Москва – не просто место действия романа, но его неотъемлемая часть. Каждый уголок старого города, каждый дом, квартира, подвал оживают под пером автора, вмешиваются в сюжет и становятся равноправными действующими лицами. Но они не действуют сами по себе, они лишь частица, грань своих обитателей – отражение их внутреннего мира, зеркало их душ. Все люди такие разные, и поэтому так непохожи их дома: скромный «подвальчик» Мастера – убежище любящих сердец; шикарный «особняк» Маргариты, в котором нельзя жить, а можно только умереть от тоски; «странная квартира» № 50, где происходят чудеса и каждый посетитель предстает перед всеми в подлинном свете; «Грибоедов» – дом литераторов, сытый и благополучный, где никогда не родятся «Мертвые души» или «Евгений Онегин»; «дом скорби», «дом вечности»… Дома испытывают и трансформируют людей, помогают или препятствуют их замыслам. Дома у Булгакова – ступени человеческого пути, этапы поиска и обретения героем самого себя. Весь сюжет романа – загадочное хитросплетение судеб его персонажей, странствующих от дома к дому в поисках смысла своего существования. Где же он – Подлинный Дом человека?..
И когда кажется, что герой наконец-то нашел свой счастливый уголок, обрел островок благополучия и может пребывать здесь вечно, как тут же эта иллюзия исчезает, а на смену приходит понимание, что истинный дом, Дом с большой буквы, не имеет физического адреса. Каким бы хорошим и уютным ни казалось человеку его пристанище, рано или поздно нужно его покинуть. Выйти из дома, чтобы, подобно Мастеру, однажды отыскать свою Маргариту. Оставить свой привычный мирок, чтобы вместе с ней, рука об руку, пройти через страдание, скорбь, жертву, умереть и возродиться.
Большая Садовая, 10. Или дом № 302 бис на Садовой, где в шестой парадной в «Странной квартире» № 50 разворачивалось основное действие романа «Мастер и Маргарита»
Патриаршие пруды
Чтобы вновь, простившись со всем, что имеешь, отправиться в путь, туда, где ждет скромная фигура бродячего философа в голубом хитоне, который осмелился в свой жестокий век учить нас, что нет злых людей и что непременно настанет на земле царство истины. И уже не понятно кто: то ли Иешуа, то ли Понтий Пилат, а может, сам Булгаков, пытается достучаться до мира и объяснить всем, что самый страшный человеческий порок – трусость. Не трусость малодушного солдата перед смертельной схваткой, а вечная человеческая боязнь признаться себе в том, что в душе каждого из нас обязательно живет «добрый человек». И лишь трусость мешает людям поверить в себя, сделать шаг, вылезти из своей скорлупы, отправиться в путь, для того чтобы непременно успеть написать свою главную книгу…
«В трижды проклятой квартире № 50, несомненно, надо повторить, кто-то был. По временам эта квартира отвечала то трескучим, то гнусавым голосом на телефонные звонки, иногда в квартире открывали окно, более того, из нее слышались звуки патефона. А между тем всякий раз, как в нее направлялись, решительно никого в ней не оказывалось. А были там уже не раз, и в разное время суток. И мало этого, по квартире проходили с сетью, проверяя все углы. Квартира была давно уже под подозрением. Охраняли не только тот путь, что вел во двор через подворотню, но и черный ход; мало этого, на крыше у дымовых труб была поставлена охрана. Да, квартира № 50 пошаливала, а поделать с этим ничего нельзя было».
В романе Булгаков описал дом и квартиру, в которой жил сам с 1921 по 1924 год. Сейчас на доме мемориальная доска.
Этот памятник на Никитском б-ре, 7а – «грустный Гоголь», как его называют москвичи, – когда-то стоял на бульваре его имени. Его сменил «парадный» памятник писателю, а старый теперь стоит во дворе дома, где Гоголь написал и сжег второй том «Мертвых душ»
Тверской б-р, 25. Сейчас это здание Литературного института им. Горького
Пер. Сивцев Вражек, 45. По одной из московских легенд – это «дом Мастера» из романа Булгакова
«В час жаркого весеннего заката на Патриарших прудах появились двое граждан…» Так начинает Булгаков свой роман. Начинает с хорошо известного и любимого москвичами места. Здесь же и окончит он произведение, вновь вернув на Патриаршие одного из двух «граждан» – бывшего поэта, а теперь «ученика Мастера» Ивана Бездомного:
«Каждый год, лишь только наступает весеннее праздничное полнолуние, под вечер появляется под липами на Патриарших прудах человек лет тридцати или тридцати с лишним. Рыжеватый, зеленоглазый, скромно одетый человек. Это – сотрудник Института истории и философии, профессор Иван Николаевич Понырев».
В одной из редакций романа Булгаков дает такой портрет Мастера: «Тут решетка отодвинулась, и в комнату Ивана, ступая на цыпочках, вошел человек лет тридцати пяти примерно, худой и бритый, блондин с висящим клоком волос и острым птичьим носом». Именно таким, с точностью до деталей, описывают современники другого, но реального человека – Николая Васильевича Гоголя. В окончательном варианте некоторые внешние черты были изменены, но внутреннее родство героя романа с русским писателем все равно чувствуется.
С Гоголем часто сравнивают и самого Булгакова – как никто другой в русский литературе, могли они сочетать тонкий юмор с подлинным трагизмом, а горечь и сарказм – с самой глубокой любовью к людям.
«Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой…
Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам – членам МАС-СОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его».
Особняк на Тверском бульваре, 25, послужил одним из прототипов «Грибоедова» – собирательного образа дома литературных работников, созданного под впечатлением от нескольких мест, где приходилось бывать Булгакову.
«Ах, это был золотой век, – блестя глазами, шептал рассказчик, – совершенно отдельная квартирка, и еще передняя, и в ней раковина с водой, – почему-то особенно горделиво подчеркнул он, – маленькие оконца над самым тротуарчиком, ведущим от калитки. Напротив, в четырех шагах, под забором, сирень, липа и клен. Ах, ах, ах! Зимою я очень редко видел в оконце чьи-нибудь черные ноги и слышал хруст снега под ними. И в печке у меня вечно пылал огонь! Но внезапно наступила весна…»
Именно из этого дома Мастер вышел, чтобы в московском переулке по ужасным желтым цветам и печальным глазам встреченной женщины узнать наконец-то свою Судьбу, свою Маргариту.
Отсюда он в отчаянии бежал, чтобы обрести временный приют в «доме скорби».
От этого дома нужно было ему отказаться, чтобы вместе с Маргаритой отправиться, по воле Воланда, в «дом вечности».
Армянский переулокНаталья Машкова
Как порой много может сказать имя! Никольский, Артамонов, Армянский – в разных именах только одного переулка заключена целая история…
Рыцарь XVII века
Небывалый случай: во второй половине XVII века один из московских переулков стал называться по имени своего жителя Артамоновым. Изменить старому названию москвичей могла заставить только особая любовь к этому человеку. Боярин Артамон Сергеевич Матвеев, человек огромной эрудиции, был одновременно дипломатом, книжником, писателем, историком, основателем русского придворного театра, главой Аптекарского приказа.
Из широкой золоченой рамы он смотрит на нас – русский боярин с широкой окладистой бородой, одетый в европейские рыцарские доспехи. Сын своего времени, он, тем не менее, умел смотреть в будущее и видеть новые горизонты. Когда никто не занимался историей, он понимал ее значение и писал первые исторические труды. Когда театр считался делом шутовским и греховным, он заботился об устройстве первых театральных постановок при царском дворе. И как для настоящего рыцаря, понятия чести и служения государству стояли для Артамона Матвеева на первом месте.
Армянский переулок. Справа – двухэтажные флигели, в XVIII в. входившие в городскую усадьбу Лазаревых
А. С. Матвеев.
Худ. И. Фоллевенс. Конец XVII в.
В XV в. переулок назывался то Никольским, то Столповским, по церкви Николая Чудотворца в Столпах. По-видимому, когда-то здесь стоял сторожевой столб, сооруженный для наблюдения за неприятелем. По обычаю, на таких столбах ставили икону св. Николая, покровителя путешествующих. В 1669 г. Никольскую церковь отстраивал А. Матвеев. Храм имел красивую обходную галерею, с одной стороны к нему примыкала единственная в Москве колокольня с 48 отверстиями – слухами. Близ этой церкви граф Н. П. Румянцев позже поставил памятник Артамону Матвееву в виде небольшого греческого храма с колоннами.
Палаты Матвеевых находились напротив нынешнего здания представительства Республики Армения, рядом с палатами Протопоповых, в которых сейчас размещается интересный музей истории освещения «Огни Москвы».
Потолок приемной залы, где Матвеев зачастую принимал послов, был разрисован, на стенах висели картины немецкой живописи. Часы с различным исчислением времени были одной из самых популярных диковин. Иностранцы, жившие в Москве, любили и ценили боярина и даже называли его своим отцом. По выражению Адольфа Лизека, секретаря австрийского посольства, Артамон Матвеев превышал «всех своих соотчичей умом и опередил их просвещением». Здесь, в палатах Матвеева, царь Алексей Михайлович познакомился с Натальей Нарышкиной, которой суждено было стать матерью Петра Великого.
Кровавый май 1682 г. Борьба за престол между Милославскими и Нарышкиными вызвала восстание стрельцов. Мятежники жестоко растерзали благородного боярина. За останками своего господина явился крещеный арап, служивший с детства в доме Матвеева. В ответ на вопрос, какую награду он хочет за свое доброе дело, арап попросил лишь об одном: когда наступит его срок, похоронить подле своего боярина.