сталых дикарей все элементы всех религий уже в определенной степени развитыми, мы не можем исторически сказать, что одни из них возникли раньше, чем другие. Этот вопрос о первичности тех или иных элементов мы никогда не сможем разрешить с исторической точки зрения. Если мы встречаем дикарей, знающих призраков, а не богов, то мы не можем быть уверенными, что они уже когда–то знали Бога, а затем забыли его. Если мы встречаем дикарей, которые знают Бога, но ничего не знают о призраках, исторически мы не можем быть уверены, что высшие верования не вытеснили более низшие. По этим причинам догматические решения вопроса о происхождении религии кажутся недостойными науки. Они будут еще более бесполезны тем исследователям, которые пошли слишком далеко вместе со мной и стали сомневаться в том, действительно ли высшие божества отсталых народов могли развиться и можно ли показать их развитие из теории призраков. Тем, кто принял такую точку зрения, все анимистическое учение о призраках, как о единственном источнике религии, будет казаться излишне рискованным. Главный практический результат, следовательно, будет состоять в том, что появится сомнение в новейших научных мнениях, даже когда они подкреплены авторитетом великих имен и опубликованы в учебниках.
Согласно гипотезе, которая предлагается для критического рассмотрения, существуют два главных источника религии: 1) вера, приобретаемая непостижимым путем[42], в полного сил, морального, вечного, всемогущего Отца и Судью людей, 2) вера (вероятно возникшая на основе нормальных и сверхнормальных переживаний) в нечто существующее в человеке и остающееся существовать после его смерти. Эта вторая вера логически не является необходимой, как исходный материал для первой, даже в ее самой ранней форме. Возможно, насколько мы знаем, она хронологически была более поздней из этих двух вер. Но эта вера также была необходима для религии, во–первых, для того, чтобы в конечном счете принять формулу, согласно которой развивающиеся интеллекты могли постичь Могущественное Бытие, уже включенное в верования, во–вторых, как концепция, возвышающая природу человека. Посредством второй веры он стал сыном Бога, в которого, возможно, он уже верил и в котором он имел свое существование, существование не предназначенное к гибели вместе со смертью тела. Таким образом, человек есть не только сын Бога, но и его наследник, «дитя бессмертия», способное войти в вечную жизнь. О моральном же влиянии этой веры говорить излишне. […]