Происхождение скотоводства — страница 33 из 78

рой половине V — первой половине III (IV–III) тысячелетия до н. э. кости морских свинок происходят уже из районов, удаленных от первичного очага доместикации, в частности они обнаружены на перуанском побережье [769, с. 32]. Особенности поведения морских свинок, не приспособленных к подвижной жизни охотников и собирателей и требующих регулярной подкормки, проливают свет на проблему сложения земледельческого хозяйства в Андах. Последнее должно было превратиться в устойчивую систему, прежде чем приручение морских свинок могло стать реальностью. Это подтверждает правомерность отнесения начала андийского земледелия к VII (VI) тысячелетию.

В III (второй половине III — первой четверти II) тысячелетии до н. э. в горных Андах окончательно сложилось комплексное хозяйство, основанное на выращивании клубнеплодов и некоторых других растений и разведении лам и морских свинок, а на побережье сформировалась система оседлорыболовческих и земледельческих общин, поддерживающих постоянные контакты друг с другом [769, с, 33, 35, 36]. В этот период между горами и побережьем наблюдался бурный обмен культурными ценностями: ламы, морские свинки и многие культурные растения распространялись далеко за пределы очагов доместикации [769, с. 36, 37].

Глава III. Раннее скотоводство по этнографическим данным

Методика использования этнографических данных для реконструкции истории первобытного общества

Несмотря на то что некоторые этнографы и археологи выражают скептическое отношение к возможности использования этнографических материалов для реконструкции истории первобытного общества, любая такая реконструкция не может обойтись без учета данных этнографии, ее концепций и терминологического аппарата. Сознательно или неосознанно специалисты-первобытники, какой бы концепции они ни придерживались, всегда вынуждены оперировать категориями, заимствованными из этнографии. И чем лучше они сознают это, тем плодотворнее оказываются результаты их работ.

В настоящее время советскими этнографами начата серьезная работа по улучшению методов использования этнографических данных для первобытноисторических реконструкций [135; 869а; 385]. Особое внимание уделяется проблеме репрезентативности данных о современных отставших в своем развитии обществах для такого рода исследований [869а; 259]. Важным шагом на этом пути явилось разделение первобытных обществ на апополитейные (АПО) и синполитейные (СПО), развитие которых происходило в разной исторической обстановке [869а, с. 42; 259, с. 5]. В ходе детального анализа выяснилось, что основным методом реконструкций и ныне остается сравнительноисторический (или историко-типологический) метод, а его главное орудие составляют этнографические аналогии. Вместе с тем, как убедительно показал индийский ученый Гопала Шаранья [612], сравнительная процедура в каждом конкретном случае требует особых приемов, которые определяются предметом и задачей сравнения. Нет и не может быть каких-то единых критериев сравнения для всех времен и народов, равно как и для всех изучаемых явлений. Недопонимание этого положения ведет порой к преувеличению значения какого-то одного из возможных приемов сравнения в ущерб всем остальным. Так, в настоящее время многие специалисты вслед за Дж. Стюардом предпочитают сравнивать лишь общества, развивающиеся в сходной природной обстановке. Однако эта процедура не позволяет уловить стадиальные явления (например, промысловый культ и т. д.), свойственные не столько определенным хозяйственнокультурным типам, сколько определенному уровню развития общества.

Таким образом, любая реконструкция должна предваряться правильной постановкой ее задачи. Грубо говоря, реконструкции бывают двух типов: 1) реконструкции общих явлений и закономерностей первобытнообщинной формации или отдельных ее этапов; 2) реконструкции конкретной истории конкретного народа (или народов) или региона. В первом случае речь идет о статистических закономерностях, во втором — об уникальной специфической картине, свойственной лишь изучаемому объекту. Закономерности, выявленные в первом случае, нельзя механически безоговорочно применять ко второму. Равным образом нельзя полученную во втором случае картину отождествлять с первой. Смешение этих двух подходов, недооценка их качественных различий обесценивают полученные с их помощью данные. Неспособность понять это заставляет некоторых специалистов (например, П. Радина) отказываться от общих реконструкций истории первобытного общества.

Теоретически различия между стадиальными, характерными для первобытнообщинной формации или отдельных ее этапов закономерностями и закономерностями региональными или частными, связанными с особенностями данных ХКТ (хозяйственнокультурных типов) и ИЭО (историко-этнографических областей), вполне понятны. В каждой конкретной ситуации первые составляют субстрат, вторые — суперстрат. Вместе с тем отделение их друг от друга на практике требует известных усилий, так как стадиальные закономерности проявляются в той конкретно-исторической картине, которую предстоит исследовать, и, следовательно, выступают отчасти в виде региональных закономерностей. Стадиальные закономерности отражают логику внутреннего развития обществ и, таким образом, действуют относительно вне зависимости от внешних обстоятельств (относительно потому, что форма их проявления может определяться окружающей средой) до тех пор, пока общество не перейдет на новую ступень развития. Напротив, характер региональных закономерностей во многом зависит именно от внешних условий, которые и порождают картину значительной вариабельности. Именно поэтому выделенные на материалах СПО стадиальные закономерности могут, очевидно, служить эквивалентом, а региональные — лишь аналогом тех закономерностей, которые наблюдались в АПО (ср. [259, с. 9]).

Тот факт, что стадиальные закономерности хорошо вычленяются по имеющимся этнографическим материалам, делает последние вполне достаточными для построения общей теории первобытнообщинной формации. Не случайно в самых общих чертах представление о характере первобытного общества с его коллективистскими установками, родовой организацией, отсутствием частной собственности и т. д. сформировалось еще в XIX в., когда первобытная археология находилась в зачаточном состоянии и основной материал о первобытных народах давала этнография. Как успешно демонстрирует в своих последних работах Ю. И. Семенов, построение общей теории первобытной экономики тоже практически не требует привлечения каких-то иных данных, кроме этнографических. Напротив, для: установления своеобразия действия стадиальных закономерностей в конкретно-исторической ситуации необходимо привлечение данных других наук, и прежде всего археологии (для дописьменного периода) и истории. Восстановив древние условия, среды обитания и историческую обстановку, а также, конечно, уровень развития изучаемого общества по данным археологии, палеоклиматологии, палеозоологии, палеоботаники и т. д., можно реконструировать и процессы или тенденции развития по аналогии с уже известными региональными закономерностями, выявленными путем детального изучения СПО.

Следовательно, первостепенную важность имеет задача отделения стадиальных (общих) и региональных (частных) закономерностей. Как показали исследования советских ученых, далеко не все СПО в равной мере подходят для такого рода исследования [259, с. 8, 9]. Наибольшую важность для реконструкций имеют так называемые (условно) общества-стагнаты и общества-лентаты, тогда как значение обществ-регрессатов оказывается более ограниченным. И, что важно подчеркнуть, не сами по себе взятые в отдельности СПО могут служить эквивалентами (по мнению одних исследователей) или же, правильнее, аналогами (по мнению других) АПО, а именно характерные для них закономерности развития. Но закономерности не вычленяются на единичных примерах — для этого нужен сравнительный анализ относительно представительной выборки.

Разграничение разного рода закономерностей требует процедуры, которая отчасти способна заменить этнографам эксперимент. Она должна заключаться в сравнении, с одной стороны, обществ, стадиально разнородных, но развивавшихся в сходной природной среде (для выявления роли природного фактора) и, если возможно, по соседству друг с другом, а таким образом, под воздействием одних и тех же исторических событий (для установления общих черт, порожденных общими конкретно-историческими причинами); с другой стороны, обществ, стадиально близких, но развивавшихся в разной природной и конкретно-исторической среде. Тем самым окажется возможным установление общих закономерностей и вариабельности их проявлений, а также выяснение причин этой вариабельности. Ценность описанной процедуры во много раз повышается, если есть возможность рассмотреть изучаемые общества в динамике, ибо наиболее ярко действие тех или иных закономерностей проявляется именно в процессе развития; статичная картина дает для этого много меньше. В идеале такая методика позволяет выявить то общее и особенное, что характерно для стадиально близких или же стадиально разнородных обществ в наблюдаемых условиях экологической и конкретно-исторической вариабельности. Надежность выводов зависит и от величины выборки: чем шире охват, тем с большим основанием можно полагаться на результаты сравнения, так как в этом случае особенно отчетливо будут выявляться деформированные структуры, представительность которых для реконструкций сомнительна. Например, при холическом подходе к обществам Новой Гвинеи из общей картины резко выпадают некоторые сильно деформированные внешним влиянием или регрессом группы (папуасы варопен и др.).

Процедура конкретно-исторических реконструкций требует дифференцированного подхода к явлениям разных иерархических уровней в зависимости от степени их удаленности от базиса. Чем теснее связь с базисом, тем она более жестка, тем более сужаются границы вариабельности явлений. Следовательно, реконструкция картины хозяйства, характера годового жизненного цикла, системы расселения, демографических показателей оказывается более простым делом, чем реконструкция социальной структуры, системы семейно-брачных норм, а тем более различного рода идеологиче