Навера — красивейшая самка стаи. Ей пока всего тринадцать… Да, молодая, но уже столько волколаков о неё глаза ломало, что я готовился к постоянным дракам, пока не сделаю её своей. И вот, брат при всех, на отборе невест, нагло заявил, что собирался её у меня отбить!
— Ты забываешься, — мрачно напомнил Альфа Вагру, метнув на меня строгий взгляд «не смей». Отец ясно ощутил, что я был готов немедля вступить в драку за свою будущую самку.
Навера — моя!
Волколачка быстрая, опасная… Она играла со мной, играла с другими, и с моим братом тоже… Об этом я знал, но молчал, ибо она ещё не вступила в окончательную пору становления полноценной самки, хоть и была на грани, а мне не оставалось ничего другого, как ждать!
Подчиню Наверу, сделаю своей, поставив метку, и только брачный гон начнётся — попрошу отца позволить нам союз.
Я стоял подле дерева, сложив руки на груди, чтобы не выдать, как они чешутся, набить морду зарвавшемуся брату. Младший не понимал, как было шатко его положение, но был близок к тому, чтобы я его проучил.
Всё же я — старший. У меня в руках сила тоже играла, просто в отличие от Вагра, её не выпячивал на каждом углу. Да, понимал, что с моей смешанной кровью, чистокровность масти не перебить, но то — со временем, а пока… пока мог задать трёпку!
Мысль оборвалась. Я бросил косой взгляд на дальние хоромины из-за которых выглядывала Навера. Давно её учуял, она знала, что ей тут не место, но удержаться от любопытства не могла. Ещё бы! Другие самки… пусть и человеческие! А вдруг кто лучше её окажется! И она уже поймала на прицел мелкую человечку. Зелёные глаза сверкнули лютой злобой…
Навера заранее ненавидела человечку, которую Альфа наметил в невесты моему брату.
Мне это не понравилось. Очень. И дело не в младенце, а в том, что моей невесте не стоило волноваться за судьбу моего брата.
Недоброе предчувствие неприятно кольнуло душу.
Я мрачно глянул на стаю, но отца, на брата… Он был слишком самонадеян. Мог огрызаться, но в итоге будет так, как Альфа говорил.
Запоздало посмотрел на землю и на миг выпал из жизни — миллионы звёзд вспыхнули, меня ослепляя, мир сузился до крохотного кусочка нежной плоти… Такой молочной и сладкой… человеческой девочки, в синющих глазах которой я тотчас утонул.
Меня не отпускало, и это разозлило. Я нервно сморгнул наваждение, мотнул головой прогоняя звёзды и синь её безбрежных глаз…
Не-е-ет, мне этого не нужно!
Но девочка уже доползла до дерева, где стоял я. С любопытством таращилась снизу-вверх — на меня, опять поражая необычайной синевой огромных глаз и… беззубо улыбалась.
— Беги от них, кусок молочной плоти, — поморщился виду мелкой невесты. — Э-э, — лениво окрикнул брата и отца, — жалкая картина смотреть, как дичь вы делите. Пока грызётесь, она от вас убежит!
Но Альфа и Вагр продолжали спорить из-за невест и того, что младший совсем зарвался, и скоро огребёт от отца.
Я собирался ещё чуть повысить голос, но вместо этого покосился вниз — мелкая человечишка ухватила меня за кожаную штанину и встала, шатаясь на неокрепших ножках.
— Кыш отсюда, — процедил я, опять уставляясь на рычащих свояков. Секундой погодя осознал, что человечишка меня не послушала, продолжала за меня держаться.
— Ты что не поняла? — глухо оскалил клык для устрашения. Для пущего вида и ногой дёрнул, избавляясь от нелепого создания — мелкая тотчас завалилась наземь. Её звонко-пронзительный голосок прорезал площадь. Меня аж перекосило от отвращения. Звук был мерзкий и бьющий по ушам.
Я деланно отвернулся, пытаясь не обращать внимания, но мелкая с той же упрямостью продолжала истошно орать и неуклюже кувыркаться по земле, вставая на карачки.
Заметили это многие, но разговор Альфы и Вагра их занимал больше. И тогда я не вытерпел. Поднял покрасневшую девочку с мокрыми от слёз глазами, которые тотчас меня опять утопили в своей синеве.
— Проклятие моё, — я проглотил злобный рокот и даже тряхнул головой, прогоняя навязчивое наваждение.
Только чуть полегчало, торопливо зашагал к отцу и брату. Я не желал больше видеть и слышать это жуткое создание. Потому нёс её на вытянутых руках и морщился от очередных всхлипов и плаксивых выдохах.
— Держи, — вручил опешившему брату, вклинившись между отцом и Вагром. — Нормальная у тебя невеста. И пахнет отменно, — для вида сильнее скривился, потому что мелкая обоссалась. — И быстрая, того глядишь — станешь первым, кто невесту не догонит, — без улыбки кивнул.
Вагр окатил меня такой ненавистью, что я отступил, впервые радуясь, насолив младшему.
То, что в стаю сегодня лучше не возвращаться знал наверняка. Брат не просит. Зато отец хмыкнул, оценив шутку. А вот Вагр — нет! Отомстит — тут и в лес ходить не надо. Поэтому мне лучше затаиться… на день-другой.
Без раздумий в прыжке обернулся волком и помчался прочь, разрезая ветер.
В лес — значит в лес! На охоту… И гон пропущу. Не желаю слышать бабские крики, бесноватые рычания и победный вой свояков, сходящих с ума от Луны и гона!
Глава 6
Рагнар
Не собирался следить за человечкой, но когда через несколько лет Альфа меня приставил к двум своякам, отвечающим за резервацию, куда мелкую отдали на доращивание, не удержался. Хоть и попытался увильнуть от повинности:
— С каких пор молодые за невестами присматривать должны?
Отец был непреклонен:
— Я тебе доверяю. Ты в отличие от остальных умеешь себя держать в руках, и даже зов Луны переживаешь как редкий Зверь. Твой нос и глаза мне нужны. Тем паче, в этой резервации невеста твоего брата. Вы с ним не ладите, но ты понимаешь насколько важно не дать её испортить!
Отец был НЕ прав только в том, что меня должна была волновать такая ерунда, как порча невесты брата. Отнюдь! Я был не против такого расклада, если бы…
Вот только это «если бы» существенно меняло суть.
Селение стояло за несколько сотен верст от нашего главного лагеря. Это было необходимо, дабы волколаки не чуяли призывность невест в кровные дни, а, сходя с ума в Лунные, не мчались потрошить резервацию.
Расстояние спасало людей от лютости Зверей и только приставленные имели возможность чаще бывать в селении и то — менялись каждый сезон, ибо справиться с буйством крови долгое время было не под силу никому.
Никому… кроме меня и то, с каждым новолунием я всё острее чувствовал сладость человеческих самок, и мне порой тоже приходилось выпускать пар и позволять Зверю брать вверх над моей слабой людской сутью.
До сего дня не приходилось вплотную приближаться к резервации. Ванер, Ижер и я с разных сторон делали обход, проверяя ближайшие земли на наличие чужих, а потом, пока я и Ванер оставались в тени леса, Ижер, как главный из нас, скрывался в хороминах, где со смотрителем решал насущие вопросы, которые был обязан донести до Альфы.
Но сегодня, только Ижер обернулся человеком, надел на себя припасённую для таких случаев одежду, хранившуюся в специальном тайнике между валунами у кромки леса, дабы не смущать люд, кои не привык ходить напоказ обнажённым телом, и пошёл в село, меня точно магнитом утянуло прочь.
— Я скоро, — обронил Ванеру, лежащему в тени мохнатой ели и лениво смотрящему на крыши хоромин резервации, загороженной высоким частоколом.
— Угу, — кивнул волколак.
Я оббежал село и становился с другой стороны, краем уха слыша, как собаки от двора до двора лаем заходились. Чуть схоронился за деревьями, чтобы они примолкли и выжидающе стал рассматривать округу.
Недолго сидел, один из зубьев частокола сдвинулся, друг за другом на свободу вылезла стайка детворы: семь мальчишек и пяток девчонок. Разного возраста, от пяти до пятнадцати точно, но всё одно — мелких для того, чтобы гулять за пределами резервации без надзора!
Они весёлой гурьбой побежали к речке, что по эту сторону была чище и удобней для купания.
Я лишь проводил их равнодушным взглядом — это ведь были люди, и меня ничуть не дёрнуло следить за их гулянками.
Продолжал ждать.
Из щели, которую не замкнули, следом показалась пестрая живность людей: несколько куриц и петух. Важно, но с опаской выбрались за пределы ограждения села, и принялась ворошить траву и землю.
Уж вроде засомневался в своём чутье, как вдруг в щель частокола бабочка пролетела, а следом личико девочки с белыми точно молоко волосами показалось. Моё сердце глухо ударилось в груди, я ощерился тихо странной боли.
Она! Это была та самая девочка! В простеньком сарафанчике, лаптях, а светлые волосы тугой косой плетены, да верёвкой подвязаны. Совсем мелкая ещё, года три…
Выглянула, округу обводя любопытным взглядом, а найдя, что искала — а это была та самая яркая, пятнистая бабочка, — кое-как, в ногах и подоле сарафана путаясь, на свободу выбралась.
Улыбнулась лучисто, да за крылатой побежала, ладошками стараясь поймать. Бабочка резво перелетала с места на место, и у человечки никак не получалось её заловить.
Я терпеливо смотрел. Меня не накрывало нежностью и желанием оберегать — во мне Зверь просыпался. Лютый и голодный…
До слюневыделения хотелось тощую шею перегрызть, дабы не мучилась глупая особь более, и когда она уже ступила было к деревьям, даже не дёрнулся — не пристало мне за человечкой бегать, потому и продолжал наблюдать. Сгинет аль нет. Там лес дремучий, живности хищной много, несмотря на соседство с нами.
— Славка, а ну стой! — из мыслей вязких, что проще самому мелкую грохнуть, выдернул вопль мальчишки. Я с неудовольствием глянул на реку, где купалась ребятня. Мальчишка годов десяти, в реке бултыхаясь, увидал, что мелкая близ леса шастала, и тотчас встрепенулся:
— Стой! — горланил яростно. Это был Иржич, единственный сын смотрителя. И то, как он мелкую Славкой назвал Зверю не по нраву пришлось. Славушка ей дали имя от дня помещения в резервацию, и я, как проклятие своё, его даже наедине с собой не произносил. А теперь его звучание, пусть и на пацаний манер, резануло по сердцу.