“Вера Элизабет Клейторн. Виновна в смерти Сирила Огилви Хэмилтона. Утонул одиннадцатого августа две тысячи двадцать третьего года. Вы намеренно позволили ему заплыть слишком далеко”.
Вера почувствовала, как земля уходит из-под ног. Её улыбка застыла, превратившись в гримасу. Он знает. Имя. Дату.
“Филипп Ломбард. Виновен в смерти двадцати одного человека, племя Календжо…”
Ломбард перестал усмехаться. Его лицо стало маской.
Голос продолжал, методично, безжалостно. Он обвинил Эмили Брент, генерала Макартура, Блора, доктора Армстронга.
“…Энтони Джеймс Марстон. Виновен в смерти Джона и Люси Комбз…”
“…Томас и Этель Роджерс. Виновны в смерти Дженнифер Брейди…”
Когда Голос назвал последнее имя, раздался крик. Этель Роджерс мешком осела на пол.
— Этель! — Томас Роджерс бросился к ней, его невозмутимость слетела.
Комната взорвалась.
— Что за бред?! — взвизгнула Эмили Брент. — Клевета! Я подам в суд!
— Кто это говорит?! — ревел Блор. — Ты, хакер?! Твои штучки?! Отвечай, сука!
— Если бы это был я, — процедил Ломбард, его глаза сузились, — обвинения были бы креативнее. Нет. Это наш хозяин. Мистер Оуэн.
— Нереально… — бормотал доктор Армстронг, его лицо было белым. — Массовая… галлюцинация…
— Нет! — выкрикнула Вера, её голос сорвался. — Это… это психологическая атака! Нельзя поддаваться! Это… токсично!
Она вцепилась в свои же слова, как утопающий в соломинку. На фоне какофонии выделялся смех. Громкий, искренний смех Энтони Марстона. Он хохотал, запрокинув голову.
— Браво! — крикнул он, перекрывая гвалт. — Какое шоу! За это стоит выпить!
Он поднял стакан.
— За нашего мистера Оуэна! И за ставки!
Он залпом осушил его.
Улыбка застыла. Короткий, сиплый звук. Глаза, секунду назад горевшие восторгом, распахнулись в удивлении. Он схватился за горло. Стакан выскользнул из пальцев и с треском разбился о пол. Тело Энтони Марстона рухнуло с глухим стуком.
Никто не двигался. Все взгляды были прикованы к телу. А потом все посмотрели на платформу в центре комнаты.
Голограмма гоночного болида замерцала. По контурам пробежали помехи. С резким звуком, похожим на удаление файла, она распалась на миллионы светящихся пикселей и растаяла. Теперь на платформе сияло девять фигурок.
За окном взорвался свет, и дом содрогнулся от удара грома. Свет погас. Особняк погрузился в полумрак аварийных лент, рисующих на полу уродливые тени. Панорамные окна стали чёрными зеркалами.
Ступор прошёл. Первым очнулся доктор Армстронг. Врачебный инстинкт пересилил ужас. Он бросился к телу.
— Не трогайте! — приказал он дрожащим голосом.
Он опустился на колено. Пальцы нащупали сонную артерию. Пульса не было. Он приподнял веко — зрачок не реагировал. Он присмотрелся к губам Марстона. Неестественный, вишнёво-красный оттенок. И только потом Армстронг уловил его — слабый запах горького миндаля.
— Он мёртв, — констатировал Армстронг. Два слова как приговор для всех.
Он резко отшатнулся. Это был профессиональный ужас специалиста, столкнувшегося с чем-то идеальным и чудовищным. Он медленно поднялся, обводя взглядом застывшие фигуры. Вера, вцепившаяся в подлокотник. Ломбард с каменным лицом. Блор, открывший рот. Судья Уоргрейв, спокойно наблюдающий.
— Цианид, — сказал Армстронг едва слышно. Он откашлялся и повторил громче. — Калия цианид. Быстрого действия. Но… дело не в этом.
Он облизал пересохшие губы.
— Такая чистота… концентрация… Это не то, что можно купить в даркнете. Это… — он замялся. — Это лабораторный образец. Его приготовил тот, кто знает, что делает.
Он сделал паузу, и его следующие слова упали в тишину.
— Химик. Или врач.
В синеватом свете девять пар глаз медленно повернулись и уставились на него. Единственного врача на острове. И в этот момент доктор Армстронг понял, что Голос обвинил его не только в старом грехе. Он только что обвинил его в новом.
Глава 3
Тишина была неправильной. Томас Роджерс проснулся не от сигнала будильника. Шторм стих. За панорамным стеклом висело свинцовое небо, и только глухие удары волн о скалы напоминали о вчерашнем. Он проснулся от холода. На дисплее у кровати светилось: 16°C. “Оракул” решил, что комфорт больше не входит в перечень услуг.
Первой мыслью была вина. Острая, как осколок под кожей. Он спал. Позволил себе забыться, пока Этель рядом с ним ворочалась и тихо плакала. Он слышал её всхлипы, но не нашёл сил протянуть руку. Просто лежал, притворяясь спящим.
Он повернулся.
— Этель… пора.
Она не ответила. Её поза была слишком спокойной. Слишком правильной. Этель никогда так не спала. Сейчас она лежала на спине, слегка откинув голову, словно позировала для старого портрета.
— Этель?
Он коснулся её плеча. Ледяное. Он потряс её, сначала мягко, потом сильнее. Её голова безвольно мотнулась. Паники ещё не было. Был ступор, отказ мозга принять то, что уже видели глаза.
Взгляд метнулся к тумбочке. Пустой стакан. И запах. Едва уловимый, но навязчивый. Химически-сладковатый, как в больничной палате, где только что кто-то умер.
Томас отшатнулся от кровати. Его выдержка, броня дворецкого, треснула. Он смотрел не на жену. Он смотрел на приговор. Он не закричал. Из горла вырвался тихий, сдавленный вой — звук раненого животного.
Этот звук прорезал тишину особняка.
Первым ворвался Блор. Он жил по соседству, и его реакция была быстрой. Он влетел, готовый к драке, но замер на пороге. За его спиной сгрудились остальные. Вера Клейторн прижала руку ко рту. Ломбард, уже одетый, стоял поодаль, его лицо — маска, но в глазах мелькнул интерес аналитика. Доктор Армстронг, бледный и осунувшийся, протиснулся к кровати. Отработанными движениями проверил пульс, приподнял веко.
— Она мертва, — его голос был ровным. — Похоже на передозировку снотворного. Умерла во сне, несколько часов назад.
Каждое слово было правильным, медицински точным. Поза Этель, её мёртвое лицо — всё это было эхом той женщины на его операционном столе. Той, которую он убил. Его руки мелко задрожали. Быстрым движением он сунул их в карманы халата.
Никто не произнёс ни слова. Инстинкт погнал их из комнаты смерти в гостиную. Они остановились, глядя на круглую платформу в центре. В этот момент, словно по команде, вторая голографическая фигурка замерцала. Изображение пошло помехами. Раздался тихий звук, похожий на визг умирающего модема, и голограмма распалась на миллионы пикселей, которые растаяли в воздухе.
Теперь их было восемь.
Тишина взорвалась.
— Это он! — Блор ткнул пальцем в сторону Армстронга. — Снова он! Врач! Кто, блядь, ещё мог подсунуть ей снотворное?! Он же сам сказал — передозировка!
— Это… абсурд! — Армстронг заикался, его лицо стало ещё белее. Он вытащил руки из карманов, чтобы жестикулировать, и тут же спрятал их обратно. — У меня не было… я…
— “Не”?! — взревел Блор. — Ты единственный тут докторишка! Марстона отравил, теперь эту женщину…
Вера Клейторн выступила вперёд, её голос срывался.
— Ребятки, тихо! Пожалуйста! Нам нужно… нам нужно проработать эту панику! Давайте…
— Заткнитесь.
Голос Ломбарда прорезал шум, как лазер. Все повернулись к нему. Он стоял, прислонившись к стене.
— Просто, блядь, заткнитесь. Ваша истерика — бесполезный шум. Это то, чего он и ждёт.
Он обвёл всех тяжёлым взглядом.
— Думать надо, — продолжил он, отталкиваясь от стены. — Марстон — цианид. Роджерс — снотворное. Убийца не снаружи. Он здесь.
Он остановился в центре комнаты.
— Или на этом острове есть кто-то ещё, — он повернулся к Блору и Армстронгу. — Значит, так. План простой. Армстронг, Блор — со мной. Мы прочешем этот чёртов остров. Каждый камень, каждую нору. Остальные, — он обвёл взглядом Уоргрейва, Веру, Макартура и оцепеневшего Томаса, — запритесь здесь. Забаррикадируйте дверь. И никого, сука, не впускайте, пока не услышите мой голос. Ясно?
Наступила тишина. План был грубым, но он был планом. И тут раздался другой голос. Тихий, скрипучий.
— Превосходный план, мистер Ломбард. Логичный и, пожалуй, единственно верный.
Судья Уоргрейв медленно поднялся из кресла. Он поправил очки и сложил кончики пальцев “домиком”. На фоне всеобщей паники его самообладание выглядело нечеловеческим.
— Однако, позволю себе заметить, — продолжил он, и его глаза блеснули, — что обыск острова, скорее всего, лишь подтвердит очевидное. Мы в замкнутой системе. Ipso facto, ответ следует искать не снаружи, а внутри.
Он обвёл взглядом их испуганные лица. Он не боялся. Он анализировал.
Ветер на побережье хлестал по лицу солёными брызгами. Ломбард шёл первым, перепрыгивая с одного мокрого валуна на другой, сверяясь с планшетом. Он видел этот остров не как клочок земли. Он видел его как враждебную систему, которую нужно взломать. Он искал не человека. Он искал бэкдор.
За ним, тяжело дыша, тащился Блор. Он заглядывал под кусты, пинал камни. Его полицейский опыт здесь был бесполезен.
— Ни хрена! — прорычал он. — Ни единого отпечатка. Будто тут и не ходил никто!
— Потому что никто и не ходил, — бросил через плечо Ломбард. — Наш убийца сидит в тепле и, скорее всего, пьёт кофе.
Армстронг плёлся последним. Бесполезный. Тень. Они обошли остров по периметру. Скалы, рощица скрюченных сосен, технические выходы — всё было чистым и закрытым. Наконец, они вышли к причалу. Ломбард опустился на колени у аварийного щитка, подключил свой планшет. На экране побежали строки кода. Он просматривал не только логи, но и архитектурный план здания. Всё сходилось, кроме одного. Небольшая область возле серверной была обозначена как техническая пустота, но к ней не вело ни одного видимого входа. Мёртвая зона. Он отмахнулся от этой мысли, списав на странность архитектора.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Блор.
Ломбард молча прокручивал данные.
— Так… вот. С момента нашего прибытия никаких аномалий. Потом — аварийное отключение. Никаких судов, никаких дронов. Ничего.