Па-р-р-ры-ы, — повторила она, ощущая, как кончик языка щекочет нёбо.
— А еще они реагируют на давление и на температуру, переходя из одного состояния в другое.
Рут кивнула, придав лицу, как она наделялась, вдумчивое и понимающее выражение. Она почувствовала себя скучной и необразованной.
— В один момент ты видишь только воду, — продолжал Арт, поводя руками, — но под действием температуры она превращается в пар. — Его пальцы вспорхнули вверх.
Рут живо закивала. Вода и правда превращается в пар, это ей было понятно, ну приблизительно. Мать тоже ей рассказывала, что вода в сочетании с огнем рождает пар, который выглядит вполне безобидно, но может снять с тебя кожу заживо.
— Как Инь и Ян? — предположила она.
— Двойственная природа. Именно так.
Рут пожала плечами. Она чувствовала себя мошенницей.
— Ну а ты? — спросил Арт. — Теперь ты назови свое любимое слово.
Она состроила гримасу глупышки:
— Господи, да их же так много! Так, посмотрим: «отпуск», «джекпот». Еще «бесплатно», «распродажа» и «скидка». Ну, знаешь, обычные вещи.
Арт смеялся, и Рут это было приятно.
— Нет, серьезно, — сказал он наконец. — Какое?
— Серьезно? — Она прислушалась к себе, но на ум приходили только банальности: «мир», «любовь», «счастье». И что могут сказать о ней эти слова? Что ей их недостает? Что у нее вдобавок нет воображения? Она раздумывала, не сказать ли «ономатопия», слово, которое позволило ей выиграть конкурс диктантов в пятом классе. Но «ономатопия» была для нее всего лишь набором звонких слогов, за которыми не стояло решительно никакого смысла. Трам-тара-рам.
— У меня еще нет любимого слова, — наконец решилась она. — Наверное, я так привыкла ими пользоваться, что мне сложно посмотреть на них с какой-нибудь неутилитарной точки зрения.
— А чем ты занимаешься?
— Раньше занималась корпоративными коммуникациями, потом стала внештатным редактором, а несколько лет назад занялась написанием книг в соавторстве. В основном это мотивирующая литература по саморазвитию, о том, как улучшить свое здоровье, интимную и духовную жизнь, что-то в этом духе.
— Так ты книжный доктор!
Рут понравилось, как он назвал ее профессию — «Книжный доктор». Сама она себя так никогда не называла, да и никто другой ничего подобного не говорил. Чаще всего ее называли «литературным негром» или «писателем-призраком», и она терпеть не могла этих определений. Ее мать думала, что она действительно может писать призракам.
— Да, — согласилась она. — Наверное, это можно так назвать: «книжный доктор». Но я себя считаю скорее переводчиком, потому что помогаю людям переложить их умные мысли на бумагу. И с какими-то книгами это получается само по себе, а с какими-то приходится повозиться.
— Тебе никогда не хотелось написать собственную книгу?
Она задумалась. Конечно, ей этого хотелось. Она мечтала написать роман в стиле Джейн Остин, чтобы там рассказывалось о жизни высшего общества и чтобы эта книга не имела ничего общего с ее собственной жизнью. Много лет назад она мечтала писать только ради того, чтобы сбегать от действительности. Там, на бумаге, она могла заново переписать свою жизнь и стать совсем другим человеком. А потом продолжать жить в этом новом образе. Пользуясь воображением, она могла изменить решительно все: себя, мать, прошлое. Но идея пересмотра жизни ее почему-то пугала. Словно воображение могло чем-то навредить ей самой, даже в том, что ей не нравилось, и другим. Описание желаний было даже опаснее, чем мечты.
— Я думаю, почти каждый человек мечтает написать собственную книгу, — ответила она. — Но мне кажется, я лучше умею переводить чужие мысли.
— И тебе нравится это делать? Это приносит тебе радость?
— Да, однозначно. К тому же у меня остается достаточно возможностей заниматься тем, что я люблю.
— Счастливая!
— Так и есть, — согласилась она. — Так и есть.
Ей было приятно разговаривать с ним на эти темы.
С Вэнди она больше говорила о том, что ей не нравится, чем о том, что нравится. Они сочувствовали друг другу, когда кто-то из них становился жертвой возмутительного шовинизма, плохого воспитания или депрессивного состояния матерей. А разговоры с Артом позволяли открывать новые неожиданные черты в себе и в нем. Он хотел знать, что ее вдохновляет, в чем разница между ее мечтами и целями, во что она верит и что заставляет ее двигаться вперед.
— В чем разница? — переспросила она.
— Ну, есть вещи, которые ты делаешь для себя, — пояснил Арт. — А есть то, что для других. Может быть, они ничем и не отличаются.
Благодаря этим разговорам она поняла, что считает удачей работать внештатным редактором и «книжным доктором». И это осознание подарило ей радость:
Однажды вечером, спустя примерно три недели со дня знакомства, их общение изменилось, став более личным.
— Если честно, мне нравится жить одной, — услышала она собственные слова. Ей удалось убедить себя в том, что это было правдой.
— А вдруг ты встретишь идеального партнера?
— Он может оставаться идеальным в своей квартире, а я останусь идеальной в своей. Таким образом, мы никогда не скатимся в кошмар выяснения, чьи лобковые волосы засорили слив в ванной.
Арт рассмеялся:
— Боже! Ты что, правда жила с человеком, который скандалил из-за этого?
Рут выдавила из себя смешок, не отрывая взгляда от кофе. Ведь это она устроила тот скандал.
— Ну, мы по-разному относились к чистоте, — сказала она. — Слава богу, мы не поженились. — Произнеся это, она почувствовала, что наконец-то выразила правду, а не попыталась замаскировать свою боль.
— Так вы собирались пожениться?
Даже Бэнди она так и не смогла рассказать о том, что тогда произошло между ней и Полом Шинном. Она не скрывала от подруги того, что ее раздражало в Поле, и в разговорах часто говорила, что ей кажется, что им стоит расстаться. Поэтому, когда она объявила об их с Полом разрыве, Вэнди воскликнула:
— Ну наконец-то ты это сделала! Вот и молодец!
С Артом было легко обсуждать прошлое, потому что он не был его частью. Он был просто ее приятелем по йоге, не более. Он не знал о ее прежних страхах и надеждах, поэтому рядом с ним она могла препарировать прошлое отстраненно, логично и искренне.
— Мы думали о свадьбе, — сказала она. — А как иначе, если ты живешь с человеком на протяжении четырех лет? И знаешь, со временем страсть уходит, а разногласия остаются. В один прекрасный день он сообщил мне, что подал документы на перевод в Нью-Йорк и что этот перевод одобрили.
Рут вспомнила, как была удивлена и как стала упрекать Пола в том, что он не сказал ей об этом заранее.
— Конечно, я могу работать где угодно, — говорила она тогда ему, раздраженная и обрадованная мыслью о переезде в Манхэттен. — Но сам переезд — это такое хлопотное дело, не говоря уже о том, что мне придется оставить здесь мать. И мне придется жить в городе, где у меня нет никаких связей. Почему ты не говорил мне об этом до самой последней минуты? — Этот вопрос был риторическим, но ответом на него стало неловкое молчание Пола.
— Так и вышло, что я не предложила поехать с ним и он не позвал меня с собой, — просто сказала она Арту, стараясь не смотреть ему в глаза. — Так что разрыв получился цивилизованным. Мы оба пришли к мысли, что надо жить дальше, только уже порознь. Ему хватило такта не винить в разрыве меня. Он говорил, что сам был еще незрелой личностью, в то время как я была очень ответственной. — Она состроила дурашливую рожицу, словно показывая, что этот эпитет можно применить к ней только в шутку. — Хуже всего было то, каким он стал милым в тот момент, как будто ему было очень стыдно так со мной поступать. И разумеется, весь прошедший год я провела в попытках разобраться, какие наши ошибки, вернее, мои ошибки всё разрушили. Я обдумывала каждую нашу ссору. Я обвиняла его в безрассудстве, а он говорил, что я усложняю самые простые ситуации. Я упрекала его в неумении планировать, а он ставил мне в вину мою одержимость планированием, загубившую на корню спонтанность. Я считала его эгоистичным, а он заявлял, что моя забота о нем удушлива и нет ничего удивительного в том, что он не выпрыгивал из штанов от благодарности, хотя это обижало меня еще сильнее. Может быть, мы оба были правы, и это только подтверждало нашу несовместимость.
Арт коснулся ее руки:
— Ну, лично я считаю, что он лишился потрясающей женщины.
Она почувствовала, как в ней одновременно со смущением поднялось чувство благодарности.
— Ты действительно такая, — продолжал он. — Потрясающая! Искренняя и веселая. Умная и живая.
— Ты еще забыл, что я ответственная.
— А что плохого в ответственности? Я бы хотел, что бы больше людей обладали этим качеством. И знаешь что? Ты не боишься собственной уязвимости. Это очаровательно.
— Какой ужас!
— Нет, я серьезно.
— Это очень мило с твоей стороны, спасибо за поддержку. В следующий раз я угощу тебя кофе, — рассмеялась она. — Теперь ты расскажи о себе. Что у тебя происходило в личной жизни и с какими катастрофами сталкивался ты? Кто твой партнер?
— У меня сейчас нет партнера. Половину времени я проживаю в одиночестве, а вторую половину — собираю по дому игрушки и делаю бутерброды с джемом для двух своих дочерей.
Вот это сюрприз!
— Ты их удочерил?
Он выглядел озадаченным.
— Это мои дочери. Ну и моей бывшей жены, разумеется.
Бывшая жена? Выходит, она уже знакома с тремя геями, которые когда-то были женаты.
— И сколько лет ты был женат, до того, как решил раскрыться?
— Раскрыться? — На его лице появилось странное выражение. — Минутку… Так ты решила, что я гей?
В ту же секунду Рут осознала, что допустила ошибку.
— Нет, что ты, — пробормотала она. — Я имела в вцпу, раскрыться как личность, уехать из Нью-Йорка…
Он нервно рассмеялся:
— Значит, все это время ты думала, что я — гей…
Рут покраснела.