— С какой это стати? Вы кто такой, чтобы требовать? Личные вещи пациентов выдаются только ближайшим родственникам по паспорту или по личному письменному распоряжению Петра Александровича! Вы правил не знаете, молодой человек⁈
— Мне нужно найти его родных, — спокойно пояснил я. — В его телефоне наверняка есть их контакты.
— Не положено! — отрезала она. — Мы уже сообщили о неопознанном пациенте в полицию, как того требует протокол. Они занимаются поиском. Это их работа, а не ваша. А теперь идите к заведующему за разрешением, если вам так не терпится.
Эх и старая карга. Ничего, я тебя скоро научу вежливому общению.
— Глафира Петровна, — я наклонился к ней, и мой голос стал тихим и вкрадчивым. — Пациент лежит в коме уже второй день. Один. Без единого посетителя. Его родные, возможно, сходят с ума от неизвестности, не зная, жив он или мёртв. А вы из-за дурацкой бумажки, из-за своей принципиальности отказываете им в шансе его найти. Вам самой-то не стыдно?
— Правила есть правила! — она демонстративно вернулась к своему журналу, давая понять, что разговор окончен. — А сочувствие в нашей работе — непозволительная роскошь.
Ладно. Не хочешь по-хорошему — будет по-моему.
— Нюхль, — мысленно приказал я. — Дружище, у меня для тебя новое, очень деликатное задание. Сейф с личными вещами. Телефон пациента Красникова. Притащить. И желательно без свидетелей, чтобы нашу принципиальную медсестру потом не обвинили в халатности.
Костяная ящерица, дремавшая невидимой тенью у меня на плече, оживилась.
Я почувствовал, как он спрыгнул на пол и тут же растворился в тенях под стойкой. Он обожал такие задания.
— Подумайте над моими словами, Глафира Петровна, — бросил я ей громко, чтобы она слышала. — Иногда человечность бывает важнее правил.
Забавно… Некромант говорит о человечности. Докатился. Она лишь презрительно фыркнула, не поднимая головы.
Я шёл к автомату в конце коридора, чтобы залить в себя чашку крепкого, горького чая.
И, конечно же, он был там. Михаил Волконский.
Стоял, лениво прислонившись к стене, с видом человека, который просто вышел подышать больничным воздухом. Как же неубедительно. Даже слепой первокурсник заметил бы, что он караулил именно меня.
— Привет еще раз, бастард, — процедил он, когда я подошёл к автомату. — Слышал, ты теперь у нас спаситель графов?
— Волконский, — я кивнул, нажимая кнопку «чёрный чай без сахара». — Всё ещё зализываешь раны после утреннего позора?
Его лицо моментально покраснело.
— Что это было с графом Ливенталем⁈ Ты специально подставил меня на глазах у всех!
Я спокойно забрал свой дымящийся пластиковый стаканчик.
— Специально? Михаил, для этого мне нужно было бы знать, что ты подойдёшь к графу и начнёшь нести полную чушь про стенокардию. Я, к сожалению, не ясновидящий. Я просто констатировал очевидные факты. И оказалось, что бастард из морга знает медицину лучше, чем выпускник академии. Придётся тебе с этим свыкнуться.
— Ты!..
— Что — я? — я сделал глоток. — Поставил правильный диагноз? Спас жизнь твоему же потенциальному пациенту? Виноват, каюсь, исправлюсь. В следующий раз я обязательно промолчу и позволю тебе спокойно убить какого-нибудь очередного аристократа. Обещаю.
— Это так не останется, Пирогов! Ты меня оскорбил!
— Я это слышу уже третий раз за этот месяц. Можно уже начать пропускать мимо ушей, как белый шум. У тебя есть что-то новое в репертуаре, или мы снова будем слушать эту старую, заезженную песню?
— Ты назвал меня пустозвоном⁈ — он отлепился от стены, его кулаки сжались. — Это оскорбление чести! Я требую сатисфакции! Я вызываю тебя на дуэль!
Я чуть не поперхнулся чаем от смеха.
— Какая дуэль? Окстись, Волконский. Мы в двадцать первом веке, а не в девятнадцатом. К тому же я с пятидесяти метров мухе в глаз попадаю. Это будет не дуэль, а публичная казнь. Успокойся, выпей травяного чаю, тебе полезно для нервов.
— Я тебя не боюсь! — он выпятил грудь, как петух. — Мы должны сразиться! Моя честь этого требует!
Я допил чай и с хрустом смял стаканчик, бросив его в урну.
— Знаешь что? А давай. Давай сразимся. Но на нашем поле. Здесь, в стенах этой клиники.
Он моргнул, явно не понимая.
— Это… это как?
— Очень просто. Медицинская дуэль, — сверкнул я глазами.
Глава 2
Волконский всё ещё стоял у автомата, лихорадочно переваривая моё предложение. Вокруг нас уже начала собираться небольшая толпа из любопытных медсестёр и пары скучающих ординаторов, которые слышали мои громкие крики о дуэли.
— Как это — медицинская дуэль? — наконец выдавил он. — Что за бред ты несёшь?
— Всё очень просто, Михаил, — я отошёл от автомата, давая место следующему в очереди, и заговорил спокойно, но так, чтобы все вокруг слышали. — Никаких пистолетов. Никакой крови. Только чистый интеллект. Мы идём к Сомову. Просим его дать нам одного, сложного, «неясного» пациента, который только что поступил. Которого ещё никто не видел. И ставим ему диагноз. Без опроса, без сбора анамнеза. Только объективные данные: осмотр, пальпация, аускультация и результаты лабораторных анализов. Кто первый назовёт точный, подтверждённый диагноз — тот и победил.
— Это невозможно! — возмутился он. — Без подробного опроса пациента нельзя поставить точный диагноз! Это основы медицины!
Конечно, нельзя. Для тебя. Потому что ты привык, что пациенты сами подробно рассказывают тебе, что и где у них болит. А думать головой — это не твоё. Ты — исполнитель, а не диагност.
— Всё с тобой понятно, дуэлянт, — улыбнулся я. — Струсил? Испугался, что без подсказок пациента твой хвалёный диплом окажется просто красивой бумажкой?
Его лицо из красного стало пунцовым. Я попал в самое больное место — в его профессиональную гордость. Специально говорил так, чтобы вывести его из себя.
— Я не трушу! — взвизгнул он. — Я принимаю твой вызов, бастард!
— Отлично. Когда начинаем? Я готов хоть сейчас.
И тут он поплыл.
— Только… не сегодня, — он вдруг засуетился, лихорадочно ища предлог. — У меня… у меня сегодня важные консультации. Да! В диагностическом отделении. С профессором!
— Ага, конечно, — я кивнул с самым серьёзным видом. — Только у тебя, разумеется, важные дела. А я-то тут так, прохлаждаюсь. Между спасением умирающих от карциноидного криза и вытаскиванием пациентов из клинической смерти. Мелочи, не стоящие внимания.
— Дуэль будет завтра с утра, — Волконский сверлил меня взглядом, полным чистой ненависти.
— Как скажешь, — пожал плечами я. — К вашим услугам в любое время дня и ночи.
Он резко развернулся и ушёл, громко и демонстративно стуча каблуками. Толпа зевак начала расходиться, оживлённо перешёптываясь. Слухи о предстоящей дуэли разлетятся по клинике быстрее любой инфекции.
Завтра будет интересный день. Очень интересный.
Посмотрим, на что способен наш мажор без папиных связей и подсказок от пациентов. Это будет не просто сражение. Это будет публичная казнь его репутации.
Я шёл по коридору, а у лестницы, ведущей в морг, меня уже ждал Нюхль. Он материализовался из воздуха, гордо держа в своих костяных челюстях смартфон последней модели.
Дорогая, блестящая игрушка из стекла и металла — тысяч за сто, не меньше. Выглядел питомец как дикарь из джунглей, нашедший диковинный артефакт.
— Молодец, — я похвалил его, забирая телефон. — Никто не видел, как ты вытаскивал его из сейфа Глафиры?
Ящерица гордо выпятила свою несуществующую грудную клетку и с презрением фыркнула, мол: «Хозяин, ты меня обижаешь своей недооценкой моих воровских талантов».
Я включил экран. Конечно. Пароль. Шесть цифр.
Мысленно перебрал варианты. Дата рождения? Слишком просто и предсказуемо. Последние цифры его личного номера? Возможно. Но у меня не было времени играть в угадайку.
Нужен был специалист.
Больничный IT-отдел или, как его называли сотрудники, «пещера гоблина», располагался в самом дальнем углу подвала, рядом с архивом и гудящей прачечной.
В тесной комнате, заваленной мотками проводов, старыми системными блоками и пустыми кружками из-под кофе, сидел Жора. Местный компьютерный гений, способный, по слухам, и взломать сервер министерства, и починить магический тостер.
— Жора, привет, — я вошёл и положил телефон на его стол, заваленный микросхемами. — Нужна твоя помощь.
— Если комп завис — перезагрузи, — ответил он, не отрываясь от экрана, на котором бежали зелёные строчки кода. — Если принтер не печатает — проверь, есть ли в нём бумага. Если что-то другое — приходи завтра.
— Нужно разблокировать вот это, — я пододвинул телефон ближе.
Он наконец поднял на меня свои красные от недосыпа глаза и посмотрел на смартфон.
— Телефон? Неэтично, Пирогов. Личная информация, закон о защите данных, статья сто тридцать восьмая уголовного кодекса…
— Жора, это телефон пациента в коме, — я решил надавить на его сочувствие. — Красникова, из восьмой палаты. Он лежит у нас уже неделю, один. Ни одного посетителя. Его родные, скорее всего, сходят с ума от неизвестности, обзванивая морги и полицейские участки. А я не могу им позвонить и сказать, что он жив, из-за этого дурацкого пароля. Ты можешь помочь?
Он долго молчал, барабаня пальцами по столу и, видимо, взвешивая на своих внутренних весах этику и человечность. Затем тяжело вздохнул.
— Так звони в полицию, — как ни в чем не бывало сказал Жора.
— Они уже в курсе, — ответил я. — Но что-то не торопятся с поисками. Только представь — где-то не находит себе место мать. Она не знает, что с её сыном. А что, если бы это была твоя?
— Ладно, дай сюда. Но ничего не обещаю. Если там стоит последняя версия операционной системы с полным шифрованием или привязка к отпечатку пальца… то ничего не выйдет. Но я попробую.
— Спасибо. Буду должен.
Я оставил ему телефон и направился к выходу.
Вечерняя смена в морге была моим личным оазисом покоя. Наверху — интриги, дуэли, капризные пациенты. А здесь — тишина и порядок. На дежурстве был Семёныч. После нашего последнего разговора он смотрел на меня с суеверным ужасом, как на ходячего мертвеца, и старался держаться как можно дальше.