В то время как вторые – принудительно чистили, точнее даже – немилосердно драили абразивно-угольным порошком, Леваневскому зубы, тщательно мыли и обрабатывали дезинфицирующим и противомикробным физиораствором ему волосы и все кожные покровы тела, начиная с лица и заканчивая давным-давно огрубевшими от приобретенного Германом уже на Плутоне плоскостопия пятками.
Вся эта, неукоснительно обязательная и строго регулярная, операция по утреннему «умыванию» Старателя отнимала ровно 10 минут и заканчивалась всеобъемлющей «просушкой» тела Германа не только чисто снаружи, но даже в самых его потаенных местах.
А уже и тоже ровно через 10 секунд, по совершенно непонятной причине Суперком вообще почему-то тяготел именно к десятичной системе счисления всего и вся, «зеленый» сигнал-сирена «Тревоги» без всякого предупреждения сменялся своим нетерпеливым кроваво-красным собратом в совокупности с невыносимо-требовательным воем и свистопляской. Одновременно с этим и, опять же, без всякой прелюдии, специальные устройства-«катапульты» старательно выпихивали, а то, ввиду чрезвычайно низкой силы тяжести на Плутоне, и просто вышвыривали пинками под зад, своих прежних, а теперь уже «взбодренных» и насильственно почти что «освежёванных», обитателей-каторжан из их уютных «гробов трамп-пампама» наружу – в заиндевевшие объятия Бытовки и навстречу очередному рабочему дню.
Ну а дальше уже начиналась форменная и единобразная тягомотина Дежурной смены Старателя Титановых Рудников Плутона, в процессе которой Суперком неизменно и ежесекундно, при этом дистанционно, контролировал каждый шаг, каждый вздох и даже любой робко-неосторожный чих самосознания Германа – как самостоятельной и давным-давно сформировавшейся Личности…
На практике, то есть в процессе работы Германа на «командном» посту и в подземных шахтах Рудника, эта навязчиво-занудная «опека» новобранца-Старателя «сверхмудрым» и «сверхпредусмотрительным» Суперкомом неизменно оборачивалась бесконечной чередой-речитативом всевозможных инструкций и указаний. Причем – на все, без исключения, случаи жизни и возможные, даже пока ещё и чисто гипотетические, телодвижения Германа.
Выглядело это как-то так: «Старатель Эйрфорс-737, напоминаю, что неисправный модуль с визуально-изотопной маркировкой «А-12» необходимо заменить на модуль с точно такой же маркировкой «А-12», но уже полностью новый и доставленный с Космобазы!.. Старый и негодный к эксплуатации модуль надлежит незамедлительно отправить в стандартном контейнере на склад Космобазы…»; «Старатель Эйрфорс-737, обращаю ваше внимание, что вы слишком часто, необоснованно и явно во вред исполнению ваших прямых служебных обязанностей, отвлекаетесь на пустопорожние разговоры с напарником! Делаю вам официальное замечание! Следующий раз – на вас будет наложен штраф за отлынивание от работы!..»; «Старатель Эйрфорс-737, вы только что, чуть было не пропустили тревожный сигнал о неисправности от подопечного вам «рудокопа» РД-39! Срочно разберитесь в том, что происходит в подведомственной вам шахте с дорогостоящим роботом! И немедленно доложите об исполнении! Делаю вам устное предупреждение о неполном служебном соответствии!..»; «Старатель Эйрфорс-737, вы только что чуть не пропустили очередной прием пищи… Это может быть приравнено к попытке саботажа!..»; ««Старатель Эйрфорс-737, вы…»
И так далее…
Вплоть до казуистической бесконечности – в пределах «машинной» фантазии и изобретательности Суперкома. Особенно, в части выявления им очередных «проступков» и «огрехов» в службе новоиспеченного Старателя-каторжанина Леваневского!
Дальше – больше…
Даже после окончания Дежурных Смен, которые длились тоже и ровно 10 часов, Герман, равно как и его товарищ по несчастью Муха, всё равно не принадлежали сами себе и никак не становились, пусть и на время, единоличными хозяевами и единственными распорядителями своего вялотекущего настоящего… Не говоря уже об их эфемерном и не подвластном даже самой богатой фантазии «будущем»!
И всё потому, что такие фундаментальные и незыблемые для любого нормального человека понятия, как «отдых» и «личное временя» заключенных, были на Плутонианской Каторге весьма относительными. Особенно, если учесть тот факт, что на практике они находили своё выражение в принудительно-гарантированном Суперкомом Старателям ежедневном 8-ми часовом сне и безусловном праве на личную порцию легкомысленных и заведомо бездумно-слащавых «зрелищ».
Эти самые, умышленно отупляющие нормального человека «зрелища», возможность просмотра, точнее – «прочувствования», на собственной шкуре которых великодушно предоставлял всем каторжанам Суперком, на практике обеспечивал так называемый «развлекательный» модуль, он же – мнемо-экшэн комбайн, допотопных «гробов трамп-пампама».
При этом, «фабрика грез и несбыточных мечт» автоматически и помимо воли Старателей автоматически и напрямую подключалась к гермошлемам скафандров, как только каторжане, после очередной Дежурной Смены и возвращения в Бытовку, вновь оказывались в своих тюремных «колыбелях». Основной репертуар её мнемо-экшэнов особым разнообразием не отличался и в основном ограничивался всевозможными виртуальными «ходилками», «бродилками», «стрелялками» и комедийными «дуремарками»[14]
. Все эти «супертворения» воспаленно-бредящего разума, без исключения, были либо откровенно фэнтазийного содержания. Либо имели в основе своих банально-незамысловатых сюжетов преднамеренно вымышленные события из далекого прошлого человеческой цивилизации. Равно как и соответствующий им пошло-вычурный антураж и многократно перевранные ремесленниками-создателями мнемо-экшэнов псевдоистории… Но и чаще всего, мнемо-экшэны, в которых Старателям предоставлялась возможность сыграть роль одного из действующих персонажей, а то и самого главного героя, представляли собой низкопробные «мыльные оперы». Ну или донельзя примитивные «ролевые» и «псевдоприключенческие» компьютерные игры по мотивам фолк-хистори конца 20-го и начала 21 веков… При этом все, без исключения, навязываемые каторжанам в качестве своеобразной замены их «личной жизни» мнемо-экшэны были тщательно и со знанием дела отцензурированы Суперкомом. При чем, не только на предмет наличия в них даже малейшего намека на чрезвычайно, по мнению властей, зловредную для текущего мироощущения Старателей эротику, но и вообще на любые хитросплетения вполне естественных и чарующих своей многогранностью человеческих отношений. Ну а уж за этим-то Суперком следил особо привередливо и строго. Из-за чего все предлагаемые Старателям мнемо-экшэны были им изначально и вполне умышленно лишены даже чисто иллюзорной и потому вполне безобидной привязки к текущей реальности и событиям как настоящего, так и совсем не далекого и лично прожитым самими заключенными прошлого…
И так продолжалось изо дня в день, из Смены в Смену и, главное, в удручающе замкнутом, и притом абсолютно бессмысленном и заведомо безнадежном для его, Германа, как человека, самосовершенствования и личностного развития, цикле работа-сон-работа…
Но даже не это больше всего раздражало Германа в его текущей, сугубо подневольной и однотипно-беспросветной, жизни-каторге на Плутоне. Но, и прежде всего, то, что ни ночью, ни днем, если таковыми, конечно, можно было назвать его сны в «гробу трамп-пампама» и Дежурные Смены, Герману не давала покоя кошмарно назойливая мыслемешалка в его голове. Её неумолимые, и к тому же свинцово-тяжелые, жернова из его подсознательных страхов и с каждым мгновением всё более возрастающей безнадеги с оглушающим скрипом и скрежетом вращались вокруг всего лишь одного, но теперь для Леваневского самого главного и краеугольного, вопроса:
«Зачем ему, осужденному на пожизненное заключение каторжанину, и дальше цепляться за свою никчемную жизнь?»
С этим занудно-навязчивым и, одновременно с этим, по-детски наиглупейшим вопросом в стиле бессмертного самопиарного слогана Гамлета: «To be, or not to be?!» Герман начал приставать к всезнайке-напарнику Мухе уже начиная со своих первых же смен. Хотя и сформулировал его несколько по-иному и в своеобразно-фривольной авторской трактовке:
«Зачем Суперком вообще пичкает Старателей ежедневными и совершенно бессмысленными по своей сути и нелепому содержанию мнемо-экшэнами, если нынешним каторжанам уже и в принципе не суждено когда-либо покинуть Плутон и снова вернуться к их прежней, нормальной и вполне естественной для обычного человека, жизни?»
Вначале Муха даже и слушать его не хотел. Он лишь выразительно и вполне недвусмысленно крутил указательным пальцем у воображаемого виска своего гермошлема и при этом смотрел на Германа, как на безнадежно чокнутого романтка-идиота.
Но однажды, когда Герман уже совсем было отчаялся дождаться от напарника хоть какого-то вразумительного ответа на мучавший его самого вопрос, Муха неожиданно сдался. И даже терпеливо, хотя и в плохо скрываемом раздражении, поведал Леваневскому душещипательную историю о том, как оно вообще всё начиналось на промозгло-далеком Плутоне и его Титановых Рудниках…
С его слов по первоначальному замыслу Корпорации на Плутоне вообще и ни разу не планировалось использовать в качестве бесплатной рабочей силы пожизненно заключенных людей. Их всех, по идее, должны были заменить на Титановых Рудниках бездушные роботы-рудокопы и заботливо их обслуживающие андроиды-киборги. Тем более, что опыт в создании последних – путем замены управляющих систем стандартных андроидов-«распорядителей» живым мозгом приговоренных Лигой Наций к смертной казни преступников – у Корпорации был. К тому же – немалый и вполне себе даже образцово-показательный – как с точки зрения уже достигнутых результатов, так и последующих перспектив.
Однако, и снова по словам того же Мухи, до этого априори неслыханный по своей бесчеловечности и кощунству эксперимент по высокоприбыльной для мирового сообщества «утилизации неисправимых преступников» на Рудниках Плутона уже через месяц после его начала закончился. Причнм не только грандиозным провалом-фиаско, но ещё и оглушительным скандалом – как на Земле, так и во всей Солнечной Системе.