он, кажется, не слушал. Ресницы полуприкрыты, дышит размеренно и глубоко, рука с пистолетом опущена… сколько времени ему понадобится, чтобы ее вскинуть?
– Когда вы поняли, что моя «антимагия», как вы ее называете, и есть этот самый Ключ?
Его губы слегка шевельнулись.
– Сейчас, – сказал он.
Агата рассмеялась, как ей самой казалось – весело.
– Врете!
Келдыш промолчал. Казалось, он засыпает – таким безмятежным и расслабленным становилось его лицо. Агата кивнула себе за плечо.
– Столько лет его пытаются уничтожить. Столько лет боятся, что он вновь вырвется на свободу. Тут столько защитной магии! Даже я чувствую. Наверное, работали самые сильные волшебники страны, да, Влад?
Тот нехотя кивнул.
– Из тех, кто остался в живых… Агата, я не понимаю…
– Вы же хотели восстановить этапы эксперимента? Вам теперь это не нужно. Вот она, магия, возьмите. Сыроватая, правда, и необработанна, и не очень послушная. А Келдыш мечтал уничтожить «последнюю язву на теле столицы». Пожалуйста, теперь есть доступ. Кому еще нужен ключ к мортимеровской магии? – Агата раскинула руки. – А ключик-то – я!
Тут же подумала, что выглядит ну просто как трагическая актриса из их светлогорского театра. И, хлопнув руками по бокам, сказала виновато:
– Так получилось.
Лем смотрел на, казалось, дремлющего стоя Келдыша. Спросил нерешительно:
– Игорь, есть в этой белиберде хоть какой-нибудь смысл?
Тот еле заметно пожал плечами.
– Решай сам, Влад. Мне это кажется… убедительным. Только тут есть одна тонкость.
Келдыш поднял веки и неожиданно ясно посмотрел на Агату.
– Маленькая Мортимер не желает, чтобы ее использовали. И недвусмысленно заявляет это прямо на краю Котла.
Он взглянул на Лема.
– И что мы предпримем по этому поводу?
А что можно вообще предпринять по этому поводу? Агата впервые задумалась о том, чего хотела добиться. Когда она шла сюда, в музей, в голове бродили смутные мысли, как она заставляет их дать клятвенные обещания или что-то в этом роде. Но теперь поняла: это так, остатки детства – того, где честное слово нерушимо, Дед Мороз приносит под елку подарки, а родители всегда любят своих детей.
Но должен же быть какой-то выход? Не может же, чтобы его не было? Агата пару раз оглянулась через плечо. Она правильно выбрала время: полдень, все на работе, да и музей сегодня закрыт для коллективных экскурсий. Возле Котла никого, кроме них, не было.
– Если не останется никого, кто об этом знает… – Келдыш беззвучно засмеялся, глядя то на нее, то на троих лемовцев. – Мортимер, зачем вы нас сюда позвали? Чтобы мы перестреляли друг друга?
Агату даже затошнило. От досады и злости она топнула ногой. Заболела пятка, но опыт ей понравился, и Агата притопнула еще:
– Вы дураки! Дебилы! Чертовы дебилы и больше никто! Кретины!
– Идиоты, – подсказал Келдыш. – Имбецилы. И еще дауны.
Он говорил это без всякой насмешки. И глядел на Агату, пожалуй что – и с сочувствием.
– Может, вы и правы, Мортимер. Но это ничего не меняет. Мы все сейчас оказались в ловушке. Вы можете предложить из нее выход?
Агата вновь, почти инстинктивно, покосилась через плечо. Келдыш перехватил ее взгляд. Сказал быстро:
– А вот это не выход.
Чего он боялся? Ее? За нее? Агата осторожно, словно пробуя холодную воду, спросила:
– А кто-нибудь из вас знает, как может работать этот Ключ?
– Ну, варианты могут быть разные… – задумчиво начал Лем. И осекся, перехватив взгляд Келдыша.
– А я так думаю, что один, – так же задумчиво продолжила Агата. – Запертая магия, замок, ключ. Какие могут быть варианты?
– Мортимер, – резко сказал Келдыш. – Прекратите нести чушь!
– Тогда почему вы хотите убить меня за эту… чушь?
Он не шагнул – только подался к ней – и оказался ближе, просто пугающе близко. Агата невольно сделала шажок назад.
– Агата, все, хватит! – скомандовал Лем. – Спускайся! Давай поговорим, как взрослые люди!
Вот этого я и не хочу, подумала Агата. Не хочу, как взрослые. Вообще не хочу больше разговаривать. Она сделала плавный поворот – и Котел открылся перед ней во всей своей красе – жутковатой, притягивающей. Знакомой ей с детства.
– Агата!
– Спокойно, Влад! Дальше козырька самоубийц она не упадет. Мортимер, не знаю, что вы там себе…
Агата глянула на Келдыша через плечо, как до того – на Котел.
– А вы и вправду не все обо мне знаете. Знаете, например, что я раньше занималась плаванием?
– И что?
– В самом начале заплыва главное – как можно сильнее оттолкнуться.
И, Агата, словно был дан старт, сильно оттолкнулась от бортика…
Пожалела через две секунды – когда начала падать в мирно существующий сам в себе Котел. От него по-прежнему не веяло ни холодом ни теплом, но из-за красноватого вулканного зарева в глубине Агата мгновенно взмокла. Прыг в котел – и там сварился…
Руку рвануло назад-вверх, едва не выдернув из плеча, и Агата обнаружила, что зависла в воздухе над Котлом. Она посмотрела вниз. Вверх, на пылающее на пальце кольцо. На вскочившего на бортик Келдыша. Правая его рука, с пистолетом, висела как парализованная. А левая… вытянутая, дрожащая от напряжения… а лицо – оскаленное, осунувшееся, бледное даже в теплых красноватых сумерках Котла… вместо глаз – черные дыры…
Он держал ее. И его проклятое кольцо-кристаллизатор держало ее вместе с ним. Если Лем и остальные маги-недоучки догадаются ему помочь, он вытянет ее обратно. А может, и без всякой помощи вытащит. Наверх. Назад. Встряхнет, как нагадившего котенка. Носом ткнет. Расскажет, что она должна делать. Агата, тоже оскалившись, попыталась дотянуться до своей вытянутой руки – стянуть, сбросить кольцо, – но рука-предательница уже не принадлежала ей, превратившись в якорь, послушный чужой воле. Агата в отчаянии ударила ее, бессмысленно и бессильно – так ребенок бьет угол, на который больно наткнулся. Показалось, или бортик стал ближе?
Зарево внизу, в Котле, разгоралось. Он ждал. Он узнавал и приветствовал ее. Он был ей рад.
Ее не хотят отпускать. Но у них нет власти над ней. Никакой. Знакомые слова – из фильма, из книги, из старых снов – выкрикнулись сами собой:
– У тебя нет власти надо мной!
Кольцу. Келдышу.
Прошлому.
Кольцо вспыхнуло маленьким ядерным взрывом – отпечаток этой вспышки залил сетчатку глаз, и Агата ничего не видела, когда ее отпустили.
Вновь начала падать.
Не падать.
Лететь.
Вещество, заполняющее Котел, было еще менее ощутимо, чем воздух, но оставляло в ушах треск рвущейся ветхой материи. Кольцо Келдыша почернело и умерло, рука вновь начала слушаться. Агата коснулась пальцами лица; ощущение было очень слабым – словно онемела вся кожа. Она обнаружила, что может идти – если это можно так назвать там, где не существует ни верха ни низа. «Полотно» магии не было однородным. Иногда впереди разгорался ослепительный свет, играл, как северное сияние, и неожиданно угасал. Иногда мелькали клубящиеся серо-бордовые тени, и у Агаты каждый раз екало сердце – а вдруг она блуждает здесь не одна? Где те самоубийцы, что когда-то кидались в Котел? Что с ними стало? Видели они то же, что видит она? А может, она сейчас столкнется с кем-нибудь из них?..
Или с тем, что из них сделала магия.
Агата медленно двигалась в красных сумерках. По ее ощущениям, она уже должна была наткнуться на какую-нибудь из стен Котла. Если, конечно, не блуждает по кругу.
Ну, вот он, Ключ… То есть она. Есть Ключ, есть магия… преступная магия, если верить Келдышу и его товарищам. И что? Что должно случиться, когда они соединятся? Соединились. Агата, томясь, села, обхватив руками колени. Села неизвестно на что. Неизвестно где. И стала ждать неизвестно чего.
Котел, похоже, решил ее развлечь. Рисовал на полотнищах горящие, мгновение живущие узоры; подпускал клубящиеся бесформенные тени; играл звуком, то понижая, то повышая его до невыносимого визга – как будто подбирал нужный диапазон. Шум-бормотание-речь делались настойчивее. Казалось, различаются даже отдельные слова… предложения… смысл… Котел говорил с ней.
Только Агата не знала этого языка.
Поэтому начала говорить сама.
Создание позвало создание, сказал Келдыш. Создание пыталось говорить с созданием.
Здравствуй, сказала Агата. Ты узнаешь меня, но я тебя совсем не знаю. Что сделать, чтобы мы были вместе? Что будет, если мы будем вместе?
И стала ждать ответа. Теперь она не торопилась. Некуда было торопиться. Впервые за эти сумасшедшие дни она чувствовала себя дома. Полностью дома. В безопасности. В этом доме ее так долго ждали. В этом доме ей были рады.
Агата закрыла глаза. Серые тени вновь подступили к ней – не нужно было зрения, чтобы их увидеть. Серые тени из детства. Но теперь она не боялась. Теперь она знала, чего они искали.
Понимания.
Каждый отдавал частицу своей силы. Своего таланта. Своей крови. Марина Мортимер. Петр Стеблов. Владислав Лем… Десятки и сотни тех, кого она не знала и, наверное, никогда не узнает. Отдавали, создавали то, что должно было стать волшебным подарком людям – и прежде всего ей, Агате…
Не получилось.
Их – ее и магию – оставили одних. Беспомощных. Слабых. Не готовых. Не нашедших друг друга.
И теперь им вдвоем предстояло искать этот путь.
Слабое касание – словно кто-то погладил ее по щеке. Мама, сказала Агата, не открывая глаз. Она не помнит, говорила ли это слово в детстве. Не помнит, играл ли с ней отец. Пели ли ей колыбельные. Но это все помнит магия, в столице называемая Котлом.
Чего ты хочешь, спросила Агата. Чем я могу тебе помочь?
Чего ты хочешь, спросила магия. Чем я могу тебе помочь?
Есть сила, нет возможности. Есть возможность, нет силы. Что происходит, когда эти половины соединяются?
Магия помнила, как вырвалась, как струилась, проникая сквозь живое и неживое, черпая, узнавая, превращая, и это было прекрасно и удивительно… Только живые частицы силы, которые она поглощала, почему-то не были рады, как те, кто отдавал свою силу добровольно. Кто ее создавал. Они сопротивлялись, они боялись, они… им было больно. Потом стало больно ей, и она впервые поняла, что такое боль. Ее заперли здесь, и никто не приходил учить и общаться с ней. Хотя она пыталась дотянуться. Дать понять, что ждет их. Что рада им. Она даже пыталась сохранить те живые частицы силы, что приходили к ней добровольно. Не удалось. Они приходили умирать.