Винир бухнул кулаком по столу — и со своего места взметнулся секретарь:
— Это что такое? Это кто такой? При чем тут цветы? Охрана! Уведите его. Немедленно!
Нищего подхватили с двух сторон, третий стражник подпихивал его в спину. Оторвав один из капюшонов, шумного безумца потащили в переулок за ратушей.
— Дайте, дайте же мне сказать! Я знаю, кто это сделал, Бэрр невиновен! — орал Риддак, вырываясь, но вскоре его крики стихли.
Солнце зашло за одинокую тучку. Винир поднял голову и все собравшиеся, осознав усталость, тоже посмотрели на небо.
— Так что с… — начал было упрямый Гайрион, но тут звонкий мальчишеский голос прокричал:
— Господин винир, господин винир — вам срочное донесение! Пришел корабль, корабль с юга! Пришел…
Парнишка-посыльный проталкивался с трудом. Люди, прослышав про корабль, начали выбираться с площади ему навстречу. Торговый интерес взял верх над простым любопытством. Некоторым купцам, ожидавшим свой товар, важнее было увидеть разгрузку, а о Бэрре и сваях можно было узнать и позже — невелика забота.
«Ну, наконец-то», — прошептал себе под нос винир и выхватил мятый конверт из рук запыхавшегося пацана. Кинул монетку.
Быстрыми движениями сломал печать и, развернув бумагу, воскликнул то единственное, что охочая до острых зрелищ толпа ждала с самого утра:
— Да тут кровь!
На что площадь ответила шумным, восторженным вздохом.
Пробежал глазами и медленно, словно ему сделалось дурно, опустился на скамью. Судьи рядом оживились, Сайс даже прошамкал:
— Што слушилось?
— Я прошу господина Гайриона, главу строительной гильдии, подойти сюда и зачитать всем письмо, которое определит исход нашего справедливого суда.
Главный строитель торопливо выбрался вперед, смахнув две шапки с рассевшихся на его пути купцов. Взяв от винира замызганный лист, осмотрел его:
— Действительно, кровь!.. И так коряво написано…
Винир скорбно прикрыл глаза рукой.
— Спешу сообщить, господин винир, что безухий корсар, за каким вы велели нам следить неотступно, не давал повода отчитываться о его делах, — начал глава строителей. — Лишь два дня назад заметили, что не только мы слушаем его через стены. Вчера случилась стычка, и дюжина разбойников прижала его к городской стене и расправилась с ним за преступления, которых мы с Гриди не разгадали. Много кричали, много было имен. Корсар, пока живой был, шипел, что он с одного факела целый город сжег, что с пяти свай половину Айсмора на дно пустил, что с одной капли яда два селения отравил, и с одного удара с той дюжиной расправится. Но ему срубили голову на моих глазах. Гриди подстрелили, мне удалось убежать. Отправляю через капитана торговой лодки послание со всем тем, что нам удалось узнать…' Далее строки совсем неразборчивы, — закончил он.
Молчание винира и его печаль медленно переползали на собравшихся. Люди опасались даже перешептываться.
— Несколько недель назад, — невероятно усталым голосом заговорил винир, — наш город посетил странный корсар, но он назывался другом нашего благороднейшего соседа, короля Таллернака с Зеленых равнин. Я оказал гостю почет, а позже выяснилось, что король дружбы такой не имеет. Подозревая мошенника в неясном обмане, я велел двоим прилипалам выследить его и узнать, какие дела он увез из Айсмора, чтобы понять, для чего он к нам приезжал. Эти люди выполнили мой приказ без оглядки на опасность. Об их судьбе вы, дорогие сограждане и судьи, только что узнали… Что же? Мы все тут выяснили истинного виновника порчи свай и домов, этого негодяя, навредившего не только нашему городу. Строительная гильдия будет продолжать настаивать на слове против Бэрра?
Он подвинул по столу скрученный свиток с разломанной печатью. Гайрион понуро мотнул головой и забрал бумагу:
— Я помню этого корсара. Он в сопровождении вашего первого помощника заходил к нам. Спрашивал, какая часть города самая старая и…
— Никто вас ни в чем не обвиняет, — успокаивающе произнес ему винир и порадовался, что не дал упомянуть лишнего. — Недосмотрели, бывает. Наказание я на вас наложить не могу, но и помочь ничем тоже не сумею. С мертвого безухого корсара не получишь даже ухо… Одно попрошу, это уже личное.
Главный строитель посмотрел на винира с надеждой.
— За то, что ты не уберег под своим зад… плащом табуретку, выданную тебе ратушей, придется или заплатить, или… Впрочем, — отвлекся от приятных раздумий винир. — Это мы обсудим позже. Сегодня все устали, — он громко объявил: — Суд завершается! Я готов, выслушав все слова, учтя все обвинения и защиты, решить, чем по справедливости должно закончиться дело о… Назовем его, Дело о проклятии Айсмора. Как и всегда, все решает правда.
Народ затаил дыхание. Винир поправил тяжелую шубу.
— Признать Бэрра невиновным по всем сказанным словам. Люди Айсмора, согласны?
Площадь ответила одобрительным гудением.
— Признать смелую Ингрид, дочь Эдгарда, честной, по всем нашедшимся свидетелям. Согласны?
— Да!
— Прилипал, этих честных трудяг, готовых терпеть ранения и лишения ради пользы своему городу и его жителям, признать достойными работать в ратуше на жаловании. Подробности их службы я лично внесу на обсуждение в ближайший Совет!
— Что⁈ Прилипал на жалование⁈
Все, кто причислял себя к водному городу, от истока считающие эту работу самой мерзкой и подлой, ахнули, подались вперед в едином порыве. Один неосторожный зритель свалился с фонаря и повис на ремне, болтая в воздухе ногами.
— Но чтобы прилипал⁈
— Решит Совет Айсмора! — винир ударил ладонью по столу. — Суд завершен. Разойдитесь, добрые мои сограждане!
— Как же так⁈ — охали люди и качали головами. — Ну, если только Совет решит, тогда… и вправду ведь и мерзнут, и мокнут. И узнают — вон, про безухого как все донесли. Бедняги, одного даже ранили, пока слушал, а другого и вовсе убили.
— Но прилипал — и на жалование?
Долго еще туманом эта фраза висела над площадью, пока с нее уносили скамейки обратно в ратушу, пока стражники не начали подгонять особо болтливых, желающих даже в вечерней дымке обсудить сегодняшний день. Всех тех, кто пришел следить за судом, а ушел, обсуждая городское обеспечение прилипал, а значит, почти достойную работу.
— Вот что я скажу тебе, моя дорогая Ингрид, — прошептал винир, поймав архивариуса при входе в ратушу.
Кивнул прощающимся издалека старичкам-судьям, столь прекрасно показавшим себя сегодня.
— Вытри свой носик и подними его. И подумай о том, что ваши сердечные дела чуть не стоили твоей жизни; твое желание сказать всем, что нет на Бэрра закона Айсмора, потому как он не принадлежит Айсмору, могло стоить жизни Бэрру. В следующий раз, когда решишь послушать свое сердечко или во что-нибудь красивое поверить, вспомни, что все в этой жизни чего-то да стоит и подумай, чем придется заплатить. Припомни и того, кто сегодня выкупил твою честь.
Ингрид молча высвободила руку.
— Уходи-ка ты с завтрашнего дня засветло, — обронил винир и прошествовал в ратушу.
Раздавленная всем сегодняшним днем, собираясь если не с мыслями, то с силами, Ингрид невольно достала из-за пазухи кольцо с ярко-синим камнем, сунутое ей Бэрром во мраке тюремной камеры.
Тем самым Бэрром, который, отдавая кольцо своей матери, держал ее в объятиях так, словно никогда не отпустит. Тем самым Бэрром, который стоя рядом с заграждением для обвиняемого, оправданный и отпущенный, надевал кафтан и смотрел на нее так, словно никогда не подойдет.
А теперь ушел, слова не произнес. Пошатываясь, но своими ногами, и расступались перед ним.
К Ингрид подошел Риддак. Уж больно она была грустна, эта девушка, которая разговаривала мягко и открыто, словно не замечая, что он неряшливо одет, забыл, когда мылся, и от него воняет, как от старой больной собаки.
Ингрид устало взглянула на него, все еще не в силах говорить. Неужели ее просто не могут сегодня оставить в покое?
Старик выпрямился, подняв голову, и сразу стал выглядеть как-то значительнее. Он вытащил из кармана изящно выполненный узорный ключ на тонкой золотой цепочке, покачал его в руке и отпустил на ладонь другой. Золото блестящей змейкой свилось в его руке.
— Что это?
— Одна сказка, Роза.
— Я не верю в сказки.
— А тебе и не надо в них верить. Надо их делать. Тайный ключ от тайной двери — я так и не нашел ее. Может, тебе повезет больше? Там горит огонь в очаге, там семья и любовь, там настоящий Город, а не эта дрянная подделка из гнилушки, чтоб она сгорела! Теперь он твой. И откроет для тебя именно ту дверь, которую надо!
Горделиво выпрямился, но затем, смотрев ей в лицо, сник и, пожевав губами, добавил:
— Хорошо. Все-то вам надо правду знать! А ведь правда — не то, что есть, но и то, что может быть. В ратуше, на последнем этаже, есть маленькая дверца. Выход на крышу. О, какой оттуда вид! Тебе понравится.
Ингрид наконец поняла, о чем он толкует. На самом верху ратуши, под золотым шариком, имелась небольшая площадка. Там можно было полюбоваться глубокой синей далью и даже увидеть Виноградные горы при доброй погоде. Но на крышу ступать разрешалось только мастеровым во время починки — слишком часто туда шастали самоубийцы, поэтому жители, задирая головы в погожий денек, поговаривали, что сама ратуша смотрит на озеро и вспоминает времена процветания еще до Великого Пожара, когда к городу неслись большие корабли под надутыми парусами, с севера везли оружие и драгоценности, а с юга — снедь и вина…
Риддак сунул в руку Ингрид ключ, сгорбился и пропал. Площадь опустела, последний луч солнца осветил площадь Тысячи слез и потух в черноте озера.
Один Гаррик маячил тенью. Ингрид постояла, послушала, как непроглядная вода Темного монотонно плещется о сваи. Опустила в карман странный ключ, и рука ее вновь нащупала округлый, почему-то теплый предмет.
«Нужно вернуть кольцо, — так же монотонно бились мысли. — Нужно. Вернуть. Фамильная реликвия, королевский знак, он не должен уходить из семьи. Сейчас Бэрр не в себе. Явно не в себе. Я отдам, и пусть кольцо будет с ним. Сделаю это позже. Чуть позже. Он… жив, надо радоваться».