— Он в доме, — упрямо твердил Блор, расхаживая по гостиной. — Прячется. Ждёт.
— Он не мог выйти незамеченным, — Ломбард запустил пальцы в волосы. Унижение от провала со взломом сменилось холодной, злой энергией. — Был другой способ. Который мы не видим.
— Я никуда не пойду, — отрезал Блор. — Обыскивайте свой остров.
Вера посмотрела на Ломбарда. Спорить с Блором было бесполезно.
— Хорошо, — сказал Ломбард. — Сиди. Охраняй диван. Мы с Верой пройдёмся по берегу.
Утро было серым и безветренным. Воздух пах мокрым гранитом и водорослями. Они шли молча. Океан был спокоен, ленивые волны лизали тёмный песок.
— Смотри, — голос Веры был тихим.
Он проследил за её взглядом. Там, на мелководье, запутавшись в водорослях, лежало тело.
Это был Армстронг.
Он лежал на спине, глядя в серое небо. Лицо спокойное. Ни следов борьбы, ни крови. Ломбард присел на корточки. Холодная волна омыла его ботинки. В голове всплыла строчка: “Одна красная селёдка взяла и проглотила одного…”
Их обманули. Инсценировка смерти Уоргрейва была красной селёдкой. Убийца был жив.
Взгляд скользнул по песку… и зацепился за неестественный блик у головы Армстронга. Ломбард разгрёб пальцами влажные песчинки. Что-то царапнуло ноготь. Не камень.
Он подцепил предмет. Крошечный, не больше ногтя. Чёрный пластик и стекло. Объектив. Разбитый объектив микрокамеры.
В голове что-то щёлкнуло. Громко, как выстрел. Аудиозаписи. “Оракул”. Идеально прибранная комната. Словно сцену подготовили. И теперь это. Камера.
Это не просто месть. Это шоу.
Их снимают. Каждое движение. Каждая смерть. Это не трагедия. Это, блять, контент. Они не жертвы. Они актёры. И убийца — не просто палач. Он режиссёр.
По спине пробежал озноб, не имеющий ничего общего с утренней прохладой. Это было хуже, чем маньяк. Это было производство. Их страх монетизировали.
Он посмотрел на Веру. Она стояла, обхватив себя руками, и смотрела на тело. Сказать ей? Нет. Эта правда её уничтожит. А ему нужен был союзник, не обуза. Это была новая переменная. И теперь у него было то, чего не было у убийцы. Знание. Он знал, что есть зрители. Мёртвый зритель не заплатит.
— Пойдём, — сказал он ровно.
Он встал и сжал объектив в кулаке так, что осколки впились в кожу.
Голод был животным. Он грыз Блора изнутри, делая его злым и глупым. Он сидел один в гостиной, и каждый звук заставлял его вздрагивать. Ломбард и эта вертихвостка. Сговорились.
Нужно поесть. Паранойя родила план, показавшийся ему гениальным. Кухня. Там консервы. Но идти через дом опасно. А что, если… снаружи? Обогнуть дом и войти через заднюю дверь. Он их перехитрит.
Блор подошёл к стеклянной двери на террасу. Замок щёлкнул. Он сделал шаг на гладкие гранитные плиты. На секунду он почувствовал себя хозяином положения.
Он услышал звук. Тихий, механический.
ВжжжПоследним, что он увидел, была тень. Прямоугольная, летящая вниз. Последним, что он почувствовал, было ничто.
…
Ломбард и Вера молча поднимались к дому. Они увидели это одновременно. Распахнутая дверь на террасу. Они побежали.
На гранитных плитах, в луже того, что уже перестало быть человеком, лежал Генри Блор. Раздавленный огромным каменным блоком.
“И медведь большого роста одного схватил в объятья…”
Вера издала сдавленный стон и отвернулась, её рвало прямо на дорожку. Ломбард не отводил взгляда. Он смотрел на тело, на плиту, на безупречно ровный край, с которого она сорвалась. Не случайность. Казнь.
Он вошёл в гостиную.
На голографической платформе в центре комнаты мерцала и распадалась на пиксели ещё одна фигурка. Осталось две.
Ломбард медленно повернулся к Вере, которая, шатаясь, вошла следом. Их взгляды встретились.
В доме воцарилась тишина. Они были одни. Наконец-то одни.
Глава 8
Шторм кончился. Не плавно, не затихая — просто оборвался. Оглушающий грохот волн сменился их тяжёлым, маслянистым шёпотом. Рухнувшая стена звука обнажила тишину, и тишина эта была хуже бури. Она позволила проступить гулу, который раньше тонул в хаосе. Низкочастотный, едва уловимый. Он шёл отовсюду: от стен, от пола, от потолка. Гул серверов “Оракула”. Гул тюрьмы.
Вера Клейторн сидела в углу дивана, обхватив колени. Она смотрела не на Филиппа Ломбарда у панорамного окна, а на его отражение. Там, в искажённом мире зазеркалья, его силуэт застыл на фоне серого рассвета.
Остались только они. Двое. Число гудело в голове громче серверов.
Так, Вера. Дыши. Ты в ресурсе. Ты контролируешь…
Её собственные мантры, тысячи раз проданные подписчикам, звучали в голове как помехи в сломанном приёмнике. Голос лайф-коуча тонул в ужасе, который шептал совсем другое: Он ждёт. Хищник. Самый умный, самый быстрый. Он оставил тебя на десерт.
Ломбард в отражении шевельнулся. Вера вздрогнула.
Он не смотрел на неё. Он изучал потолок, потом стены. Взгляд сканировал пространство. Вектор атаки, — пронеслось в её голове одно из его словечек.
Паника расползалась по венам, как вирус. Она заставила себя вдохнуть. Воздух был холодным, пах мокрым камнем и солью. И чем-то ещё. Стерильным. Запахом работающей техники.
Ломбард наконец повернулся. Его лицо в тусклом свете было маской усталости.
— Тело, — сказал он. Голос хриплый, без обычной насмешки. — Нужно убрать его.
Вера молчала. Ловушка? Он хочет выманить её наружу?
— Птицы, — продолжил он, будто прочитав мысли. — И… это напоминание. Мешает думать.
Логично. Слишком логично.
— Я не… — голос сорвался на писк.
— Вера, — он посмотрел ей в глаза. — Либо мы делаем это вместе, либо сидим здесь, пока один из нас не прикончит другого. Я за первый вариант. Он продуктивнее.
Продуктивнее. Слово, вырванное из её лексикона, ударило как пощёчина.
Она медленно кивнула и поднялась. Ноги дрожали.
Сырой ветер ударил в лицо. Берег был завален спутанными комьями водорослей, похожих на космы утопленниц, щепками, кусками пластика. Тело Армстронга лежало между двумя мокрыми валунами, глядя в серое небо. Волны лениво набегали на его ботинки. Сломанная марионетка.
Ломбард подошёл первым.
— Берём за руки и ноги. Оттащим за тот выступ.
Вера наклонилась, её пальцы коснулись холодной, промокшей ткани пиджака. Склизкой. Пахнущей морем и тиной.
— На счёт три, — скомандовал Ломбард. — Раз… два…
На “три” они рванули. Мышцы Веры, привыкшие к пилатесу, взвыли. Кроссовки заскользили на мокром камне.
И в этот момент, когда Ломбард, крякнув, был полностью сосредоточен на ноше, она сделала это. Она поскользнулась — или сделала вид, что поскользнулась, — качнувшись вперёд. Левая рука, невидимая ему, метнулась к его поясу. Пистолет. Она видела его раньше. Пальцы нащупали пластик кобуры. Замок. Где замок? Она ткнула раз, другой. Ничего. Ломбард качнулся, и её сердце рухнуло. Но в этот момент палец нажал на что-то утопленное в пластик.
Щелчок.
Она замерла, уверенная, что он всё услышал. Но он лишь крякнул от натуги. Тогда она, уже не таясь, вцепилась в рукоятку и выдернула оружие. Тяжесть. Власть. Она выпрямилась, пряча пистолет за пояс джинсов под курткой.
— Осторожней, — бросил Ломбард через плечо.
— Камни… скользкие, — выдавила она. Сердце билось в ушах, вытесняя шум прибоя.
Они отволокли тело за скалистый выступ. Ломбард отряхнул руки.
— Теперь обратно, — сказал он, поворачиваясь. — И забаррикадироваться.
В его голосе не было угрозы. Только деловитость. Но Вера уже не слышала. Она чувствовала холодную тяжесть у себя за спиной. Контроль.
Они вернулись в гостиную. Ломбард прошёл к платформе с голограммами. Две фигурки всё ещё светились там.
— Так, проверить все замки, — начал он, скорее говоря сам с собой. — И подумать…
Она не дала ему договорить. Звук передёрнутого затвора был оглушительным. Резкий, металлический, окончательный.
Ломбард замер. Медленно обернулся. Его глаза сфокусировались на пистолете в её руке. Рука дрожала, но ствол смотрел ему в грудь.
— Стой, — её голос был чужим, высоким. — Не двигайся.
На его лице промелькнуло понимание, смешанное с горькой иронией. Он медленно поднял руки.
— Коуч, — сказал он, и в голосе вернулся ледяной сарказм. — Успокойся. Подыши. Ты сейчас… не в ресурсе.
— Не смей! — взвизгнула она. — Не смей так со мной говорить!
Её мир сузился до этого человека и чёрного дула.
— Это ты, — выдохнула она. — Всё время… это был ты. Твой… аудит безопасности! Это… это оно и есть, да?! Этот… перформанс!
— Какой перформанс? Вера, опусти ствол.
— Я всё понимаю! Я вижу тебя насквозь! Ты наслаждался, да? Как они умирали… Как Блор попался в твою ловушку! Как Армстронг… Ты и его убил!
Ломбард смотрел на неё, и сарказм на его лице сменился тревогой. Он понял, что логика бессильна. Что её разум — разбитое зеркало. Он решил использовать последний козырь. Правду.
— Вера, слушай! Это не я. Это… это шоу. Понимаешь? Ёбаное шоу.
Она моргнула. Слово повисло в воздухе.
— У Армстронга была камера, — говорил он, пытаясь пробиться сквозь стену её безумия. — Нас крутят в прямом эфире. В даркнете. Для ублюдков, которые платят криптой. Убийца — Уоргрейв! Он режиссёр, а мы — его контент!
Он ожидал шока. Ужаса. Но он не учёл, во что превратился её разум.
Она посмотрела на него и рассмеялась. Тихим, булькающим смехом.
— Шоу?.. — прошептала она. — Ты… ты знал?
Смех оборвался.
— Ты всё это время знал и молчал? Ты… — её голос сорвался, — ты смотрел? Вместе с ними?!
Вот оно. В её искажённой реальности он был не просто жертвой. Он был соучастником. Зрителем. Её собственная вина за утонувшего Сирила, вина, которую она так тщательно “прорабатывала”, выплеснулась наружу, спроецировавшись на него.