрастиях Алевтины.
– Не ошиблись, – сердито возразила Полина. – Видения никогда не ошибаются. Мы не всегда можем их верно расшифровать, но они не ошибаются…
Она помолчала, о чем-то задумавшись, и уже совсем другим тоном сказала:
– «Колокола» в этой истории сыграют какую-то важную роль. Не зря они тебя столько лет мучили.
Мне не хотелось развивать эту тему, не хотелось спорить, напоминать, почему они меня мучили, иначе пришлось бы опять пересказывать историю гибели Стаса. А я этого физически не мог. Но Полина и без того все поняла и ответила так, словно я ей возразил, начал спорить и что-то доказывать.
– Но я же чувствую! – воскликнула она и нахмурилась. – Мелодия все время звучит, стоит мне только подумать о Стасе, и чем больше проходит времени, чем ближе мы подходим к итогу событий, тем все тревожнее. Да и все мои видения начинаются с «Колоколов». Они ведут меня… – Она вдруг испуганно замолчала, недоговорив.
– Что случилось? – встревожился и я.
– Ничего-ничего. Я пока не понимаю. Ладно, пора выходить. – Она решительно поднялась, сняла со спинки стула сумку и направилась к выходу.
Я выключил компьютер, свет в офисе, все проверил и вышел за ней. Полина ждала меня на крыльце с равнодушно-скучающим видом, притворяясь, что ничего особенного не происходит: мое свидание с Алевтиной ее не трогает, а то, что потом должно произойти в подъезде, не вызывает ни капельки беспокойства, все это рутинная работа частного детектива и ничего больше.
– Но ведь это действительно только работа, – оправдываясь, начал я, когда помогал сесть в машину.
– Конечно-конечно, – равнодушно проговорила она, не дав до конца оправдаться.