Совсем небольшое число запахов, по-видимому, запрограммировано вызывать в мозгу млекопитающих либо страх (и отвращение), либо удовольствие. Например, запах некоторых хищников вызывает страх у мышей. Задолго до того, как хищник окажется в данном участке леса, опережающие его запахи достигают обонятельных рецепторов мыши, молодой или старой, и сообщают ее мозгу: «Беги. Прячься. Замри. СТРАШНО. БЕГИ!» Химическое соединение 2,5-дигидро-2,4,5-триметилтиазолин постоянно присутствует в фекалиях лисиц и волков и вызывает страх даже у новорожденных мышат, чьи предки на протяжении многих поколений жили в лаборатории и никогда не видели никого из псовых‹‹52››. Аналогичное воздействие оказывает другое соединение, присутствующее в кошачьей слюне и распространяющееся по шерсти, когда кошки вылизываются. Точно так же многие виды животных инстинктивно избегают химических соединений путресцина и кадаверина, связанных с разложением трупов позвоночных[50]. В эту реакцию, по-видимому, входит сознательный эмоциональный компонент — отвращение. Она также включает бессознательные изменения в поведении. Так, люди, которым в ходе экспериментов давали понюхать путресцин, становятся более настороженными и бдительными. Это происходит даже тогда, когда эти люди не осознают, что вдыхали его. Предполагается, что настороженность при запахе путресцина может помогать животным предчувствовать опасности. Его запах говорит нашему мозгу: «Здесь случилось что-то плохое. Внимание. Оглядись вокруг».
Запахи, запрограммированные вызывать отвращение или страх, обычно ассоциируются с опасностью. Запахи, инстинктивно воспринимаемые как приятные, чаще всего связаны с сексом. По очевидным причинам животным полезно быть запрограммированными на удовольствие от половых феромонов собственного вида. Так, азиатские слонихи выделяют с мочой соединение (Z)-7-додецеинацетат, чтобы сообщить самцам о готовности к спариванию. Самцы слонов инстинктивно реагируют на эти возбуждающие ароматы мочи[51]. У коз начинается овуляция, когда они чуют запах козлов — запах, который исходит от шерсти у них на голове (и которым часто пропитывается их мясо)‹‹53››. Аналогичным образом, в яичках самца кабана вырабатываются андростенол и андростенон. У андростенола затхлый запах (по крайней мере, в восприятии людей). У андростенона запах мочи. Из тестикул кабана эти соединения мигрируют через все его тело в особую слюнную железу. Когда у кабана начинается гон, содержимое этой железы вытекает в рот. Кабан агрессивно клацает челюстями, трясет головой и хрюкает. Если ему повезет, он делает это в направлении самки. Свинья инстинктивно реагирует на возбуждающий запах вспененной слюны кабана и принимает позу для спаривания‹‹54››. Однако инстинктивно приятные ароматы не обязательно носят сексуальный характер. Например, кадаверин, пресловутый запах в букете смерти, привлекает грифов, жуков-могильщиков и целый зоопарк питающихся падалью мух. То, что вызывает отвращение у животных одного вида, может показаться соблазнительным для другого. Однако то, что неприятно для одной особи данного вида, чаще всего бывает неприятно и для другого его представителя.
Плодовые тела трюфелей вырабатывают пахучее химическое соединение, чтобы привлекать определенных млекопитающих. В состав аромата трюфелей входит андростенол, один из двух стероидных компонентов, необходимых для того, чтобы свинья-самка приняла нужную позу для спаривания. Трюфельный аромат включает также диметилсульфид; это вещество пахнет (на наш человеческий взгляд) слегка подгнившей капустой[52]. Одного лишь диметилсульфида уже достаточно, чтобы привлечь свинью к трюфелю, причем его ценность для трюфеля заключается в том, что он улавливается животными в очень низких концентрациях‹‹55››. Можно представить себе, как свинья идет на запах гнилой капусты (диметилсульфид) и как она, подобравшись ближе, улавливает признаки сексуального партнера (андростенол), и вот наконец она оказывается прямо над трюфелем и начинает рыть землю. Мы не можем знать наверняка, о чем думает свинья, найдя трюфель, — о сексе, о пище или испытывает какое-то сложное смешанное чувство. Мы знаем только то, что свинья довольна.
В наши дни для охоты за трюфелями чаще используют собак, чем свиней. Собак приходится обучать находить трюфели; у них нет природного влечения к их запаху. В этом и состоит преимущество использования собак. Проще вознаградить собаку за найденный трюфель, который ее обучили искать, чем отбирать трюфель у свиньи, которая считает, что нашла нечто одновременно восхитительно вкусное и сексуальное.
Недавно мы вместе с детьми ходили искать трюфели в регионе Дордонь. Дордонь находится на юго-западе Франции, к востоку от Бордо и к северу от Тулузы. Непосредственным поиском трюфелей должна была заниматься собака, а нам оставалось просто следовать за ней. Говорят, что лучшие в мире трюфели растут в Дордони (если вы не итальянец — в этом случае они, несомненно, растут в Северной Италии). Оказались мы здесь не ради трюфелей. Мы приехали потому, что именно в этом регионе сосредоточены пещеры, в которых находили следы неандертальцев и древних сапиенсов. Первые неандертальцы появились в Дордони не позднее чем 400 000 лет назад. Наш собственный вид, Homo sapiens, поселился в этих краях позже — он произошел от одного из потомков древних людей и около 40 000 лет назад добрался сюда через Ближний Восток‹‹56››. Что касается нашей семьи, мы приехали в Дордонь в 2018 г.
Неандертальские популяции в Дордони никогда не были особенно многочисленными. И тем не менее неандертальцы населяли этот регион очень долго, возможно более 400 000 лет, и земля там хранит множество их костей и орудий. Однако кости и каменные орудия древнейших сапиенсов встречаются здесь в еще большем количестве. Примерно 30 000 лет назад численность популяций сапиенсов во Франции могла в 10 раз превышать максимальную численность неандертальцев‹‹57››. В конечном итоге некоторые из этих сапиенсов начали создавать настоящие произведения искусства. Результаты этой деятельности поразительны. Пещеры, расписанные палеолитическими людьми Дордони, выглядят наподобие доисторического Лувра — на их стенах мы видим отпечатки рук, линии, проведенные пальцами, древние символы и динамичные сцены с мамонтами, шерстистыми носорогами и лошадьми. Нас это искусство притягивает, словно трюфели свиней. Находясь глубоко в пещере и видя картины, вырезанные, нарисованные и набрызганные на стенах художниками десятки тысяч лет назад, испытываешь эмоции, отчасти неосознанные. Именно ради того, чтобы увидеть эти произведения, мы и приехали в Дордонь. Как говорит пословица, приехали ради камней и пещерных росписей, а остались ради еды и вина. Впрочем, возможно, такой пословицы не существует, тем не менее мы поступили именно так, остановившись в деревушке, где живут Эдуар и Кароль Эйно. Объездив весь мир, они решили уйти на покой и посвятить остаток жизни выращиванию и сбору трюфелей.
В одно особенно чудесное воскресное утро мы отправились во фруктовый сад позади их дома. К нам присоединилось еще с десяток других охотников за трюфелями. Все вместе мы следовали за Эдуаром и его собакой, обученной искать трюфели. Эдуар водил собаку по разным участкам сада, позволяя ей все обнюхивать. Эдуар разъяснил, что, возможно, трюфели мы не найдем. Было самое начало сезона, и плодовые тела могли еще не созреть настолько, чтобы их учуяла собака. Однако для нас это не имело значения. Даже если бы мы не нашли трюфели, мы все равно были бы довольны. Робу часто приходится искать в лесу редкие виды. Чаще всего искомый вид — например, жук, который по-ковбойски ездит верхом на муравьях, или редкая пчела, сбраживающая нектар в некое подобие пива, — ему не попадается, но это не причина для уныния. Ведь гораздо приятнее найти то, что ищешь, после нескольких неудач. Во всяком случае, именно так мы приготовились себя утешать. Вероятно, примерно то же говорили палеолитические охотники своим супругам, приходя домой с пустыми руками (НЕТ, я ничего не добыл, но давай я нарисую тебе что-нибудь на стене пещеры).
Местность, по которой мы шли с собакой, находилась лишь в нескольких километрах от небольшой пещерки, которую мы вчера осмотрели самостоятельно. Это была земля, по которой сотни тысяч лет бродили разные люди в поисках своей любимой пищи. Последние 20 000 лет в этих поисках их сопровождали собаки[53]. В 400 км к востоку, в пещере Шове, найдены следы, которым 26 000 лет. Следы принадлежат мальчику лет восьми — десяти, рядом с которым шла собака или молодой волк. Эти отпечатки еще не изучены как следует, но они указывают на древние взаимоотношения, в которых два вида, человек и волк, в конечном итоге совместно научились лучше видеть, чувствовать запах и вкус и достигать большего, чем мог бы каждый из них по отдельности. Как следы того мальчика, наши следы тянулись за следами собаки, в данном случае собаки, натасканной на трюфели. Следуя за ней, мы воображали, что как только мы приблизимся к трюфелям, мы можем учуять что-то — отголосок того, что чуяла собака. Однако среди деревьев мы не ощущали никакого запаха, даже отдаленно напоминающего трюфель. Мы глубоко вдыхали, нюхали воздух… но тщетно. Пахло прелой листвой, зелеными листьями на деревьях и чуть-чуть коровами, пасущимися в долине ниже по склону. Но только не трюфелями. Затем собака замерла — в том самом месте, где мы ничего не почувствовали, — и начала копать. И тут же под ее лапами показался гриб. Эдуар Эйно отодвинул собаку и разрешил нашему сыну вонзить в землю лопату и извлечь нашу добычу. И вот он перед нами — идеальный, темный, округлый. Мы склонились над ним и только тогда смогли почувствовать его аромат.