заныли.
И я снова трижды стукнула каблуком о каблук, но при этом каждый раз приговаривала:
Стук. Несите меня домой, к папе и маме.
Стук. Несите меня домой, к папе и маме.
Стук. Несите меня домой, к папе и маме.
После третьего раза всё заволокло туманом, а затем из дымки прямо перед нами возникли волшебные очертания…
– Сушильная машина для белья? – взвизгнул Тунтуни, сгибаясь пополам от смеха. – Может, ты трижды сказала: «Несите меня в прачечную самообслуживания»?
– «Несите меня в корзину для грязного белья»? – хихикнул Банти, и они с Туни ударили крылом о лапу.
Только Тиктики Первый надо мной не смеялся, мой добрый, лупоглазый гекконский мальчик.
– Ничего не понимаю.
Может, автомат для сушки белья возник, потому что я подумала про «обстирывали»? Что за ерунда? В полной растерянности я открыла дверцу огромного автомата.
– Ого! Вы только загляните внутрь!
Вместо непарных носков или белых футболок, окрасившихся в розовый цвет из-за вечно линяющей красной кофточки, внутри вращалась целая вселенная, полная всевозможных форм и цветов. С бешеной скоростью вертелись галактики, звёзды, планеты. Поскрипывали облака, издавали музыкальный звон гигантские вилки, ложки и ножи. Я почти уверена, что мимо прокрутилась парочка динозавров, состоящих не из плоти и костей, а из цветов, кубиков и чего-то вроде оригами. Промчался мимо озабоченный белый кролик с карманными часами, пробежал маленький пёсик, громко лая на ведьму. Огромный белый медведь в доспехах оскалил жуткую пасть и тут же рассыпался сотней голубых бабочек. Проскользнули мимо летающие ключи, ручка, похожая на меч, ореховая соня в чайнике. Эта кротовая нора смахивала на сон человека, задремавшего в библиотеке. Как будто у него в голове перемешались все сказки на свете. Может, так получилось из-за того, что все истории слиплись? И опять эти проклятые голубые бабочки!
Но сейчас не было времени на раздумья; надо было срочно найти Лала и отправить его домой к брату. Ну а потом, все вместе, мы займёмся моим биологическим папашей и его коварными планами.
Я с сомнением посмотрела на Банти:
– Видимо, сейчас мы должны забраться тебе на спину и пронестись сквозь кротовую нору.
– Пожалуйте на здоровье, – добродушно ответил тигр.
Я взгромоздилась на Банти, а Тунтуни и Тиктики Первый уселись мне на плечи. Тигр, конечно, не носил ошейник, зато можно было взяться за его густой рыже-чёрный загривок. Сначала я держалась за шерсть осторожно, но, после того как Банти без предупреждения махнул в яркую цветную круговерть волшебной сушилки, ухватилась покрепче.
Сначала мне показалось, что я попала в коробочку, полную радужных брызг. Всё сверкало и переливалось, крутилось, вертелось, куда-то неслось, прямо как на «американских горках», которые я терпеть не могу.
– А-а-а! – завопила я, чувствуя, как рис-бириани подкатывает к горлу.
Мы мчались вверх тормашками сквозь что-то типа отсека космического корабля, мимо экранов компьютеров и множества приборных панелей. Потом Банти сделал скачок, и мы оказались в доме, очень похожем на мой собственный дом в Нью-Джерси, только вместо коврового покрытия там росла трава, а с потолка свисали сталактиты. Я стиснула шерсть на тигрином загривке, а Банти, выскочив из дома через заднюю дверь, вбежал в огромный платяной шкаф, из шкафа – в мерцающий лес, где на деревьях вместо листьев висели фоторамки, фотоаппараты и мобильные телефоны устаревших моделей. Я хотела попросить Банти притормозить, чтобы сорвать один телефончик, но сцена уже снова переменилась, и мы заскользили по волнам, только это была не вода, а волнующаяся материя пространства-времени.
– Это гравитационные волны! – с ужасом и восторгом крикнул Тунтуни.
Я и сама сияла от волнения, улыбаясь крошечным сёрферам на малюсеньких досках, которые были похожи на работников шоколадной фабрики из книжки с таким же названием. Один из сёрферов бесстрашно мчался, обхватив доску пальцами обеих ног. Он напомнил мне полуобезьянку Будху – невозможно ленивого сводного братца Нила, а следом за Будху вспомнился Бхутум, тоже сводный братец – наполовину филин. Интересно, что они сейчас поделывали?
Сцена вновь переменилась. Теперь мы стояли на краю гигантской старинной пишущей машинки. Между клавишами угрожающе закручивались тёмные вихри, что-то булькало и пузырилось, источая ядовитые запахи. Пожалуй, кротовая нора, образованная с помощью рубиново-красных берцев, была самым странным из всех путей сквозь пространство-время, которыми я пользовалась. Но, если эта нора пролегала в ткани сказочных историй, я, кажется, догадывалась, что означает встреча с пишущей машинкой.
– Судя по историям, которые я читала, нам придётся прыгать с клавиши на клавишу, – сказала я Банти.
– Я пытаюсь, но ничего не получается!
Тигр порывался прыгнуть на первый ряд клавиш, но невидимая сила не пускала его. Банти тянулся то к одной, то к другой клавише, но волшебство отодвигало их подальше. Тигр взревел от возмущения.
Тиктики Первый чмокал, и щёлкал, и вращал глазами почти на триста шестьдесят градусов, будто хотел что-то сказать, но мы его не понимали.
– Наверняка надо произнести какое-то волшебное слово или заклинание, – заметила я, смутно припоминая историю, где герои примерно так себя и вели.
– Знаю! – крикнул Тунтуни. – Что-то вроде «джаду-кар», или «чи-чин-пак», или «джури-джури-алу-бхаджа»!
Первые два слова в переводе с бенгали означали «волшебство» и «абракадабра», но вот третье совершенно точно было названием жареной картофельной соломки.
– Может быть, надо указать место, куда мы направляемся? – предположила я. – Например, Парсиппани или Нью-Джерси?
– Да уж от этого точно будет больше толку, чем от «джури-джури-алу-бхаджа», – заметил Банту.
Тунтуни обиженно поджал клюв.
– Просто я слегка проголодался, – сказал он. – Тоненькие ломтики жареного картофеля пришлись бы сейчас очень кстати.
У меня сразу заурчало в животе. Я тоже не отказалась бы от хрустящих ломтиков картошки.
Я почти не сомневалась, что, указав место назначения, мы продолжим путь, но когда Банти попытался прыгнуть на клавишу «П», а потом ещё дальше – на «Н», у него опять ничего не вышло. Он даже произнёс заклинания, предложенные Туни, но и это не помогло.
– Некорректно, неэффективно, непрофессионально, – недовольно прорычал тигр. – Хуже, чем пароль на моём учебном компьютере на работе.
– Нам никогда не пробиться, – простонал Туни. – Безнадёжно, принцесса! Давай уже оторвём хвост Тиктики Первому и позовём на помощь.
Он занёс клюв над подрагивающим ящеркиным хвостом, но тут у меня появилась ещё одна мысль.
– Подожди. Кажется, придумала. – Я щёлкнула пальцами. – Банти, попробуй «домой».
– Ничего не выйдет, слишком очевидно, – фыркнул Туни. – Голосую за то, чтобы оторвать этой ящерице хвост и попросить сестрицу Мати выслать помощь.
– Осмелюсь предположить, что принцесса Киранмала может оказаться права, – сказал тигр. – Уровень её логических рассуждений соответствует уровню научной диссертации.
Банти прыгнул на клавишу «Д» – и попал! Мы радостно заулюлюкали. С «Д» он перескочил на «О», «М» и снова на «О». Но, когда тигр перескакивал на «Й», у него поехали когти – или клавиша нарочно криво нажалась? – и мы дружно рухнули в тёмную пропасть между буквами.
Кто-то заорал «А-а-а-а!». Кажется, это была я.
Мы летели вниз, вниз по длинному-предлинному туннелю. Очень скоро я догадалась, что это – тот самый туннель из знаменитой сказки, в которой одна девочка попала в Страну чудес. Я не удержалась на Банти, а Туни и Тиктики – на моих плечах. Мы падали, кувыркаясь через головы, лапы и хвосты.
– Мы все умрём! Мы все умрём! – верещал Туни по привычке.
Потом он вдруг вспомнил, что вообще-то умеет летать, и активно замахал крыльями, пока все остальные продолжали камушками падать вниз. Тиктики Первый делал это молча, а мы с Банти орали так, будто наступил конец света. Ну, для нас он, может, и правда наступил.
Мы падали и падали, и я уже начала подозревать, что наше падение никогда не кончится. На земляных стенах туннеля висели маски раккошей и старинные картины с изображением змей. Мимо мелькали полки с лимонадом и самокрутящиеся скакалки, проносились скейты без колёс. Мы пролетали мимо огромных афиш романтических фильмов с красочными танцами и песнями, мимо книг с самостоятельно перелистывающимися страницами, пиратов с блестящими саблями, мерцающих солнечных систем, в которых постоянно сменялись день и ночь. Системы напоминали ту, которую я недавно разрушила в сражении с мамой Нила – Царицей раккошей. Мы проносились мимо крепостей в пустынях и красивых замков, белокурых и черноволосых куколок «Принцесса Просто Прелесть». Мы летели мимо знакомых сказок, старых и совсем новых, а также мимо множества бабочек всех форм, цветов и размеров. Бабочек, таких ярких и волшебных, что они освещали всё вокруг себя.
Я уже решила, что мы никогда не доберёмся до Парсиппани, и даже почти перестала бояться и начала привыкать к тому, что ничто мне не подвластно, и можно лишь падать, как сорвавшаяся с неба звезда.
Но, в конце концов, мы всё-таки брякнулись со стуком на дно кроличьей норы. Я ойкнула. Никто не насыпал к нашему приземлению кучу сухих листьев, как в той, другой, сказке. Пол был выложен твёрдой чёрно-белой кафельной плиткой.
– Давайте больше так не будем делать, – пискнул Туни.
– Тебе-то что жаловаться? Летел себе и летел. – Я потёрла ноющий бок.
Банти, тихо постанывая, поглаживал лапой ухо. Тиктики Первый моргал и вытягивал язычок так далеко, а втягивал так быстро, что каждый раз хлопал себя им по глазу, – похоже, тоже был не в восторге от полёта.
– И что, нам теперь нужно выпить чаю с белым кроликом? – спросила я, оглядывая смутно знакомую комнату. Стулья и столы были закреплены на стенах туннеля.
– Нет, мы в другой части истории.
Туни махнул крылом – в стене напротив располагались три дверцы, такие маленькие, что никто из нас в них пролезть не мог. Вокруг было натыкано и навешано множество указателей, и на всех написано одно и то же: «НЬЮ-ДЖЕРСИ».