— Сначала научись не попадаться, — усмехнулся Бром и прижал раскаленный металл к правой щеке Эдрика.
Боль была невыносимой. Запах горелой плоти наполнил ноздри. Эдрик закричал, но крик перешел в животный вой, когда кузнец медленно провел прутом, выжигая узор.
— Вот так, — удовлетворенно произнес Бром, отбрасывая прут. — Я назвал этот узор «Крысиный хвост». Подходит для такого, как ты.
Он отпустил Эдрика, который скорчился на полу, прижимая руку к обожженной щеке. Слезы непроизвольно текли из глаз, смешиваясь с кровью и сукровицей.
— А теперь убирайся, — Бром пнул его под ребра. — И не попадайся мне больше на глаза.
По телу Эдрика прошла волна ненависти, затмившая даже боль от ожога. Он почувствовал, как эта ненависть фокусируется, кристаллизуется в нечто твердое и острое, как клинок. В этот момент он понял, что однажды вернется. Не как мальчишка-вор, а как нечто большее, нечто ужасное. И тогда Бром пожалеет о своем "уроке".
С трудом поднявшись на ноги, Эдрик, шатаясь, вышел из кузницы. Голова кружилась от боли, во рту пересохло. Он знал, что не может вернуться в Подбрюшье в таком состоянии — запах крови привлечет крыс, а вид раны вызовет насмешки. В Братстве не было места слабым, а сейчас он был слаб, как никогда.
Шатаясь, он побрел по переулкам, стараясь держаться в тени, пока не оказался на Ремесленной улице, где располагались мастерские различных ремесленников. Прислонившись к стене, он пытался собраться с мыслями, когда взгляд его упал на небольшую лавку с вывеской «Арне и сыновья, изготовление масок».
Маски... Эдрик вспомнил, как однажды мать рассказывала ему о далеких землях, где люди носили маски во время карнавалов, скрывая свои истинные лица и становясь кем-то другим — богами, демонами, героями. Сейчас, с обожженным лицом и душой, полной ненависти, он как никогда хотел стать кем-то другим.
В витрине были выставлены разнообразные маски — карнавальные, театральные, ритуальные. Но внимание Эдрика привлекла стоящая в самом дальнем углу маска из темного металла, напоминающего железо. Без украшений, без причудливых форм — простое, почти грубое изображение человеческого лица с прорезями для глаз и рта.
Что-то в этой маске притягивало его взгляд, не отпускало. Она казалась одновременно древней и вневременной, простой и загадочной. В отличие от других масок, которые выглядели радостными или гротескными, эта излучала силу и таинственность.
В этот момент из лавки вышел хозяин, запирая дверь. Мастер Арне — невысокий, сутулый старик с седой бородой, заплетенной в две косички — обернулся и заметил Эдрика.
— Мальчик, тебе нужна помощь? — он шагнул вперед, но тут же отшатнулся, увидев рану на щеке. — Святая Катарина! Что с тобой случилось?
Эдрик не ответил. Его взгляд был прикован к железной маске. Что-то в ней притягивало, звало. Ему казалось, он слышит тихий звон, исходящий от металла.
— Мальчик? — Мастер Арне помахал рукой перед его лицом. — Тебе нужен лекарь.
— Эта маска, — хриплым голосом произнес Эдрик. — Сколько?
Старик оглянулся на витрину.
— Железная? Она не продается. Семейная реликвия, выставлена просто для демонстрации мастерства. Ей больше трехсот лет.
— Трехсот? — переспросил Эдрик, не отрывая взгляда от маски. — Она выглядит... новой.
— Странное дело, — кивнул Арне. — Не ржавеет, не тускнеет. Мой прадед говорил, что она сделана из особого металла, из метеорита, упавшего в Северных пустошах. Но это, скорее всего, просто семейная легенда.
— Продай мне ее, — в голосе Эдрика звучало отчаяние.
— Даже если бы я хотел, ты не смог бы заплатить, — покачал головой Арне. — Пойдем, я отведу тебя к Знахарке Ульме. Она поможет с ожогом.
Он протянул руку, но Эдрик отпрянул. В его глазах появилось что-то дикое, первобытное.
— Я должен получить эту маску, — прошептал он.
— Почему? — спросил старик, внимательно вглядываясь в лицо мальчика. — Что тебя так привлекает в ней?
Эдрик не знал, что ответить. Он не мог объяснить это странное влечение, это ощущение, будто маска зовет его по имени. Какая-то часть его сознания понимала, что это безумие, но другая, более сильная часть требовала заполучить маску любой ценой.
Прежде чем старик успел ответить, с конца улицы донеслись крики и свист — патруль городской стражи приближался, проверяя каждый переулок. Видимо, поиски пойманного и сбежавшего вора продолжались.
— Стража! — Мастер Арне заметно напрягся. — Тебя ищут?
Эдрик кивнул, не отрывая взгляда от маски.
Старик колебался лишь мгновение.
— Быстро внутрь, — он снова открыл дверь. — Я не выдаю детей страже, даже воришек.
Внутри мастерской пахло кожей, красками, клеем и деревом. Полки были заставлены заготовками масок разных форм и размеров. Рабочий стол у окна был завален инструментами, полосками кожи, перьями и блестками.
— Сиди тихо, — Мастер Арне выглянул на улицу. — Они скоро пройдут.
Эдрик оглядел мастерскую, автоматически отмечая ценные предметы и возможные пути бегства — привычка, выработанная годами выживания. Но его внимание снова и снова возвращалось к ощущению присутствия железной маски. Он не видел ее через витрину, но чувствовал — словно тепло, исходящее от невидимого костра.
Эдрик отступил в глубину мастерской, глаза его лихорадочно блестели. Боль от ожога пульсировала в такт с сердцебиением, но сейчас ею руководило что-то более сильное, чем физическая боль. Он должен был получить эту маску.
Оглядевшись, он увидел небольшую дверь, ведущую в заднюю комнату. Бесшумно проскользнув туда, он оказался в жилом помещении мастера — скромная кровать, стол, заваленный книгами, шкаф с одеждой. А на стене, прямо напротив входа, висела та самая маска.
Эдрик замер, завороженный. Вблизи маска выглядела еще более странной и притягательной. Металл имел едва заметный синеватый оттенок, поверхность была идеально гладкой, без следов работы инструментами. Создавалось впечатление, что маска не была создана — она просто возникла в таком виде.
Под ней на столике лежала книга, раскрытая на странице с рисунком, изображавшим ту же маску, но надетую на человека. Подпись под рисунком была на незнакомом языке, но отдельные символы казались смутно знакомыми — похожие знаки Эдрик видел в книгах, которые его отец иногда изучал по ночам.
Не задумываясь ни на секунду, Эдрик снял её со стены. Металл был неожиданно теплым, почти горячим. Маска казалась тяжелее, чем должна была быть, словно весила не как кусок железа, а как сама судьба.
— Что ты делаешь? — голос Арне раздался за спиной. — Положи её на место! Эта вещь не для таких, как ты.
— Она моя, — прошептал Эдрик, крепче сжимая маску.
— Ты не понимаешь, с чем имеешь дело, мальчик, — в голосе старика звучал страх. — Эта маска... не просто предмет. Она... живая. Она выбирает носителя.
— Выбирает? — переспросил Эдрик, чувствуя, как металл словно пульсирует в его руках. — Что значит выбирает?
— Моя семья хранит эту маску уже десять поколений, — тихо произнес Арне. — За это время многие пытались надеть ее — из любопытства, из жадности, из желания обрести силу, которую, как говорят легенды, она дарует. Но для большинства она оставалась просто куском металла, холодным и мертвым.
Старик сделал шаг ближе, его глаза смотрели не на Эдрика, а на маску в его руках.
— Лишь трижды за всю историю маска "пробуждалась", — продолжил он. — Выбирала того, кого считала достойным. И каждый раз это заканчивалось... странно. Тот, кого она выбирала, менялся. Становился чем-то большим, чем просто человек.
— Она выбрала меня, — Эдрик повернулся, глядя на старика сквозь прорези для глаз.
— Не надевай её! — Арне шагнул вперед, протягивая руку.
Но было поздно. Эдрик уже прижал холодный металл к лицу, ощущая, как края маски соприкасаются с кожей вокруг обожженной щеки.
В тот же миг произошло нечто, чего ни Эдрик, ни, судя по выражению ужаса на лице, Мастер Арне не ожидали.
Маска ожила.
Металл, казавшийся твердым и негнущимся, вдруг стал податливым, как воск. Он растекся по лицу Эдрика, покрывая каждый дюйм, включая обожженную щеку. Там, где раскаленный прут оставил метку «Крысиного хвоста», маска, казалось, становилась тоньше, почти прозрачной, свиваясь с обожженной плотью в единое целое.
Боль была невыносимой, но странным образом отличалась от боли ожога. Это было ощущение трансформации, словно каждая клетка его лица перестраивалась, меняла свою сущность. Эдрик чувствовал, как металл проникает под кожу, сливается с плотью, костями, как маска не просто прикрывает, а становится его новым лицом.
Эдрик хотел закричать, но не мог — рот оказался запечатан металлом, который словно проникал под кожу. Он чувствовал, как тысячи невидимых нитей вплетаются в его плоть, соединяясь с нервами, кровеносными сосудами, костями. Боль была невыносимой, и в то же время... сладкой. В ней было обещание силы, обещание мести, обещание новой жизни.
Мастер Арне отступал, шепча молитвы Святой Катарине и делая защитные знаки. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как черты маски, прежде безликие и простые, начали меняться, отражая черты лица под ними.
— Маска избранника, — прошептал он. — Легенды... они правдивы.
— Что... что происходит? — выдавил Эдрик, удивляясь собственному голосу, который теперь звучал глубже, с металлическим резонансом, словно эхо в пустой пещере.
— Единение, — ответил Арне, все еще отступая. — Слияние человека и артефакта. Начало преображения.
Эдрик упал на колени, схватившись за горло. Он не мог дышать. Железо проникало всё глубже, сливаясь с кожей, плотью, сущностью. Комната вокруг расплывалась, цвета становились ярче, звуки — громче. Он слышал удары сердца старого мастера, чувствовал запах его страха, видел пыль, танцующую в солнечном луче.
— Что... что происходит со мной? — его голос изменился, стал глубже, резонируя внутри металла с гулким эхом.
— Ты соединился с ней, — Арне смотрел на него с смесью страха и благоговения. — Или она с тобой. Теперь вы одно целое.