Вдруг распорядитель поднял руку. Воцарилась тишина.
— Сегодня я приготовил для вас нечто особенное.
Акустика арены позволяла расслышать даже шепот, да и сам распорядитель знал, что делать. Его бархатный голос приковывал внимание.
Он махнул рукой в сторону невысокого крытого загона, сооруженного за ареной. Жестом поманил кого-то к себе — раз, потом другой, и наконец в тени под навесом что-то зашевелилось.
На арену шагнул юноша. По толпе пробежал смутный шепот. С нарастающим изумлением все смотрели, как невольник прошел по желтому песку и поднялся на помост. На первый взгляд ничего особенного в нем не было.
— Девятнадцать лет, и здоровье отменное, — распорядитель хлопнул раба по спине. — Вы поглядите, для домашней работы — что надо!
По рядам зрителей прокатился хохот. Валорианцы подталкивали друг друга локтями и хвалили распорядителя. Развлечь публику он умел.
Раб был никудышный. Кестрель он показался настоящим дикарем. На скуле у него красовался синяк: видимо, парень недавно подрался, — стало быть, с ним будут проблемы. С такими мускулистыми руками он скорее подошел бы на роль погонщика скота — это понимали все. Сложись его жизнь иначе, из него получился бы хороший домашний раб. Светло-каштановые волосы всегда нравились валорианцам, и, пусть на таком расстоянии трудно было разглядеть лицо юноши, в его осанке чувствовалось достоинство. Однако к домашней работе он явно не привык. Судя по бронзовому загару, он годами трудился под солнцем, его кожа приобрела бронзовый оттенок, и в ближайшее время ему, без сомнения, предстояло вернуться к работе на улице. Наверняка его купит кто-нибудь, кому нужен носильщик или строитель.
Распорядитель торгов продолжал ломать комедию:
— Возьмите его прислуживать за столом!
Снова раздался смех.
— Или лакеем!
Валорианцы схватились за бока и принялись махать распорядителю, мол, прекрати же, и так уморил.
— Давай уйдем, — попросила Кестрель подругу, но Джесс притворилась, что не слышит.
— Хорошо, хорошо, — ухмыльнулся распорядитель. — На самом деле парень не такой уж бесполезный. Честью клянусь, — добавил он, положив руку на грудь. В толпе вновь раздались смешки: всем известно, что у гэррани чести нет. — Этот раб обучен кузнечному делу. Пригодится любому военному, особенно офицеру, у которого есть личная охрана и много оружия.
Послышался заинтересованный шепот. Среди гэррани редко встречались кузнецы. Будь здесь отец Кестрель, он бы, наверное, сделал ставку. Его охрана часто жаловалась, что городской кузнец работает спустя рукава.
— Ну что, приступим? — крикнул аукционист. — Пять пилястров. Начнем с пяти бронзовых пилястров за мальчишку? Дамы и господа, наемному кузнецу вы заплатите намного больше!
— Пять, — отозвался кто-то.
— Шесть.
И ставки посыпались одна за другой.
Толпа за спиной у Кестрель напоминала каменную стену. Ни пошевелиться, ни посмотреть в лицо. Внимание Джесс привлечь не получалось. Поэтому — и только поэтому! — Кестрель не сводила глаз с раба.
— Ну же! — не унимался распорядитель. — Он стоит никак не меньше десяти!
Плечи раба напряглись. Торги продолжались.
Кестрель прикрыла глаза. Когда цена дошла до двадцати пяти пилястров, Джесс спросила:
— Кестрель, тебе нехорошо?
— Да.
— Сейчас все закончится, и мы уйдем. Уже скоро.
Новых ставок не появлялось. Похоже, раба продадут за двадцать пять пилястров. Жалкая сумма, но кто согласится отдать больше за работника, который будет трудиться на износ и очень скоро утратит силы и здоровье?
— Досточтимые валорианцы, — снова заговорил распорядитель. — Я забыл кое-что упомянуть. Вы уверены, что вам не нужен домашний раб? Парнишка умеет петь.
Кестрель открыла глаза.
— Вообразите, музыка на званом ужине, гости будут в восторге! — Распорядитель торгов бросил взгляд на раба, который стоял с гордо поднятой головой. — Давай, спой нам.
Только тогда раб пошевелился. Движение было едва заметным, но Кестрель услышала, как Джесс шумно выдохнула: обе почувствовали, что на арене вот-вот может начаться драка.
Аукционист что-то прошипел на гэрранском — Кестрель не разобрала слов. Раб тихо ответил на том же языке:
— Нет.
Возможно, он не знал, как хорошо все слышно на арене. Возможно, ему было все равно, что такое простое слово может понять любой валорианец. Сейчас это уже неважно — аукцион можно считать законченным. Ставок больше не будет. Тот, кто предложил двадцать пять пилястров, уже наверняка жалеет об этом. Никому не нужен упрямый раб, который не слушается даже своих.
Но Кестрель тронула его непреклонность. В том, как гордо юноша расправил плечи, она узнала себя в те моменты, когда отец требовал от нее невозможного.
Распорядитель торгов пришел в ярость. В такой ситуации нужно либо закрывать аукцион, либо еще раз предложить поднять цену. Но он стоял как вкопанный, сжав руки в кулаки, — вероятно, пытался решить, как лучше наказать непослушного юнца, прежде чем тот отправится в пыльные каменоломни или в жаркую кузню.
Рука Кестрель поднялась сама собой.
— Один клин.
Аукционист обернулся и пробежал глазами по толпе. Когда он увидел Кестрель, на его лице блеснула хитрая улыбка.
— А-а, — воскликнул он, — другое дело! Госпожа знает цену товару!
— Кестрель, — Джесс потянула ее за рукав. — Ты что творишь?
Голос распорядителя разнесся по арене:
— Один клин — раз… Один клин — два…
— Двенадцать клиньев! — закричал мужчина, стоявший в конце полукруга, прямо напротив Кестрель.
Распорядитель торгов изумленно раскрыл рот.
— Двенадцать?
— Тринадцать! — послышалось с другой стороны.
Кестрель мысленно выругалась. Если уж она решила предложить ставку — и зачем только она это сделала? — нужно назвать сумму поменьше. Все вокруг смотрели на нее, дочь генерала, светскую пташку, которая, по их мнению, только и делает, что порхает с одного шикарного приема на другой. Они решили…
— Четырнадцать!
Решили, что раз она захотела купить этого раба, значит, он того стоит. Вероятно, в нем есть что-то особенное.
— Пятнадцать!
Жгучее желание узнать, что именно, заставляло их все повышать и повышать цену.
Раб теперь смотрел прямо на нее — неудивительно, ведь именно она начала это безумие. Невидимый маятник в душе Кестрель качался между возможностью выбора и предопределенностью.
Она подняла руку.
— Двадцать клиньев.
— Во имя небес, милочка, — сказала остролицая женщина. — Отступитесь! Зачем на него ставить? Потому что он певец? Зачем вам их пошлые застольные песенки?
Кестрель даже не взглянула на нее. На Джесс она тоже не смотрела, хотя чувствовала, что подруга в волнении ломает руки. Кестрель не сводила глаз с раба.
— Двадцать пять! — раздалось сзади.
Цена уже вышла за рамки суммы, которой располагала Кестрель. Распорядитель торгов окончательно растерялся от неожиданности. Ставки продолжали расти. Голоса доносились со всех сторон и будто подхлестывали друг друга. Казалось, толпу валорианцев связывает невидимая нить азарта.
Среди всеобщего воодушевления голос Кестрель прозвучал безжизненно:
— Пятьдесят клиньев.
От внезапно наступившей тишины зазвенело в ушах. Рядом ахнула Джесс.
— Продано! — воскликнул аукционист. Его лицо сияло от восторга. — За пятьдесят клиньев! Победитель торгов — леди Кестрель!
Рабу велели спуститься с помоста, и лишь тогда он потупил взгляд. Он смотрел себе под ноги так внимательно, будто на песке была начертана его судьба. Распорядитель подтолкнул юношу к навесу.
Кестрель с трудом вдохнула. Руки и ноги совсем не слушались. Что же она наделала?
Джесс подхватила ее под локоть.
— Ты, похоже, заболела!
— Нет, просто знатно раскошелилась, — снова встряла остролицая. — Ваша болезнь называется проклятием победителя.
Кестрель обернулась.
— Что это значит?
— А вы, я смотрю, редкий гость на торгах? Проклятие победителя — это когда выигрываешь аукцион, заплатив непомерную цену.
Толпа редела. Распорядитель торгов расхваливал нового раба, но невидимая нить, которая притягивала валорианцев к арене, уже ослабла. Представление закончилось. Теперь ничто не мешало Кестрель уйти, но она почему-то не могла пошевелиться.
— Я ничего не понимаю, — пожаловалась Джесс.
Кестрель и сама не понимала. О чем она только думала? Что и кому хотела доказать? «Нечего тут доказывать», — сказала она себе. Кестрель повернулась спиной к арене и заставила себя сделать шаг вперед, оставляя все, что натворила, позади.
2
Зал ожидания для покупателей представлял собой террасу, с которой открывался вид на улицу. Внутри стоял стойкий запах пота. Джесс ни на шаг не отходила от подруги, опасливо поглядывая на железную дверь в углу. Сама Кестрель изо всех сих старалась не смотреть в ту сторону. Она никогда раньше здесь не бывала. Покупкой домашних рабов занимался либо ее отец, либо управляющий.
Аукционист стоял возле мягких кресел, поставленных для валорианцев.
— Ага! — заулыбался он при виде Кестрель. — Вот и победительница! Я боялся, что заставлю вас ждать, поэтому ушел с арены, как только смог.
— Значит, вы лично встречаете всех покупателей? — удивилась Кестрель его услужливости.
— Только избранных.
Кестрель стало любопытно: слышен ли их разговор через решетку окошка в двери?
— В остальных случаях, — продолжил распорядитель, — оплату принимает моя помощница. Она сейчас на арене, пытается пристроить близнецов к господам. — Он закатил глаза, всем своим видом показывая, как хлопотно продавать родственников вместе. — Ну, — пожав плечами, добавил он, — может, кому-то нужен комплект.
В зал вошли еще двое валорианцев, муж и жена. Распорядитель улыбнулся, предложил им присесть и заверил, что вот-вот освободится.
— Это знакомые моих родителей, — прошептала Джесс. — Ты не против, если я пойду поздороваюсь с ними?